У нас с отцом проблемы с сердцем, какие-то там шумы. Я в детстве очень много болел. Три или четыре раза лежал с пневмонией, причем каждый раз в больнице. У меня всегда был недостаточный вес, я был тощий и хилый. У людей просто руки чешутся отлупить такого недоноска.
В соседних комнатах постоянно звонят телефоны. С улицы доносится шум машин, мчащихся по четырехрядному шоссе.
– Когда я писал эту книгу [автобиографию], – рассказывает Мэнсон, – я не задумывался о том, что похож на своего деда. Только когда дописывал последние страницы, меня осенило. В детстве я его воспринимал как какого-то монстра, потому что у него в доме хранились женская одежда, искусственные члены и тому подобное, а в конце моей истории я стал еще более омерзительным созданием, чем был мой дед. Кажется, я никому об этом раньше не рассказывал, – говорит Мэнсон, – но в прошлом году я выяснил, что отец и дед не ладили между собой. Мой отец пришел с вьетнамской войны, и его выгнали с работы, сказав, что он задолжал за квартиру. Это действительно какая-то темная история, которая мне всегда не нравилась. И отец в прошлом году рассказал, что узнал, будто мой дед – ненастоящий его отец. Для меня это был удар, я отказывался верить своим ушам, но, с другой стороны, это многое объясняло, например, почему дед всегда так плохо относился к нему, почему у них были такие скверные отношения. Жутко даже подумать, что дед мне не родной.
Подозреваю, что символы смерти притягивают меня с такой силой потому, что в детстве я жутко боялся умереть – я вечно болел, а у родных было плохое здоровье, – так что мной очень долго владел страх смерти, причем постоянно. И потом еще был страх дьявола. Страх конца света. Вознесение на небеса – христианский миф, которого, как я недавно выяснил, даже нет в Библии. Всего этого я теперь не боюсь. Теперь я сам стал тем, чего когда-то боялся.
На своем чердаке Мзнсои толкует пятую карту: Повешенный.
– Пятая карта объясняет ваше недавнее прошлое, – говорит он. – Она означает недавно произошедшую перемену. В моем случае это значит, что я сосредоточен на себе самом и, возможно, пренебрегаю дружбой и близкими отношениями.
Я родился в шестьдесят девятом, к это был примечательный год. В нем много чего вместилось. Особенно эта пластинка «Holy Wood». Потому что шестьдесят девятый стал концом очень многих вещей. В культуре все так сильно изменилось, и, мне кажется, примечательно, что я родился именно в этом году. Шестидесятые подходили к концу. Хаксли и Кеннеди умерли в один и тот же день. Для меня это стало началом некой схизмы или воротами в будущее. Я стал во всем этом усматривать параллели. Олтамонт был похож на Вудсток-99. Дом, в котором я живу… в нем жили «Роллинги», когда сочиняли песню «Let it bleed». Я отыскал «Cocksacker Blues», давно забытый фильм, который они сняли. Там видно, как они сидят в моей гостиной и сочиняют «Gimme shelter». A «Gimme shelter» была песней, в которой содержится символ трагедии в Олтамонте. Потом были эти убийства, которые совершил Мэнсон и которыми я всегда был одержим еще с детства.
– Мне всегда не давала покоя одна вещь, – объясняет он. – Никсон на суде заявил, что Мэнсон виновен. А все потому, что Никсона самого обвинили в то. м, что на нем лежит ответственность за все то, что происходит в обществе и культуре. То же самое случилось и с Клинтоном, когда тот сказа): «Почему молодежь ведет себя так агрессивно? Это Мэрилин Мэнсон виноват. Кино виновато. Виновата эта игра». А после этого он посылает за океан самолеты бомбить людей. И еще удивляется, почему молодежь берется за бомбы и убивает людей…
Мэнсон приносит свои акварели и мрачные разноцветные портреты-кляксы работы Макговен, сделанные в манере тестов Роршаха. Картины он рисует не столько красками, сколько раствором, который получается после того, как прополоскал в воде кисти. На одной из них изображены улыбающиеся головы Эрика Харриса и Дилана Клебольда, насаженные на растопыренные пальцы – символ мира.
– Оказывается, они не были моими поклонниками, – говорит Мэнсон. – Один репортер из Денвера провел свое расследование и выяснил, что я им не нравлюсь, потому что они считают, будто я продался толстосумам. Им по душе более крутой андеграунд. Меня ужас как достало то, как пресса хватается за какую-нибудь ерунду, которая потом разрастается как снежный ком. А все потому, что я слишком уязвимая мишень. У меня вид такой, будто я повинен во всех грехах.
Он говорит:
– Меня часто спрашивают: «Что бы вы им сказали, будь у вас возможность поговорить с ними?» И я отвечаю: «Ничего. Я бы их выслушал». В том-то и заключается проблема. Никто не слышал того, что они говорили. Если бы вы слышали, то наверняка знали бы, в чем дело.
Странно, принято думать, что музыка – это прежде всего то, что мы слушаем, а по-моему, музыка тоже слушает нас и не выносит суждений. В музыке любой ребенок может найти то, с чем он себя идентифицирует. Или любой взрослый. Это таксе место, куда можно отправиться, не боясь, там тебе начнут промывать мозги. Там нет никого, кто бы указывал, во что верить, а во что нет.
Мэнсон объясняет шестую карту: Звезда.
– Зта карта символизирует будущее, – говорит он. – Звезды. Она означает большой успех.
Он рассказывает:
– Я долгое время даже не представлял, что приближается этот момент. Я никогда не заглядывал дальше, потому что всегда считал, что либо уничтожу себя, либо меня кто-то убьет. В некотором смысле я одолел мечту. А это страшно – все равно что начать жизнь заново, – но и неплохо, потому что мне именно это и нужно. В течение жизни происходит много незначительных повторных рождений, но теперь мне кажется, будто я родился заново и оказался там, где когда-то и начал жить, но уже немного по-другому. Я каким-то образом возвращаюсь в прежнее время, но уже более знающим, более опытным.
Он говорит:
– Для меня нет ничего необычного в том, чтобы сниматься в кино, но при этом все должно быть так, как я хочу. Мне кажется, я больше подхожу на роль режиссера, а не актера, хотя я люблю играть. Я разговаривал с Ходоровским, тем самым парнем, который снял «Е1 Торо» и «Holy Mountain». Это испанский режиссер, когда-то работал с Дали. Он написал сценарий под названием «Able Cain». Фантастическая вещь. Он работал над ней пятнадцать лет и не хотел ею заниматься, но потом позвонил мне, потому что я единственный, с кем он захотел работать. Предлагаемая роль очень не похожа на то, каким я представляюсь людям. Почему меня заинтересовал сценарий? Потому что те, кто предлагал мне сниматься раньше, хотели, чтобы я сыграл как бы версию себя самого, а это мне неинтересно.
Сейчас весна 2001 года, и у Мэнсона скоро выйдет его первый роман. Он называется «Holy Wood» и повествует о его трех первых пластинках. В своем чердаке Мэнсон сидит на полу. Экран ноутбука отбрасывает на него голубой свет. Он вслух зачитывает первую главу. Это волшебная, сюрреалистическая, поэтичная история, напичканная всевозможными подробностями и совершенно не похожая на скучную классическую прозу. Увлекательная, восхитительная вещь, но пока что она строжайше засекречена.
Мэнсон объясняет седьмую карту: Жрица.
– О ней, – говорит он, – я не могу сказать ничего определенного.
Тех, кто приходит взять у Мэнсона интервью, его пресс-агент просит не писать о том, что он встает каждый раз, когда в комнату входит женщина. После того как его отец после травмы поясницы получил инвалидность, Мэнсон купил родителям дом в Калифорнии и материально их поддерживает. Останавливаясь в отелях, он записывается у портье под именем «Патрик Бейтмен». Так зовут серийного убийцу из романа Брета Эллиса «Американский психопат».
Мэнсон объясняет восьмую карту: Мир.
– Мир, – говорит он, – в подходящем окружении символизирует окружающий мир или внешние вещи, которые могут вам помешать.
Он говорит:
– В Дублине со мной произошел потрясающий случай. Поскольку место это католическое, то я во время моего европейского турне сделал одну вещь. По моему указанию из телевизоров сложили крест. Телевизоры загораются, и тут появляюсь я – практически голый, за исключением кожаных трусов. Я раскрасился так, что со стороны кажется, будто у меня обуглилась кожа. Я выхожу на сцену. Крест объят огнем. Я вижу, что люди в первых рядах отворачиваются, стараются не смотреть в мою сторону. Вот это да! Это был высший комплимент в мой адрес. Зал был настолько оскорблен – просто невероятно, что кто-то способен так оскорбиться, – что люди отвернулись и отказывались смотреть на меня. Сотни людей.
Мэнсон объясняет девятую карту: Башня.
– Башня – нехорошая карта, – говорит он. – Она означает разрушение. Но в этом смысле мне она представляется движением наперекор множеству людей. Если толковать ее в революционном смысле, то действительно произойдет некое разрушение. То, что конечный результат – солнце, означает, что разрушителем буду не я, а другой. Скорее всего именно другие люди попытаются помешать мне.
