каким привыкли забайкальцы, не получилось. Приехали братья, жены, часть дружинников, свободных от дежурств на окраинах станицы, да местные одностаничники. Но, тем не менее, свадьба состоялась.
Прошло ещё полтора месяца. Эти счастливые недели были поистине медовым временем для Романа, уставшего от ударов судьбы. Началась пора сенокоса, и вместе с Ульяной, старшей хозяйкой, и работником Митрохой накосили сена и сметали стога. А по вечерам Роман гулял с Ульяной, теперь уже своей законной женой, по берегам реки Зерентуй, слушал её быстрое течение, и журчание перекатывающего камни горного потока. Иногда они ставили «морды» и ловили рыбу. И тогда на Федорахина накатывали воспоминания о его детстве и юности на берегах другой реки – родной Нейвы…
Глава 3
Агония белого Забайкалья
Пока белые бойцы зализывали свои раны, а Роман Федорахин обрел нежданное семейное счастье, в июне-июле 1920 года произошло печально судьбоносное событие: японцы договорились с советской Россией о создании на территории Забайкалья буферного демократического государства, и в обмен на буфер согласились вывести свои войска. Однако, как показал опыт, как только союзники оставляли ту или иную территорию, ее тотчас же занимали советские войска. И оставленная японцами часть Забайкалья не стала исключением. Части каппелевцев и семёновцев уже не могли противостоять многотысячной и хорошо оснащённой 5-й Красной армии, у которой к тому же в тылу действовали партизаны, свои же местные жители, купленные дешёвыми популистскими посулами большевиков. Таким образом, судьба и этого клочка русской Белой земли была решена…
Как-то в начале августа приехал Фёдор Сизов и почти одновременно с ним заявился его старший сын Игнатий. И в это же время с нарочным Роману было передано предписание от местного воинского начальника явиться на медицинское переосвидетельствование на станцию Оловянную, где находился 2-й Сибирский корпус. Как раз за неделю до этого Ульяна, положив руку Федорахина на свой живот, сообщила ему радостную новость о том, что скоро их молодую семью ожидает пополнение.
Вместе с Романом и сыном Сизов-старший обошёл всё своё хозяйство, годами и нелёгким трудом обустроенное.
– Я вот, что решил: Игнатия комиссовали по старому ранению, а посему завтра тут будет неизвестно что. Так вот, ты, Игнатий, со скотом отправляешься в Трёхречье, будешь нас там ожидать и обустраиваться.
– Ульяна беременна! – краснея, вставил своё слово Роман.
– Ульку тоже забирай! Я бы так и так сказал ей ехать вместе с Игнатием, нечё здесь ждать у моря погоды! А ты, Евдокия, пока остаёшься дома! Оставим тебе коровёнку да лошадь вон эту, сивую, на неё не позарятся ни партизаны, ни семёновцы. Если что, сама до Трёхречья доберёшься либо я заеду! – сказал Фёдор Григорьевич голосом, не терпящим возражения.
Видно было, что его жена была беспрекословной хозяйкой в доме, тогда как здесь, в хозяйстве, полновластным хозяином был казак. Ульяна было начала противиться решению отца. Но тут, жёстко обрубив, вставил своё слово Федорахин:
– Здесь вот-вот начнутся боевые действия! Я не хочу потерять ни жену, ни ребёнка!
На этом была поставлена точка.
– Строевой конь тебе сейчас все равно ни к чему, отдашь вон ему, – указал Сизов на зятя.
Игнатий нехотя повёл Романа знакомить с конём.
– Обращайся с ним по-хорошему, и он умрёт за тебя, а не выдаст! – говорил старший брат Ульяны. – Он меня раненого из-под носа у краснюков вынес! Вот…
Погладив и потрепав коня по холке, Игнатий добавил:
– Вот, Буланко, передаю тебя в руки сродственника! Служи ему так же, как и мне, и он любить тебя будет, аки свою жену! – И, потрепав боевого друга еще раз, отошёл в сторону.
Федорахин заметил блеснувшую в глазах шурина слезу…
Сложив в перемётные сумы немного еды, попрощавшись и троекратно напоследок поцеловав Ульяну, Федорахин выехал в сторону станции Оловянной. К полудню он был уже там. Члены комиссии, осмотрев Романа, признали его годным и отправили в штаб корпуса за назначением. Подойдя к станционным постройкам, где располагался штаб, Федорахин услышал женские крики и мужскую ругань. Роман свернул и зашёл за блокгауз. Перед его глазами предстала раздетая женщина, ноги которой привязывали к рельсам двое семёновцев, а третий руководил их действиями. Не замечая подходившего офицера, третий начал раздеваться.
– Что здесь происходит! – громко спросил подпоручик.
Некоторое время длилось молчание. Казаки растерялись.
– Ничего! Вот большевичку поймали, – пояснил тот, что руководил.
– А сейчас что делаете? В свою веру ее из большевизма обращаете? Встать! – крикнул Роман, выхватив пистолет.
– Ей же всё равно подыхать, господин офицер!
– Подыхать ей или нет, не тебе и не здесь решать! Отойти от оружия!
Семёновцы нехотя отступили от лежавших на земле карабинов.
– Дальше! – Федорахин, взведя курок, направил наган в лоб ближе всех стоявшего к оружию казака.
Те ещё сделали несколько шагов, и тогда Роман взял один из карабинов и тоже взвёл курок. В это время появился пожилой вахмистр, чем-то напомнивший Федорахину тестя. Тот, подойдя, взялся было за эфес шашки, но Роман предупредил:
– Спокойно, вахмистр! Я первый успею.
– А что случилось-то, вашбродь? – вопросил в свою очередь пришедший.
– А вы не видите, вахмистр?! Ваши подчинённые путём изнасилования женщину в свою веру обращают! Развяжите женщину да помогите ей одеться! – приказал подпоручик.
– Она большевичка! – начал опять оправдываться один из казаков.
– Это ты зря, офицер! Это не мои подчиненные, а какие-то нехристи! Какой станицы будете? – развязывая женщину, обратился пожилой казак к стоящим под карабином семёновцам.
– Заиграевской, – гнусавя, откликнулся рябоватый казак.
– То-то же, не нашей! Вас в церкви крестили? Что же вы делаете, подлецы?! Недоумки! – ругался вахмистр.
Вскоре женщина, поставленная на ноги, надела изорванное платье, грязную кофту и помятую юбку. Роман три раза выстрелил вверх. Тотчас же со станции на выстрелы прибежали солдаты комендантской команды.
– Кто из старших чинов есть на станции? – спросил солдат Федорахин.
– Генерал Смолин со штабом, – ответил унтер-офицер.
– Руки этим связать – и к генералу!
– Может, лучше к нашему, к казачьему начальству? – спросил вахмистр.
– Нет! – отрезал Роман. – Вы тоже идёте с нами для показаний! И вы! – сказал он пошатывающейся женщине, ещё не пришедшей в себя.
Солдаты, во главе с унтер-офицером подвели их к одному из классных вагонов, стоявших на станции. После разрешения войти Федорахин, отдав честь, рассказал о происшествии. Генерал, сопровождаемый штабс-капитаном, вышел из вагона, осмотрел, троих арестованных и сделал своё заключение:
– Следствие и полевой суд тут не нужен! Мерзавцы налицо! Всех по законам военного времени! Подпоручик, выполняйте!
– Что, мне их расстреливать?! – удивлённо спросил Роман.
– Зачем же! Назначьте расстрельную команду – и вперёд!
– Слушаюсь! Ты! – ткнул он в
