Тимофей с сыном зорко наблюдали за житьем-бытьем иомудов. Опытный в торговых делах, купец видел все промахи Кият-хана. Как-то сказал ему:
— Не умеешь ты, хан, толком вести купеческое дело. И совета не спросишь. А вот послушай, что скажу. Допустим те же французы. Мы платим им рубль за кусок сукна, а своим продаем тот же кусок за три рубля.
— Ну так что ж? — не понял Кият.— Ты у меня тоже возьмешь за один рубль двадцать три пуда соли, а продашь их — за два рубля, а то и больше.
— А ты, значит, Кият, вроде не можешь так делать с твоими людьми, как я с тобой? Плати им за пятьдесят пудов рубль серебром и баста. А пошлину отмени. На кой черт тебе лишние хлопоты?!
— У тебя и в самом деле башка на плечах. Так, пожалуй, я и сделаю,— поразмыслив, согласился Кият.
Затем они вместе прикинули: какой доход получит Кият-хан с каждого харвара соли, нефти, нефтакыла. Прибыток получился увесистый. Кият повеселел и тотчас послал нукеров в кочевья объявить всем, что милостью аллаха и справедливостью отменяет всякие пошлины, но соль к русским купцам, как и прежде, пойдет через его руки.
Ранней весной Герасимовы отправились к Атреку за рыбой. С ними Кият проводил Кейик-эдже с сыном. Жене наказал, чтобы и там не было пошлин, но скупать рыбу вдвое дешевле. Молча выслушала она наставления. Не о рыбе думала. Кейик без труда разгадала истинные намерения мужа: Тувак добилась своего, заставила хана, чтобы проводил неугодную ей сварливую старуху. Эта красавица станет ханшей всего острова, и никто ей не помешает ни в чем. Гордо держалась Кейик, только на корабле всплакнула.
Кият, проводив гостей и старшую жену, решил: «Пора взяться за Кеймира». Стал выискивать способ, как от него отделаться. Случай скоро подвернулся. Нукеры доложили, что пальван не везет соль в общую кучу, а сам для себя складывает — торговать с купцами без ведома Кията хочет.
Ночью к кибитке Кеймира подъехали всадники.
— Хов, пальван! — крикнул один, не слезая с лошади.
Кеймир тотчас вышел из кибитки.
— Пальван,— недовольно произнес старший нукер,— Кият приказал до утра прогнать тебя с острова. Мы приехали помочь тебе погрузить в киржим твои пожитки.
— Ловко он придумал,— невесело засмеялся Кеймир.— Поезжайте и скажите ему, что такого не дождется. На этой земле родился мой отец.
— Пальван, мы не можем возвращаться, не выполнив приказа.
— Придется вам на этот раз нарушить приказ,— уже со злобой отозвался Кеймир.
Тогда старший нукер крикнул, чтобы приступали к делу, и двадцать человек, соскочив с лошадей, принялись разбирать кибитку. Пальвану, чтобы не сопротивлялся, скрутили руки, евнуху — тоже. Подбежавший было на помощь Курбан был встречен плетями. Ему исполосовали спину, порвали халат.
Был уже рассвет, когда нагруженный скарбом киржим Кеймира отчалил от берега. В носовой части, обнявшись, в страхе сидели Бостан-эдже и Лейла с сыном. Черный Джейран стоял у паруса. Кеймир, стиснув зубы, смотрел на берег, где угрожающе покрикивали нукеры. Кеймир держал под уздцы коня, думал, куда же податься? Тихое на рассвете море казалось полем, засеянным зеленой травой; впору паси на нем коня и разбивай свои кибитки — никто не помешает,
Кеймир повел киржим в открытое море. «Не может быть, чтобы в Бахр-э-Хазаре не нашлось для меня сухого места!» — с насмешкой и вызовом к своей горькой судьбе подумал он. Стиснув зубы, пальван погрозил кулаком стоявшим на берегу конникам.
СТАНЬ БРИЛЛИАНТОМ В КОРОНЕ
В лето 1825 года Кият-хан встретил две русские экспедиции. Сначала на бриге «Баку» прибыл осмотреть устье древнего Узбоя лейтенант Басаргин. Уже проторенной четыре года назад дорогой Кият на шлюпке по мелководью доставил офицера к Актаму. Басаргин спешно занялся съемкой местности. Продвинулся к разрушенным укреплениям и кладбищу с тяжелыми плитами. Сделал заключение, что Узбой действительно впадал в Каспийское море и на всем его пути существовали поселения.
Покидая берега Туркмении, чванливый лейтенант, радуясь до бесконечности, вручил Кияту предписание о запрещении вывоза частным образом соли с Челекена. Об этом хану напоминал он и раньше, но теперь пригрозил казенной бумагой за подписью командующего Отдельным кавказским корпусом — Вельяминова-младшего. В этом предписании командир корпуса наказывал барону Вреде не подпускать к острову купеческие суда: ни русские, ни персидские, ибо весь юго-западный берег Каспия — Сальяны, Талыш, Ленкорань, Энзели — пользуются богатствами Челекена, а сбыт бакинской нефти и эмбинской соли совершенно пришел в упадок. Иными словами: челекенскую нефть и соль теперь должно сбывать в Астрахань, откупщику с государственным мандатом. Право на такой мандат, как изволил сообщить лейтенант, получил купец Мир-Багиров. Кият-хан задумался: каково ему будет вести торговлю со своим лютым врагом. Хотел было отправиться в Тифлис за помощью, но тут подоспела другая экспедиция — приплыл на корвете «Геркулес», под командованием лейтенанта Ладыженского, профессор Казанского университета Эйхвальд. Снова Кият в течение месяца разъезжал с ученым по Балханскому заливу и устью реки Актам. Лишь в конце сентября, пригласив профессора в гости на Челекен, он показал ему все кочевья и богатства острова, затем сопроводил до Серебряного бугра и возвратился на Челекен усталый и удрученный тягостными мыслями.
Кият не мог определенно сказать, что происходит на Кавказе, но по всему чувствовал: престиж Ярмол-паши падает, появились у него сильные противники.
Весной, поджидая суда Багир-бека, Кият решил исполнить просьбу молодой жены — свозить ее на Огурджинский остров, к овлия (Овлия — могила святого). Тувак давно просила об этом.
Хан снарядил два киржима. Вместе с Тувак и служанкой отправились посетить святое место несколько женщин из других кочевий. Сопровождал жену и сам Кият, хотя объявил, что едет взглянуть на отары, узнать все ли там благополучно.
В теплый апрельский день киржимы причалили к острову. Травянистый покров, еще не сожженный солнцем, выглядел необъятным зеленым ковром. Кое-где проступали каменистые плешины и время от времени попадались на пути кибитки чабанов.
Кият с несколькими джигитами пошел в стан, к пастухам. Женщины отправились к овлия. Неподалеку от могилы святого, возле чатмы, приезжие встретились с молодой женщиной. Она кипятила в кумгане чай, а рядом играл с черепашкой малыш лет шести. Челекенцы поздоровались с ней. Женщина предложила им отведать что бог послал, но они отказались к попросили проводить молодую ханшу к овлия. Огурджалинка чуть заметно улыбнулась, поняв, что перед нею жена Кият-хана и ее прислужницы, повела всех к святому месту.
Могила, обнесенная корягами, сплетенными так искусно и крепко, что вряд ли бы ее разрушил даже самый сильный ветер, возвышалась над равнинной частью острова. Рядом со святым местом зеленели травы, стояла чатма и паслись овцы. Приблизившись, сначала Тувак, а за нею остальные женщины трижды обошли вокруг овлия, прочитали молитву, и Тувак привязала к саксаулу маленькую, сшитую из ковра колыбельку: пусть увидят аллах и святой овлия, как нуждается она в ребенке. После этого ханша начала раздавать подарки: бусы, колечки, нагрудные украшения. Сыну огурджалинки она надела на голову красивую тюбетейку, а ей самой — платок. Та усмехнулась и не взяла подарка.
— Ой, зачем мне? Отдайте кому-нибудь другому,— сказала она.
— Но это же платок из шемахинского шелка! Хан привез его с Кавказа! — удивилась Тувак.— Разве ты такая богатая, что пренебрегаешь дорогими подарками? Ну-ка, скажи мне — кто твой муж?
— Мой муж? Его зовут Кеймир,— ответила с улыбкой Лейла.
Тувак на какое-то время потеряла дар речи. Язык онемел, а к горлу прихлынул жаркий удушливый ком. «Так вот она та самая персиянка!» Но это уже была не зависть, а скорее любопытство и какой-то непонятный страх, что счастье Тувак в руках этой женщины. Придя в себя, Тувак произнесла просительно:
— Ханым, теперь я знаю, кто ты. И ты обо мне, наверное, слышала. Ханым, ты нашла свое счастье, но не делай больно другим, не лишай других. Возьми подарок и поклонись святому за меня,— на глазах молодой ханши проступили горячие слезы.
Лейла поспешно приняла из ее рук платок, прижала к груди и начала взволнованно оправдываться:
— Ханым, я не хотела тебя обидеть. Поверь мне, ханым! — и Лейла зашептала молитву.
После этого, угостившись сластями, женщины отправились на берег к киржимам и вечером отплыли на Челекен.
Глядя в морскую даль, Тувак опять вспомнила слова Нязик-эдже: «Счастье — оно разное» — и подумала, насколько счастливее Лейла, У нее молодой сильный муж, сын. У нее нет никакого богатства, но она неизмеримо богаче. «О, если бы аллах даровал сына или дочь!» — молила Тувак, с трудом скрывая слезы и украдкой поглядывая на мужа. Кият думал о чем-то своем. Седые брови свисали над строгими черными глазами. Будто он заранее знал: должно что-то случиться. И нисколько не удивился, когда на берегу, едва высадились, Таган-Нияз сообщил:
