Тем временем дивизия Блюхера в лучах прожекторов погибала под кинжальным огнем у Турецкого вала. Бросив туда еще две резервные дивизии и приказав им «атаковать в лоб под угрозой самых суровых репрессий», Фрунзе в ночном тумане поехал на броневике по берегу Сиваша, чтобы найти и кинуть новые силы на помощь десантникам. Снаряды дальнобойных пушек белых долетали к дороге. Впереди, вращая крыльями, горела ветряная мельница. К полуночи комфронта добрался до села Строгановки. Ему доложили, что вода снова затапливает броды. Этого еще не хватало! Взятие Перекопа, Крыма и судьба самого Фрунзе повисли на волоске.
— Какие тут ближайшие части? — спросил он, чувствуя, что теряет управление войсками. Доложили, что седьмая кавдивизия и махновцы. — Немедленно пусть прибудут сюда!
Но прошел час, другой — никто не появлялся. Михаил Васильевич, ниже среднего роста, как и Махно, плотно сбитый, ходил по хате и нервно поглядывал на часы. В желтом свете керосиновых ламп видно было, как он осунулся, глаза ввалились, усы топорщатся. Это тяжкое ожидание напомнило ему камеру смертников и шаги в ночной тишине. «За мной или нет?» — думалось тогда. Теперь же скорый топот означал бы спасение. Но его не было. «Да что же они, скоты! — терял терпение командующий. — Где запропастились? Боятся? А вода-то прибывает!»
Минуло еще полчаса. Ни кавдивизии, ни махновцев не слышно. «Рвань полосатая!» — кипятился Фрунзе. Покалеченная карателями-казаками коленная чашечка начала вдруг ныть. Они тогда накинули ему на шею аркан и потащили за лошадью. Он бежал, перецепился, упал, бился головой, спиной о камни. Сволочи. Никакой пощады!
Полотенце на стене было в синюю полосочку. Глянув на него, Михаил Васильевич вспомнил вдруг байку, кем-то рассказанную в штабе. Махновцы заняли АсканиюНову. В вольерах обезьяны, страусы. Но мужиков удивила зебра: лошадь… и полосатая! Откуда такое? Они ее поймали, свалили, намочили самогоном тряпку и ну тереть бока чудной скотине. Подозревали, что покрашена. Во народец! Жди от него дисциплины!
Наконец-то послышался долгожданный топот, громкие голоса, и в хату ввалился высокий, широкий Каретник со своим начальником штаба. От них шел пар.
— Командующий Повстанческой армией по вашему приказанию… — начал Семен, приложив руку к черной папахе.
— Вас только за смертью посылать, — холодно прервал его Фрунзе. Он впервые видел Каретника, и этот князек ему сразу не понравился. Что-то восточное, смуглое, кривоносое напоминало Среднюю Азию, главаря басмачей Ахунджана, который с отрядом тоже переметнулся на сторону красных, а потом отказался ехать в Ташкент, заерепенился, выхватил маузер и чуть не застрелил Фрунзе. Этот анархист ничуть не лучше. Все они одним миром мазаны: жаждут автономии. А зачем, спрашивается? Провинциальная блажь? Своеволие им нужно, а не свобода. Есть ясная цель — большевистская. Всё остальное — бред, разбой!
— Наши две бригады погибают на том берегу, — взяв себя в руки, сказал комфронта. — Немедленно идите им на выручку!
Он не ругался, даже не повысил голос. Еще не время. А Каретник понял это по-своему, спросил:
— Как там вода? Опять восток вроде дует, — помолчал и прибавил: — Нам было бы сподручнее работать с красной конницей.
Фрунзе сжал зубы и невольно сравнил этого обормота с Чапаевым. Тоже ведь партизан, забубенная головушка. Но как почтительно встретил, как слушал, исполнял! «Этого лишь могила исправит, — решил комфронта. — Боится ловушки. Погоди, князек, погоди».
А Семен Каретник действительно опасался, что пошлют на верную гибель. Уже сколько раз обманывали эти комиссары.
— Сейчас подойдет седьмая кавдивизия, — согласился Михаил Васильевич, глядя на махновца серыми запавшими глазами вприщур. — Отправитесь вместе.
— Я буду на улице, — сказал Каретник.
— Идите.
Глядя на широкую спину строптивца, Фрунзе вспомнил, как был у Ленина в Кремле. После заседания Совета труда и обороны они вдвоем вышли на улицу. Темень, лишь на аллее мерцал фонарь. Говорили о Врангеле. Ильич заметил: «А ведь мы могли не допустить его в Крым. Но беда в том, что есть открытые, а есть хитрые, подлые враги. Вот, например, Махно. Слыхали?» — «Пока одним ухом». — «Он нам все тылы истрепал. Бандитизм на юге России должен быть истреблен, и, возможно, вам, товарищ Фрунзе, еще придется вплотную этим заняться». — «Там же нет гор — справимся!» — пообещал Михаил Васильевич. Теперь, в хате на берегу Сиваша, он подумал: «Вот только сначала одолеем барона».
Явился наконец командир седьмой дивизии, и махновцы первыми пошли в ледяную воду…
Поняв, что защитников Турецкого вала окружают, Врангель этой же ночью отвел большую их часть на вторую линию обороны. Днем вал был взят без особого сопротивления, и у Фрунзе отлегло от сердца. Чтобы не дать белым спокойно уйти за море, он развернул все перекопские дивизии для решительного броска. Но им навстречу ринулся конный корпус генерала Барбовича. Это была последняя, отчаянная атака Русской армии.
Пять тысяч сабель и пик сверкали на зимнем солнце. Двадцать тысяч лошадиных копыт стучали по мерзлой земле. На позиции пехоты несся угнетающий гул, и голодные, измотанные ночным боем красноармейцы дрогнули, побежали.
Алексей Марченко, что командовал кавалерией махновцев, стоял на левом фланге и видел: сдержать жуткий порыв гусар и казаков сейчас невозможно. Они сметут всё на своем пути, терять им нечего. А если еще прорубятся в тыл…
Семен Каретник находился в центре. Не торопясь подозвал ординарца.
— Скачи к Фоме. Тачанки вперед!
На взмыленном жеребце ординарец подлетел к Кожину. Тот уже стоял на возке, послушал, гаркнул:
— Хлопцы-ы! Р-робы грязь!
Триста пулеметов на тачанках, запряженных четверней, лихо покатили навстречу ревущей белой лаве. Топот становился все громче, блеск шашек все ярче. Фома Кожин на ходу развернул свою тачанку и остановился. За ним тот же привычный маневр совершил весь его полк.
— Пли! — махнул рукой Фома. — Пли!
Летящая лава словно наткнулась на невидимую преграду. Передние ряды закувыркались. Задние напирали на них, шарахались в сторону. Их тоже косили. Из-за тачанок уже появилась и стала преследовать белых конница Алексея Марченко. А Фома схватился за бок, сел, потом лег на железную обивку. Теплая кровь текла по рукам…
Когда Фрунзе доложили о контратаке повстанцев, он прежде всего приказал отправить Кожина в госпиталь. Затем долго качал головой: «Да-а, с этой оравой придется повозиться. Ох, придется».
Спустя три дня Повстанческая армия вместе с красными вошла в Симферополь. А 15 ноября конница Марченко взяла горящую Евпаторию.
В это же время в Харькове состоялось заседание ЦК большевиков, где присутствовал по поручению Ленина Троцкий. Было решено немедленно… уничтожить махновщину!
17 ноября 1920 г.
Секретно
Вне очереди
В связи с окончательной ликвидацией врангелевского фронта приказываю:
1. Командарму 1-й Конной с получением сего немедленно отправить части… в район Елисаветград — Екатеринослав.
2. Командарму 2-й Конной… отправить всю конницу… в район Пологи — Цареконстантиновка — Черниговка, где ожидать дальнейших указаний.
Повстанческую армию Махно передаю в оперативное подчинение командарму 4-й, которому иметь в виду предстоящую переброску армии Махно… на Кавказ.
Командюжфронта М. Фрунзе.В этот же день издается и другой секретный приказ:
Для предотвращения проникновения контрреволюционных элементов из Крыма на территорию Украины и Советской России… в районах Сальковского и Перекопского перешейков поставить особые заградительные отряды.
Пока в Крыму ловили, сортировали, расстреливали пленных врангелевцев (этим занимались и махновцы), пока собирали добычу, хоронили павших и награждали победителей (среди них махновцев не было), пока организовывали ревком (его возглавил совершенно чужой здесь Бела Кун) и налаживали береговое охранение — Фрунзе не трогал Повстанческую армию. Да он и понимал: уничтожить ее, как требовал Троцкий, не так-то просто. Красноармейцы вчера только бок о бок шли с партизанами. Те и другие устали, мечтают скорее попасть домой. Не лучше ли подчинить махновцев Советской власти? Не хотят они идти на Кавказ — пусть вольются в войска. А дальше бандитов-анархистов выудить и взять на мушку. Во всяком случае это будет честно, по-большевистски.
Михаил Васильевич, кроме того, не желал кланяться Троцкому. Этот наглец даже посмел окружить и проверить его поезд, когда приехали из Средней Азии в Москву. Чекисты, извиняясь, искали золото, бухарское оружие с бриллиантами, чтобы скомпрометировать Фрунзе в глазах Ленина. Не удалось. Теперь Лев Давидович жаждет замарать честь победителя Врангеля, требует подло нарушить соглашение с повстанцами. Не выйдет! Но и не выполнить указание председателя реввоенсовета республики никак нельзя. Пусть махновцы сами решают. Надо дать им шанс, твердолобым хохлам.
