Ознакомительная версия.
– Покажи мне, где летает твоя птица, гляди, нет там никакой птицы!
Я разбил об пол стакан из-под бренди. Лилли в ужасе закричала. Осколки стекла разлетелись по полу и теперь лежали, поблескивая.
– Лилли, вон та птица, присмотрись, этот город и есть птица, в нем нет людей, нет ничего живого, разве ты не видишь, что это птица? В самом деле не видишь? Когда тот парень орал ракетам, чтобы они взорвались в пустыне, он пытался убить эту птицу. Мы должны убить птицу, ведь, если ее не убить, я перестану что-либо понимать, мне мешает эта птица, она заслоняет собой все, что мне хочется видеть. Я убью эту птицу, Лилли, если я этого не сделаю, то убьют меня. Лилли, где ты, пойдем и вместе покончим с этой птицей. Я ничего не вижу, совсем ничего.
Я начал кататься по полу. Лилли выбежала из дома.
Снизу донеся звук отъезжающей машины.
Птица продолжала летать, кружить за окном. Лилли ушла, и огромная черная птица прилетела сюда. Я подобрал с ковра осколок стекла и вонзил его в свою дрожащую руку.
* * *
Облачное небо окутывало меня и спящую больницу белым, мягким одеялом. Когда ветер охладил мои все еще пылавшие щеки, до меня донесся шелест листьев. Ветер принес влажность, запахи ночных растений, запахи растений, способных свободно дышать только по ночам. В больнице светились лишь дежурные красные огоньки у входа и в приемном покое, другого света не было видно. Во многих окнах, отороченных узкими алюминиевыми рамами, отражалось дожидающееся рассвета небо. Я подумал, что пересекающая небо фиолетовая ломаная линия является просветом в облаках.
Время от времени фары проезжающих мимо машин освещали кусты, напоминающие детские шапочки. Выброшенным мотылькам досюда не добраться. На земле лежало несколько камешков с прилипшими к ним стеблями сухой травы. Когда я попытался приподнять некоторые из них, то обнаружил, что они покрыты утренней росой. Они напоминали мертвых насекомых, покрытых холодным потом.
Когда я вышел из комнаты Лилли, мне казалось, что единственной живой частью меня оставалась кровоточащая левая рука. Я положил в карман осколок стекла, с которого еще стекала кровь, и выбежал на окутанное туман ной дымкой шоссе. Все двери и окна домов были закрыты, никакого движения. Мне казалось, что меня проглотило какое-то огромное существо и теперь я кувыркаюсь у него в животе, подобно герою какой-нибудь сказки.
Я все время падал, отчего осколок стекла в моем кармане рассыпался на мелкие кусочки.
Я несколько раз упал, когда шел через пустырь. Я лежал и покусывал влажную траву. Горечь травы обожгла мне язык, и жучок, сидевший на траве, оказался у меня во рту.
Жучок дрыгался и сучил крошечными лапками.
Я засунул в рот палец и достал оттуда круглого жука с узором на спине, склизкого от моей слюны. Поднявшись на мокрые лапки, он снова направился в траву. Пока я ощупывал языком те места на деснах, которые поцарапал жучок, роса с травы охладила мое тело. Меня обволакивал запах трав, и я почувствовал, как жар, терзавший мое тело, медленно уходит в землю.
Все то время, пока я лежал на траве, я ощущал какое-то прикосновение. И даже сейчас, когда я лежу ночью в саду этой уютной больницы, все остается прежним. Огромная черная птица продолжает парить надо мной, а я, горькие травы и круглый жучок затягиваемся в ее чрево.
Если мое тело не высохнет, став таким же твердым, как мотыльки, превратившиеся в камни, я не смогу избавиться от этой птицы.
Я достал из кармана осколок размером с ноготь и стер с него кровь. В этом крошечном осколке отражалось проясняющееся небо. Под небом простиралась больница, а вдали виднелись обсаженная деревьями улица и город. Очертания города, напоминающего отраженную тень, принимали форму странных опухолей. В точности как те, что были у Лилли, когда мы бежали под дождем, и я чуть не убил ее – белые кривые линии, появлявшиеся на мгновение после раската грома. Это были нежные кривые, напоминающие туманный горизонт над бушующим морем или белую женскую руку.
Не знаю, с каких пор меня преследует эта извилистая белизна.
Осколок стакана со следами крови, впитав предрассветный воздух, выглядел почти прозрачным.
Он казался мне безгранично голубым, почти прозрачным. Когда я поднялся и направился домой, то по дороге думал о том, что мне хочется уподобиться этому осколку и самому отражать гладкое белое вздутие. Мне хочется, чтобы и другие увидели великолепные изгибы, отражающиеся во мне.
Кромка неба посветлела, и осколок стакана затуманился. Когда до меня донеслось пение птиц, в стекле уже ничего не отражалось, абсолютно ничего.
Возле тополя перед моим домом по-прежнему лежал выброшенный накануне ананас. От его срезанной верхушки продолжал исходить все тот же запах.
Я опустился на четвереньки и ждал появления птиц.
Если птицы, кружась, опустятся на землю, залитую теплым светом, моя длинная тень дотянется до них и укроет их вместе с ананасом.
Письмо к Лилли: Послесловие
Лилли, где ты сейчас? Кажется, это было четыре года назад, когда я снова попытался тебя навестить, но тебя не было дома. Если ты прочтешь эту книгу, то свяжись со мной.
Я только что получил письмо от Августы, которая вернулась в Луизиану. Она пишет, что стала водителем такси. Просила передать тебе привет. Возможно, ты уже вышла замуж за японского художника-полукровку. Но меня не волнует, замужем ты или нет, мне просто хотелось бы однажды увидеть тебя еще раз. Один-единственный раз. Мне хотелось бы, чтобы мы снова вместе спели «Que sera sera».
И не считай, что, написав эту книгу, я стал другим. Я точно такой, каким был тогда.
Ознакомительная версия.
