— Саня дома?
Я протянул ему руку. Он согнул пальцы, оттопырил мизинец: «Подрастешь — больше дам». Я убрал руку.
— Счас придет. В магазин поперся. На дискач собрались? Ну, давайте, давайте… — Серый ухмыльнулся. — Можешь зайти пока, подождать его.
Я прошел в прихожую, глянул в комнату. По телевизору шел футбол. Я спросил:
— Кто играет?
— «Бешикташ» — «Динамо— Киев».
— И какой там счет?
— Три-ноль. В нашу пользу.
— Ничего себе…
— Ну а ты думал? Ебут их во все дырки. В том году выиграли Кубок кубков, а в этом возьмут Кубок чемпионов, посмотришь. Ладно, снимай свои «говноходы» и заходи.
Серый оттолкнул меня, зашел в комнату, прыгнул в кресло. Я снял туфли, тоже зашел, прислонился к стене. Серый мотнул головой в сторону дивана.
— Садись.
— Неохота.
— Что, еще насидишься, да? — Серый захохотал.
— Иди ты на хуй.
— Это мне послышалось? А?
Я поглядел на экран. Над стадионом светило солнце. Тень от трибуны закрывала большой кусок поля.
— Не, ты меня не понял, или как? Это мне послышалось?
— Послышалось.
— Ну, давно бы так.
В прихожей хлопнула дверь. Звякнули бутылки. Саня заглянул в комнату.
— Давно ждешь?
— Так, не очень.
Он был уже одет для дискотеки — «клешенные» коричневые брюки и пуловер бежевого цвета, с фиолетовыми ромбиками спереди. На моем пуловере были такие же ромбики, только серые.
— Ну что, пойдем? — спросил я.
— Пошли.
К школе не спеша приближались с разных сторон пацаны и бабы. Было тепло, все шли без шапок и в расстегнутых куртках. До весенних каникул оставалась неделя. Я ни разу еще не ходил в школу на дискотеку. Мог бы ходить уже с сентября, с начала восьмого класса, но Саня все не хотел, а одному было скучно. Сегодня я его еле уговорил.
У крыльца толпились пацаны. Некоторых я наглядно знал — они учились раньше в нашей школе и ушли в «хабзу» после восьмого. Их на дискотеки не пускали, но они приходили все равно, терлись у входа в надежде как-то пролезть, курили и рассматривали баб.
— Э, малые, деньги есть? — крикнул нам пацан в зеленой куртке.
— Нет, — ответил я.
Мы поднялись на крыльцо. У дверей стоял «организатор» Шумский, следил за тем, чтобы не пролезли «чужие».
— Что, ребята, на вечер пришли? Что-то раньше я вас не видел. Не любите культурно отдыхать?
Над сценой в актовом зале моргали три фонаря цветомузыки — синий, зеленый и красный. Играла нерусская музыка — я не знал, что за группа. Человек пятнадцать пацанов и баб танцевали — пацаны своим кругом, бабы — своим. Остальные сидели на стульях, сдвинутых к стенам. Сбоку стоял на столе бобинный магнитофон «Олимп». У стола тусовались Коробкин из десятого «б» и Шевцова из девятого «а». Перед Новым годом в передаче «Моладзи пра музычнае мастацтва» не поставили песню «Модерн токинга», и Шевцова написала на радио письмо. Ведущий тогда объявил, что в новогодней программе будут ставить только те группы, против которых никто ничего не имеет против, а какой-то пацан-«металлист» написал им в письме, что «Модерн токинг» слушать вообще невозможно. Через две или три передачи ведущий зачитал отрывок из письма Шевцовой. Она писала, что ей испортили весь Новый год. После этого ведущий поставил «Ю май хат, ю май сол».
Коробкин включил «Третий альбом», песню «Братец Луи». Еще человек десять встали с мест и пошли танцевать. Шевцова спустилась со сцены, встала в круг с бабами из девятых классов.
— Пойдем, может, тоже попрыгаем? — спросил я у Сани. Мы стояли у стены рядом с дверью.
Саня сморщился.
— Ай, может, лучше потом…
Я посмотрел на дверь. В зал входили они: Ира в длинной джинсовой юбке и Лариса в черных штроксах. Они меня не заметили, прошли мимо нас прямо к сцене. Я прочитал название фирмы на штроксах Ларисы — «Carrera». Ира что-то сказала Коробкину, потом они обе встали в круг с бабами из девятых.
Я подумал, что когда дискотека закончится, мы могли бы пойти вчетвером ко мне — родоков не было дома, уехали к родственникам в Бобруйск. В коробке конфет с ликером оставалась еще несколько штук, и бутылка шампанского в баре. Мне, правда, потом дали бы за нее пизды, но все это херня по сравнению с тем, что могло бы произойти. Правда, я ничего еще не рассказывал Сане.
* * *
Это было во вторник. Я свалил с географии — будто бы в туалет — и вышел на боковое крыльцо. С крыши капало, было совсем не холодно. Солнце светило, и ветер шевелил волосы. Я вынул из кармана пиджака пачку «Космоса» — первую пачку сигарет, которую купил себе сам, в ларьке на Рабочем. Продавщица узнала меня — по понедельникам я всегда покупал у нее газету «Неделя» для мамы, — но ничего не сказала.
Первая спичка сломалась, я бросил ее в кучу грязного снега, вторая зажглась, завоняла. Я подкурил, затянулся, выпустил дым. Лариса и Ира — в своих одинаковых красных куртках, но в «сменной обуви» — шли от книжного к школе. Я никогда не здоровался с ними и ни разу не разговаривал. Но сейчас они сами повернули ко мне.
— Привет, у тебя есть еще сигареты? — спросила Лариса.
Я кивнул, вытащил пачку.
— Ни фига себе, какие мы деловые, да, Ирка?
Она взяла пачку, открыла, вынула по сигарете себе и Ире. Я спрятал пачку в карман. Лариса, наклонившись, подкурила от моей сигареты. Глаза ее были подкрашены, губы — тоже. Я подумал, что Ира тоже захочет подкурить у меня, но она подкурила у Ларисы.
— У тебя что, нет урока? — спросила Лариса.
— Есть. География.
— Симуляешь? — Ира улыбнулась, выдула дым.
— Не, просто… Вышел покурить.
— Нормально, — Лариса хихикнула.
— Выйди на перемене — от пачки ничего не останется. — Ира снова улыбнулась. — Все хотят курить, да? — Она держала сигарету между пальцев. Ногти ее были покрашены ярко— Красным лаком.
— Тебя как зовут? — спросила Ира.
— Сергей.
— А я — Ира. А это — Лариска. Крыска-Лариска.
Лариса несильно дала ей ногой по колену.
— Ты что, дура? — крикнула Ира. — Больно все-таки!
Я посмотрел на их ноги в черных колготках, затянулся, выпустил дым.
— Ладно, короче, нам надо идти, — сказала Лариса. — Тоже, типа, отпросились с русского… Ходили к Ирке по… Ладно, тебе это можно не говорить.
Они выбросили бычки и пошли к крыльцу.
* * *
«Братец Луи» доиграл. Несколько баб, в том числе, Ира с Ларисой, вышли из зала.
Я сказал Сане:
— Пошли на крыльцо, покурим.
— Я ведь не курю. Ты забыл?
— А я тебя курить не заставляю. Так, постоишь за компанию.
— Там же Шумский…
— Ну и что? Я при нем не буду курить. Зайду за угол.
— Ай, неохота…
— Пошли, что ты, как я не знаю кто…
— Ладно…
На улице начинало темнеть. Шумского на крыльце уже не было. Пацаны тоже куда-то исчезли — или пролезли в школу, или ушли. Мы завернули за угол. Там курили Лариса и Ира. Они были без курток. С третьего этажа слышна была музыка — уже не «Модерн токинг», что-то другое.
— …ну и, короче, я не знаю, что делать, — говорила Лариса. — Если он скажет, что…
Я громко сказал:
— Привет.
Они глянули на меня, кивнули. Я достал «Космос», взял сигарету.
— Можно прикурить? — спросил я у Ларисы.
Она вынула из кармана зажигалку — тонкую, прозрачную. Я щелкнул, прикурил, выпустил дым. С крыши капало. В сто восемьдесят первом доме зажглись несколько окон. По улице Горького проехала «Нива».
— Пошли, Ирка, — сказала Лариса. — Слышишь, опять «Модерн токинг» поставили.
Они кинули бычки в кучу грязного снега и пошли к крыльцу.
— Слушай, может, пойдем, домой? — спросил Саня. — Что-то мне не очень эта дискотека. А дома поиграли бы в «тысячу», если Серый никуда не ушел…
