Ознакомительная версия.
– Так же было и перед тем, как она поехала на работу в Акита. Мы спим врозь, и я ничего особенного с ней не делаю.
Я достал из холодильника колу и выпил. Предложил ему, но Ёсияма отмахнулся и опустошил свою рюмку с джином.
– Она все твердит, что хочет на Гавайи. Когда-то давно, помнишь, она говорила, что, может быть, ее отец живет на Гавайях? Я думал накопить немного капусты и послать ее туда, хотя не уверен, что тот тип на Гавайях на самом деле ее отец, но все же…
Ёсияма прижал руку к груди, встал и выскочил наружу. Я слышал, как он блюет в сточную решетку. Рэйко совсем отрубилась. Она тяжело дышала. Я достал одеяло из комода, стоявшего за занавеской, и прикрыл ее.
Он вернулся, держась руками за живот и вытирая рот рукавом рубашки. Желтая блевотина налипла на подошвы его резиновых сандалий, и кисловатый запах распространялся от его тела. До меня доносилось неровное дыхание Рэйко.
– Ёсияма, приходи завтра на вечеринку.
– Да понимаешь, Кэй ждет этого, говорит, что хочет повторить все с теми черномазыми, поэтому… в общем, ты должен меня понять… А что сегодня случилось с Рэйко? Она словно взбесилась! – Ёсияма присел напротив меня и отхлебнул глоток джина.
– Вчера у меня дома она поссорилась с Окинавой. Знаешь, ей не нужно было ширяться. Она слишком толстая, и вены у нее трудно найти, вот Окинава и потерял терпение и всадил все себе, а потом в нее тоже, все до конца.
– Какие же они болваны, оба. И ты, как идиот, тупо за всем этим смотрел?
– Почему? Я и сам укололся. Лежал пластом на постели и уже думал, что дам дуба. Я перепугался, что всадил себе слишком много, всерьез перепугался.
Ёсияма проглотил еще две таблетки «Ниброль», растворив их в джине.
В брюхе у меня было пусто, но есть не хотелось. Решив, что не мешало бы проглотить немного супа, я посмотрел на кастрюлю, стоявшую на плите, но поверхность супа являла собой серую пленку, а тофу под ней было склизким и разварившимся. Ёсияма сказал, что хочет выпить кофе с молоком, и тогда я убрал суп и подогрел кофе.
Ёсияма разбавил кофе молоком до самого края кружки, которую крепко сжимал, обеими руками поднося ко рту. Он завопил: «Больше не могу!» – и блевотина выползла сквозь его сжатые губы, как вода из игрушечного пистолета, и сгустками начала падать на стойку.
– О, бля, кажется, я переборщил с выпивкой, – сказал он, заглотив джин, оставшийся в его стакане. Когда он закашлялся, и я похлопал его по спине, он обернулся и сказал: – Ты славный парень! – Губы у него были искривлены. От его липкой и холодной спины исходил какой-то кисловатый запах.
– Думаю, тебе известно от Рэйко, что потом я вернулся в Тояма. После того как я побывал у тебя, мама умерла, ты, наверно, слышал?
Я кивнул, стакан Ёсияма снова был полон джина. Мой распухший язык не воспринимал переслащенный кофе.
– Странное чувство, когда кто-то умирает у тебя на руках. Со мной такое случилось впервые. А с твоими родными все в порядке, Рю?
– Они в порядке, тревожатся обо мне. Я получаю от них весточки.
Закончилась последняя мелодия «Left Alone». Игла проехала до конца со звуком разрываемой ткани.
– Ну вот, короче говоря, я взял Кэй с собой, она сказала, что лучше поехать в Тояма, чем оставаться одной в нашей хате. Понимаешь, что она тогда чувствовала? Мы жили в гостинице за две тысячи йен без питания, что довольно дорого.
Я выключил стерео. Рэйко высунула из-под одеяла свои грязные ступни.
– И знаешь, потом, в день похорон, Кэй позвонила мне и попросила на некоторое время вернуться, потому что чувствует себя слишком одиноко. Когда я сказал, что не могу приехать, она заявила, что просто покончит с собой. Я был в шоке и поехал. Она сидела в грязной комнате на шесть татами и слушала радио. Она пожаловалась, что не может поймать станцию FEN. Пойми, что это нелепо – ловить в Тояма местную американскую станцию. И потом она стала спрашивать всякие глупости про мою мамашу, полный идиотизм. Она как-то странно смеялась, пойми, это было просто ужасно. В самом деле. Спрашивала, каким было лицо моей матери в момент смерти и правда ли, что, прежде чем положить покойников в гроб, их гримируют. И когда я сказал: «Да, ее загримировали», она спросила: «А какой фирмы был грим? „Макс Фактор“, „Ревлон“, „Канэбо“?» Откуда мне было знать? Потом она начала чихать, сказала, что ощущает себя совершенно одинокой, а после разрыдалась.
Я вполне понимаю, как она тогда себя чувствовала, я понимаю, что она должна была ощущать одиночество, особенно в такой день.
Сахар опустился на дно чашки с кофе. Я проглотил его не раздумывая, и от такого количества сахара меня замутило.
– Да, я прекрасно это понимаю. Но послушай, ведь это моя, моя мама умерла. Кэй плакала и что-то бормотала. А потом достала из шкафа простыню и разделась. То есть не успел я похоронить мать, как эта голая полукровка полезла ко мне. Ты понимаешь, Рю, что я имею в виду? Я был не против этим заняться, но в данном случае это было несколько, как бы сказать… несколько…
– И ты не стал?
– Как я мог? Кэй вопила, и это меня раздражало, как, знаешь, эти мыльные оперы по телику. Мне даже показалось, что я оказался одним из персонажей подобной оперы. Я испугался, что нас могут услышать в соседней комнате, и мне стало стыдно. Я не знаю, о чем тогда думала Кэй, но в любом случае с той поры наши отношения испортились.
Тишина нарушалась только дыханием Рэйко. В ритме ее дыхания поднималось и опускалось пыльное одеяло. Иногда в дверь заглядывали какие-то алкаши.
– С тех пор это стало невыносимым, хотя и прежде мы иногда ссорились. Но сейчас почему-то все стало иначе, знаешь, стало как-то по-другому. И хотя до того мы говорили про поездку на Гавайи и долгое время строили планы, ты же видел, как это выглядело сегодня? И секс с ней уже не в радость, я предпочел бы сходить в одну из так называемых «турецких бань».
– А твоя мать болела?
– Думаю, что это можно назвать и так. Ее тело износилось. У нее ослабло зрение, и когда она умерла, то была намного меньше, чем прежде. Я сильно тосковал о своей матушке. Раньше мне казалось, что уж меня-то это мало заденет, но я тосковал.
Знаешь, она занималась продажей в разнос лекарств из старомодной аптеки в Тояма. Ребенком я часто ходил с ней. Она целый день бродила с этой котомкой на спине, размером с коробку у продавцов мороженого. Знаешь, по всей стране на это находятся постоянные покупатели. Ты помнишь бумажные пакеты, которые можно надуть и потом хлопнуть? Она раздавала их бесплатно. Я часто с ними развлекался.
Когда сейчас вспоминаю об этом, все кажется забавным. Тогда это казалось чем-то стоящим – я мог целый день забавляться с ними. Если бы попытался заняться этим сейчас, мне это быстро бы надоело, даже тогда было скучно, не могу припомнить, чтобы когда-нибудь получал от этого удовольствие. Однажды я ждал мамашу в той гостинице, ты ее знаешь, и вдруг отключили электричество, и я понял, что солнце уже село и начинает темнеть. Я перепугался и не мог ничего сказать горничным, поскольку тогда даже в начальную школу не ходил. Я прошел в угол, куда с улицы проникал слабый свет. Даже сейчас помню, как тогда перепугался при виде той крошечной улицы и пропахшего рыбой города.
Издалека послышалось гудение автомобиля. Ёсияма снова вышел на улицу. Я пошел следом. Мы стояли рядом и блевали в сточный люк. Левой рукой я оперся о стену и засунул пальцы в рот. Желудок сжался, и оттуда хлынула теплая жидкость. По груди и животу прокатились спазмы, горло и рот мне забили кислые комочки, десны онемели, а потом все хлюпнулось в воду.
Когда мы вернулись в дом, Ёсияма сказал:
– Знаешь, Рю, когда я так блюю и у меня переворачиваются все кишки, я с трудом удерживаюсь на ногах и почти ничего не вижу, но тогда мне хочется женщину. Даже если бы рядом и оказалась какая-нибудь, я не смог бы на нее залезть, мне не удалось бы даже раздвинуть ей ноги. Но при этом мне все же хочется женщину. Не хуем, не головой. Все мое тело, вся моя сущность просто содрогается от предчувствия этого момента. А как у тебя? Тебе понятно, что я имею в виду?
– Ага, тебе хочется не столько уебать ее, сколько убить?
– Ты совершенно прав. Душить ее, срывать с нее одежды, засунуть ей в задницу палку или что-нибудь вроде этого. И она должна быть классной цыпочкой вроде тех, что разгуливают по Гиндзе.
Из сортира вышла Рэйко. Сонным голосом она выдавила:
– Привет, заходите. – Ее брюки были расстегнуты.
Она чуть не упала, я подбежал и поддержал ее.
– Спасибо, Рю, кажется, теперь немного поспокойней? Дай мне немного воды. У меня пересохло во рту…
Голова ее поникла. Пока я вытаскивал кубики льда, Ёсияма раздевал ее, лежащую на диване.
В объективе «Никомата» отражались темное небо и маленький круг солнца. Когда я наклонился, чтобы там отразилось мое лицо, Кэй кинулась на меня.
Ознакомительная версия.
