— НЕТ!
Дальше события развивались стремительно и в то же время как будто в замедленной съемке.
Во мне включился какой-то странный, бесконтрольный защитный механизм. Я сам не понял, как это произошло. Меня развернуло в сторону Дизи, и, точно пожарный, борющийся со взбесившимся шлангом, я облил мочой штанину Дизиных ярко-оранжевых спортивных штанов. И как фехтовальщик, отражающий нацеленный на него удар в силу чистого инстинкта, Дизи повернулся ко мне и тоже облил меня мочой.
Время вернулось к нормальной скорости.
— ЧЕ ЗА ХУЙНЯ?! — закричал он.
— Ой, Дизи. Прости! Госпо… блин. Прости! Я не хотел…
— НЕТ, ЧЕ ЗА ХУЙНЯ?! Я НЕ ПОНЯЛ!
Мы стояли друг против друга с приспущенными штанами и болтавшимися членами. Наверное, это была самая неловкая и неудачная пантомима за всю нашу жизнь. (Так неловко мне не было даже тогда, когда я пытался изобразить «бегущего человечка» на гулянке по случаю бармицва Джошуа Финкеля и приземлился на задницу прямо перед Эшли Вайнтраубом.)
— Дизи, ПРОСТИ… — но я не успел даже закончить фразу. Последнее, что я помню: огромный черный кулак, утяжеленный массивными золотыми перстями, летящий мне прямо в лицо. Я думаю, Дизи ударил меня два раза. Но я почувствовал только первый удар.
Тема 2
— Прошу прошения, вы говорили, что пишете музыку? Рэп? — спросил излишне навязчивый пожилой джентльмен-азиат, стоявший рядом со мной у стиральных машин в прачечной-автомате. Миниатюрный, костлявый, одетый в совершенно обворожительном эклектично-фактурном стиле вельвет-плюс-хлопок-плюс-фланель-плюс-нейлон-плюс-джинса, лысый, в очках, он был очень похож на мистера Мияги из фильма «Малыш-каратист». На самом деле, его единственное отличие от Мияги-сана заключалось в фуражке: ядовито-зеленой шоферской фуражке с ярко-красными китайскими иероглифами над козырьком, явно выбивавшейся из обшего стиля, но в то же время вполне гармонирующей с общей эклектикой его наряда. Я так и не понял, что он делал в той прачечной.
— Ага. Рэп. — Я был не в том настроении, чтобы беседовать с незнакомыми дядьками в прачечных. Когда у тебя вся одежда пропитана мочой, под заплывшим глазом чернеет фингал, разбиты очки и кровит переносица, это как-то не располагает к приятной и непринужденной беседе. Плюс к тому всю дорогу до прачечной я просидел на мешке для мусора, расстеленном на сиденье автомобиля — чтобы не испачкать его мочой, — а сейчас восседал на стиральной машине в одних носках, трусах и футболке с портретом великолепного Орал-Би, которую я прикупил на концерте еще до того, как мне пришлось в спешном порядке покинуть стадион, воняя, как подкладное судно. Я остановился у первой попавшейся автоматической прачечной, и мне сейчас меньше всего хотелось беседовать с двойником Пэта Мориты.
— Э… — Он задумчиво почесал подбородок, украшенный редкой бородкой. — Мммммосковит, вы сказали?
— Да.
— Рэп.
— Ага.
— Типа как музыка чернокожих.
— Да!
— Рэп.
Я отвернулся к окну. В противном случае я бы просто вцепился в горло этого колоритного старика. Я старательно не обращал на него внимания, наблюдая за прохожими — то ли самыми смелыми, то ли просто бездомными, — которые шлепали по лужам под проливным дождем. На окне красовалось какое-то замысловатое граффити, вытравленное на стекле, так что мир за окном еле-еле проглядывал сквозь густую сеть линий. Видимо, какому-то хулигану пришлось перестирать целую гору шмоток, чтобы изобразить эту монументальную фреску.
— Московит… как-то совсем не похоже на имя рэпера, — озадаченно проговорил азиатский старик.
Мне хотелось послать его всем известным маршрутом, но я все-таки сдержался.
— Я сам не рэпер… сэр. Я просто пишу для них тексты. Только об этом никто не знает. Меня вроде как нет. Я — автор-призрак. — Я провел пальцем по дугам и линиям граффити. Там было написано то ли «Ньютон», то ли «Мамфор». Сложно сказать.
— Приииииизрак, — задумчиво протянул старик, смакуя слово, как первый кусочек любимого деликатесного блюда, которого он не вкушал уже много лет.
— Ну, да. Потому что я есть, но меня вроде как бы и нет. Я невидимый… меня не видно, и никто обо мне не знает. — Про себя я отметил, что описание моей работы — это отличная метафора для всей моей жизни.
— Да, да. Я понял. Да, да. Просто пытаюсь осмыслить.
— Ага. Но теперь вам понятно? — Даже не знаю, почему я с ним разговаривал, а не послал его куда подальше.
— Ну, вы как-то не производите впечатления богатого человека… Я всегда думал…
— Что?
— Я всегда думал, что… а для кого вы пишете тексты?
Я тяжко вздохнул. Похоже, мне уже не отвертеться от обстоятельного пояснения. Есть люди, которые просто не понимают нюансов риторики.
— Я пишу тексты для очень известного рэпера. Вы вообще знакомы с жанром?
— Жан-Ра? Это его так зовут? — Старик снял фуражку и почесал лысую черепушку.
— Нет, я имею в виду, вы знакомы с рэп-музыкой? Знаете кого-нибудь из певцов или групп?
— Из певцов или групп… нет. Не знаю.
— Ну и какая тогда вам разница, для кого я пишу? — рявкнул я.
Он обиженно сморщился. И мне вдруг стало стыдно, что я ему нагрубил.
— Да. Понятно. Я просто подумал, что, может быть, это известное имя, и я его слышал. — Старик отвернулся. — Я знаю такого Эль-Эль Кула Дзю.
— Кула Джи.
— Что?
— Эль-Эль… впрочем, ладно, забейте.
— Просто я всегда думал, что рэперы зарабатывают кучу денег. Я их видел по телику. — Старик сложил руки на груди в неумелом и неубедительном подражании рэперской позе. — Они всегда говорят: «Нигга, нигга, нигга, эй, чувак, у меня куча телок. Йоу!» Правильно?
Я не мог не улыбнуться. Ему все-таки удалось расположить меня к себе.
— Ага. Именно так. Вы очень здорово изобразили, мистер…
— Чу. Линь-Линь Чу. — Он протянул мне руку для рукопожатия.
— Рад познакомиться, мистер Чу.
— И почему же вы сами не зарабатываете кучу денег, Московит? Я не понимаю. Вы что, слишком толстый?
Так, теперь главное не взорваться.
— Да нет. Просто мне… простоя предпочитаю работать за сценой.
— Там у вас все очень жестко?
— Жестко?
— Ну, засилье насилия.
— А, я понял. Нет. Никакого засилья насилия нет. Это все театральщина. Работа на публику. Я ни разу не сталкивался с проявлением насилия, а я работаю в этой области уже почти десять лет.
— Да? А что у вас с глазом?
Я улыбнулся. Все-таки классный старик.
— Да так, подрался с одним рэпером.
— Вот! А вы говорите, что нет никакого насилия!
— Я его обоссал.
— Обоссали?
— Да. Ладно, проехали. — Я опять отвернулся к окну.
Старик помолчал пару минут, а потом спросил:
— А его как зовут?
— Кого? Того парня, которого я обоссал?
— Для которого вы пишете рэп.
— Я не могу вам сказать, мистер Чу.
— Называйте меня Линь-Линь. А почему вы не можете мне сказать?
— Понимаете, это секрет. Если кто-то узнает, что я об этом рассказываю… — Я полоснул себя пальцем по горлу. — В общем, вы понимаете.
Он задумчиво посмотрел на меня и медленно кивнул.
— Да, я все понимаю. Он не хочет, чтобы люди знали, что белый мальчик по имени Московит пишет для него рэп.
— В самую точку.
— Да, я понимаю. — Он покачал головой. — Но мне-то можно сказать, Московит! Все равно я его не знаю!
Я до сих пор не могу понять, что тогда на меня накатило, но я наклонился поближе к нему и шепнул ему на ухо:
— Его зовут Орал-Би.
— Орал-Би?! — повторил он слишком громко.
— Тсс. Тише. — Я огляделся по сторонам.
— Какое-то глупое имя! У меня такая зубная паста!
— Он очень известный, Линь-Линь. Один из самых продаваемых рэперов в мире.
— Выходит, Московит, вы глупый и не понимаете собственной выгоды! Вы могли бы делать хорошие деньги! Почему вы тогда их не делаете?!
Я пожал плечами и снова уставился в окно. Мне хотелось ответить: «Потому что я — неудачник. Законченный неудачник. Ты это хочешь услышать, китайский хрен? Я — неудачник. И к тому же боюсь всех и вся». Но я ничего не сказал. Просто сидел и смотрел в окно. И чувствовал на себе пристальный взгляд Линь-Линя.
