Глава 6. Ювяскюля
В семейном гнезде Зиглеров жизнь в отсутствии хозяина никак не устраивалась. Деньги, оставленные Фридрихом, быстро съела инфляция, а от Павла Кравцова ничего так и не поступило. Зинаида Андреевна рассчитала прислугу и все работы по дому и на огороде женщины выполняли сами; даже у шестилетней Аннушки был круг своих обязанностей. Невзгоды сформировали характеры их детей. В те годы мужали рано. Борису и Сергею шел четырнадцатый год. Подрастая они задумывались о своих отцах, о беспорядке на родине и почему они живут на чужбине. Они много читали и задавали взрослым вопросы. Тем временем панический страх их матерей остаться без крыши над головой и хлеба на столе выработал в них чувство ответственности за семью. Они становились охотниками и рыбаками, доставляя из каждой экспедиции к радости домочадцев немного съестного. Природа в Финляндии щедра и многообразна; тысячи кристально чистых озер, рек и каналов всегда полны рыбой, а дивные и таинственные леса дичью. Немного смекалки и сноровки и они возвращались домой увенчанными славой и нагруженными добычей!
В то ясное августовское утро Сережа и Борис заканчивали рыбалку. Дни укорачивались и становились прохладнее, и рыба резвилась в озере Пяйянне, на берегу которого находился их коттедж. Голавль и язь схватывали наживки, весело клевал лещ и окуни гоняли мальков. Вот их то и заказала к сегодняшнему обеду Наталья Андреевна. Солнце уже поднялось высоко в небо и неровный теплый ветерок рябил озерную поверхность на горизонте, изредка донося крик петухов и мычанье скота. Вода в прибрежной заводи, куда мальчики, закатав штаны, зашли по колени была безмятежна и незамутнена. «Гляди как скачет, тут ее всю не переловишь,» Сергей указал на мелкую рыбешку в страхе выпрыгивающую из водоема. «Это она от хищников так сигает, думает убежит.» «Верно, но пора уходить,» Борис наклонился и вытащил из — под коряги сетку с уловом. Несколько крупных окуней изгибались и сверкали чешуей. Они кидались из стороны в сторону, пытаясь вернуться в родную стихию. «Вот наши мамы обрадуются,» не успел договорить Борис, как услышали голос, который мгновенно узнал, «Обязательно обрадуются.» Из — за изгиба дороги показался Фридрих. Он побледнел и исхудал, как будто болезнь измучила его, но элегантная штатская одежда облекала его атлетическое тело — новенький коричневый пиджак и брюки с отворотами, жилет и белая рубашка с галстуком, на ногах были лоснящиеся двухцветные штиблеты, на голове — чесучовая фуражка; на лице его аккуратно подстриженные пшенично — желтые усы сливались с короткой русой бородкой; из — под бровей смотрели искрящиеся от смеха голубоватые глаза. Задохнувшись от волнения, Борис бросился к отцу. «Папа, ты к нам навсегда?» вскрикнул он, обнимая его за шею. «По обстоятельствам,» дипломатично ответил Фридрих. «Но два — три месяца обещаю.» Рядом стоял расстроенный Сережа. C тоской искал oн своего отца. Его брови страдальчески изогнулись, носик покраснел и сморщился. Его блуждающий взгляд случайно заметил движение в кустах орешника. «Папочка!» что есть мочи закричал он, завидев еще одну мужскую фигуру, вышедшую на берег. Сережа рванулся и было побежал к нему, но тут же остановился. Это был не отец. «Знакомьтесь, мой боевой товарищ и друг Григорий Жеребцов! Мы с ним прошли через много войн!» Фридрих положил руку на его плечо. Тот стоял ширококостный и мускулистый, расставив свои сильные ноги, однако лицо его выражало скорбь, сочувствие и горькое сожаление. Солнце закатилось в глазах Сережи и померк свет. «А где мой папа?» с горестью смотрел он на незнакомца. «Твой папа задерживается,» Григорий поправил лямки вещевого мешка за своей спиной, врезавшиеся в плечи. Одет он был, как и Фридрих, во все новое и мог послужить образцом мужской элегантности. Единственное отличие между ними была мягкая фетровая шляпа на голове последнего. «Где мой папа сейчас?» надежда засветилась в глазах мальчугана. «Мы точно не знаем. Мы слышали, что он сражается в армии Колчака,» Григорий вынул из кармана компас и протянул подростку, впитывающему, как солнечное тепло, каждое услышанное от взрослых слово. «Вот твой папа просил тебе передать.» Сережа тут же пристегнул компас к руке. Теперь он знает, что отец думает о нем! Таким отцом можно гордиться! Его голова высоко поднялась и спина выпрямилась. «Пойдемте домой,» Борис торопил мужчин, собирая удочки и банки с червями.
Радость встречи всегда переполняет сердца людей, но предупреждение не излишне. Приход гостей ошеломил хозяек дома, застав их в разгар рабочей горячки. Взвизгнув и бросив все, они прытью побежали переодеваться. Только Матильда Францевна, неизменная и величественная, в своей всегдашней черной кофточке и длинной юбке, вышла навстречу сыну и его другу. Они расположились на скамейках в деревянной беседке рядом с крыльцом, но Григорию покоя не было — Сережа не хотел расставаться со своим новым другом и повел его за дом показывать сад — огород, расспрашивая о своем отце. Аня и Борис остались в беседке, сидя на коленях у Фридриха. Аня была очень довольна жизнью и грызла шоколадку с орехами, которую припас ей папа, а Борис пробовал свой новый карманный ножик на дощечке, украшая ее узорами. Услышав вкратце о мытарствах Фридриха в Петрограде, о попытке спасти царскую семью, о разгроме их подпольной организации и бегстве из Тобольска в тифозном вагоне военно — санитарного эшелона, старая женщина сказала с сильным душевным чувством, «Das ist ein Alptraum. Fritz, mein lieber Sohn, kann nicht immer kämpfen. Am Ende werden Sie getötet. Nehmen Sie die Familie und gehen Sie zurück nach Deutschland, ihr Brot zu verdienen, durch seine Arbeit. Russland ist nicht mehr ein Ort für ehrliche Deutsche. Russland ist ein schlechtes Land.» Фридрих, забывший немецкий в далеком отрочестве, недоуменно смотрел на свою мать; тогда она повторила с акцентом по — русски, «Это кошмар. Фритц, мой дорогой сыночек, нельзя постоянно воевать. В конце концов, тебя убьют. Забирай семью и возвращайся в Германию, зарабатывай на хлеб своим трудом. Россия больше не место для честных немцев. Россия — дурная страна.» «Я здесь родился и вырос, мама. Я даже не помню языка моих предков.» «Это не аргумент. Посмотри на себя — ты чистокровный немец. Язык вернется очень быстро, через полгода ты будешь сквернословить и ругаться не хуже гамбургских грузчиков,» она хрипловато рассмеялась. «Но здесь мне все родное. Россия моя родина. Я не изменил присяге, которую дал государю — императору. В конце — концов моя жена и дети русские. Им будет трудно!» Он обнял своих отпрысков за плечи и по очереди поцеловал. Все повернули головы на звук шагов со стороны дома. Хлопнула входная дверь, на крыльцо вышли улыбающиеся Зинаида и Наталья. Какие чудеса только не делают хорошо подобранная одежда и макияж! Обе вызывали восхищение. На Зинаиде Андреевне был шелковый костюм с широкой, свободной блузкой навыпуск и подол ее юбки был отделан вышивкой и аппликациями; Наталья Андреевна блистала в куртке — кимоно от Пуаре, надетой поверх жакета и прямой, строгой юбки длиной до икр; бежевые и белые цвета ее одеяния присоединялись к черным и коричневым краскам. У Натальи аксессуаром служила нитка жемчуга обвитой вокруг ее лебединой шеи и капельки бриллиантов сверкали в ушах Зинаиды. От дам доносился манящий аромат духов. Сейчас самым большим желанием Фридриха и Зины было уединиться; глаза их сияли, сердца трепетали, их истосковавшаяся плоть алкала, но этикет призывал их к сдержанности. Они ограничились лишь рукопожатием и скромным поцелуем, а страсть и разговор по душам пришлось отложить до ночи. Фридрих представил сестрам своего друга. «Я казак Всевеликого Войска Донского. Родом из станицы Урюпинской, что на реке Хопер,» негромко расказывал Григорий о себе. «Федю вашего давно знаю. Воевал с ним еще на Кавказе под командой генерала Юденича; вместе брали Сарыкамыш. Друг он надежный; не раз из беды выручал; он меня и я его.» «Будьте как дома,» Наталья Андреевна приветствовала его и подала ему руку. Она была задумчива, грустна и немного завидовала, глядя на счастье сестры. Рассказ Сережи и компас на его руке не рассеяли подозрений. Сердце ее чувствовало недоброе. Не помогли ни взгляды Григория, ни его внимание, ни веселые фокстроты, которые наигрывал патефон. Мысли ее путались и разбегались, не давая сосредоточиться. Чтобы отвлечься, она пошла на кухню принести посуду. Стол под навесом позади дома был собран общими усилиями. Здесь были окуневая уха, отварная картошка, зелень с огорода и букет цветов, собранных Аней. Офицерские вещмешки были выворочены наружу и их содержимое покрывало поверхность стола: куски свиного сала, увесистый круг копченой колбасы, буханки ржаного хлеба, ситник, сахар — рафинад, пакетик с конфетами, бутылки шнапса и красного вина, но самое удивительное лежало на краешке стола — там красовалась увесистая пачка франков. Откуда они? в глазах женщин застыл вопрос. «Комитет в Гельсингфорсе,» объяснил Фридрих с заметной гордостью, «практически являющийся Русским правительством в изгнании, получил от Колчака десять миллионов франков на создание северо — западного фронта против большевиков. Генерал Юденич — наш командир. Мы записались, получили содержание и ждем сигнала к отправке. Оттого — то у нас процветающий вид. Мы только что из столичных магазинов.» «Какой ужас,» ахнули дамы. «Опять под пули.» «Вы бы видели нас после того как мы прибыли из Совдепии — вы бы приняли нас за бродяг,» солидно вставил Григорий и поклонился с улыбкой в сторону Натальи Андреевны. Она замялась, зарделась и отвернулась со вспыхнувшим лицом. «Все проголодались, давайте начинать!» хлопнула в ладошки Зинаида. Стульев на всех не хватало и принесли скамьи из беседки. Застолье получилось не особенно веселым, оно было омрачено предстоящей разлукой. Летели часы, они танцевали и смеялись, и пытались забыться, как будто не было ни войн, ни революций, ни страха перед будущим — страха перед новым, страха перемен. Стемнело, на небе высыпали звезды, напоенный хвоей воздух посвежел, лица собеседников превратились в неясные пятна. В домике зажегся свет, они стали готовиться к ночи. В виду нехватки спальных мест супругам постелили в баньке во дворе. «В понедельник я положу деньги в госбанк на твое имя,» заплетающимся языком пообещал Фридрих и удалился на покой. «Я скоро вернусь,» обнадежила его супруга. Исполняя свой извечный удел и обязанности, привычные и выносливые, женщины трудились на кухне полоща и протирая посуду, и складывая и убирая про запас невостребованную пищу. Однако томящуюся Зинаиду Андреевну быстро отпустили к мужу и она, наспех со всеми попрощавшись, вдохновленная побежала. Григорий же не отставал и ходил около кухни как кот вокруг сметаны, предлагая свою помощь, чем очень сердил Матильду Францевну, которая даже плеснула на него кипятком. «Зачем вы его гоните, бабушка?» с сожалением пролепетала Наталья. «Он ведь просто хочет помочь.» «Знаем мы этих помощников.» У старой дамы были свои устоявшиеся представления. «У кобелиной породы всегда одно на уме; а ты ведь замужняя женщина.» «Если бы я знала,» сокрушенно опустила Наталья голову.
