Красная Шапочка – Ремейк старой сказки - Ольга Леонидовна Епифанова

— Дедка, расскажи про старинку.

— Дык, нечего рассказывать, все уже рассказал.

— Ну вспомни, дедка, ну пожалуйста.

— Ну что с вами делать? Садитесь кружком, внучики, да послушайте сказочку Красная Шапочка, только вовсе и не сказочка это, а самая, что ни есть быль.

Ох, и давно же это было, я тогда ещё совсем пострелом был, бегал по слободке в штанах драных.

Только — только Гражданская отгремела, вроде мир, а все же неспокойно, голод ужасный, но в слободе, значит, нашей — то полегче жилось, работа была, завод сохранился, выпускал исправно продукцию, были у кого — то и огороды, кто — то ухитрялся скотинку держать, курей там ещё, этим и кормились, мужиков на заводе не шибко много работало, кто — в Гражданскую, а кто и в октябрьскую ещё загинул, некоторые спивались, в общем, всю тяжесть рабочую тянули на себе бабы, помогали им дочки, ну да и пацанва слободская, постарше нас, конечно, парни молодые тоже были, но совсем немного, гражданская и их не пощадила, так, значит, и жили.

Молодежь ещё и гулять успевала, утром — на работу, по гудку, потом — учёба, потом — на огород с мамкой бежали, а после, уж, под гармошку пели, плясали кто как горазд.

Девки наши модничали, сшили себе косынки красного цвета, вроде цвета знамени пролетарского, а на самом деле — то, цвет красивый, яркий, всем девкам — к лицу на загляденье. Кто спереди завяжет узелок на косынке — прямо матрёшка, кто — сзади, модничали, значит.

Жила у нас в слободке одна девка, поговаривали тогда, что она благородных кровей вроде будет. Сторонился её сперва народ, а потом увидели какая она добрая да приветливая и стали захаживать к ней, да к себе приглашать. А уж, как она нас, малышей — то, значит, привечала, не передать. Всегда, или пряником угостит, или сказочку расскажет, а то и просто приласкает, а дети и рады были. Много ли мальцу — то надо? Любили мы её шибко.

Работала девушка на заводе, несмотря на то, что грамотная да образованная была, книжки толстые читала, на пианинах играла, по — французски говорила, ну, как мы с вами сейчас болтаем по — нашему, легко и свободно, так вот, несмотря на всю её грамотность, работала она уборщицей, кто ж буржуйку, хоть и бывшую, в должность возьмёт — то? Но она ничего не роптала, довольствовалась малым, жила скромно.

Вот видит девушка, что ровесницы её в красные косыночки обрядились, ходят, красуются, шибко и ей захотелось такую же, но не было у бедолаги денег купить кумача и косынку себе сварганить, поглядывала на ярких девчат наших да вздыхала с грустью.

Заглянула к ней как — то соседка — баба Маша — тёзка самой — то девушки, молочка ей принесла, вить коровку держала, вот, порой, и баловала сиротку, жалела её очень, ну вот пришла к ней и видит, что взгрустнулось голубке нашей, говорит, что вспомнила Отца, который на Гражданской сгинул, да маменьку, бывшую, не много — не мало, а фрейлину, самой императрицы Александры Фёдоровны.

Колечко бабе Маше показала — памятку мамину, а колечко — то красоты неписаной, само золотое, а камешки на нем так огнём и горят, чистые, словно роса, бриллианты значит.

Баба Маша ей и говорит: «Ты, лучше, спрячь — ка колечко от греха подальше и не говори ни о нем, ни о родителях своих никому, люди, — говорит, — разные бывают».

Маша послушалась её, а после призналась, что хотела бы косыночку красную, да нет у неё денег купить материи такой.

— Смотри — ка, Маруся, — говорит ей баба Маша, ты же из благородных, может у тебя шляпка красная имеется?

— Нет, отвечает Маруся, — красной нету, только белая.

— Доставай — ка её, а я сейчас краски кумачовой принесу, будешь не хуже наших девок ходить.

Покрасили они шляпку, значит, красиво получилось, не хуже косынок красных, а баба Маша говорит, что и лучше даже.

Стала Маруся ходить в красной шляпке, сначала молодежь, вроде, подсмеивалась, а потом и поняла, что не от хорошей жизни девушка вместо косынки в шляпку красную принарядилась, жалеть её стали, на гулянки приглашать, да только стеснялась она, сидела тихо, словно птичка, только слушала гармошку и радовалась веселью молодежному.

И прозвали Машу в то время в слободке знаете как? Догадайтесь — ка Не можете? Да Красной Шапочкой, конечно же.

И все было хорошо у неё, но до поры, до времени. Неспокойно было тогда, кругом контра недобитая вылазила, нелегко, жестоко жили люди, доносчики да жалобщики кругом, а на кого пожалуются, того уж и не найти потом. Привиделось одной девице — то, что гармонист наш Ванятко заглядываться стал на Марусю, приревновала девка, да и заявила куда следует, что Маруся, мол, барских кровей будет, приехал ночью «воронок» да и увёз красавицу нашу неведомо куда.

Приходит баба Маша утром, молочка перед работой Марусеньке её любимой принести, а Марусеньки — то и нету, а под скатёркой на столе выпирает что — то, глянула, а там записочка, да колечко заветное.

Баба Маша верующая была, когда-то школу закончила церковно — приходскую, читать и писать умела, прочитала записочку и ахнула, все думала, когда же девушка написать успела, если комиссары же здесь были, и невдомёк старой было, что Маша — давно припрятала записочку и колечко, догадываясь, что не будет ей долгого спокойствия. Обыскивать её не стали, видя нищету в комнате и колечко под скатёркой не заметили, видать торопились шибко.

Допрашивал девушку следователь, не знаю какого он рода — племени, да только злющий, хитрый. и жадный. Волчарой звали его между собой заключённые.

Стал Марусю выспрашивать: какое происхождение, кто родители? А она помнит наказ бабы Маши, молчит. Врать не хочет, а правду говорить не может. Вдруг, смотрит следователь, а из — под высокого воротничка блузки девушки блестит что — то, дёрнул, а это цепочка, порвалась нить серебряная, упал крестик маленький на пол, кинулась девушка поднимать его, а следователь избивать ногами её стал.

«Ах, — кричит, — ты ещё и верующая дрянь, — а Марусенька лежит на полу, крестик прижимает и молитву читает про себя.