отплываешь? Через неделю? Не может того быть!
Он не стал её поправлять: ведь «Сан-Херонимо» должен был поднять якоря в воскресенье. Им оставалось два дня.
На самом деле соглашение с вице-королём было заключено уже давно.
Много недель Эрнандо выводили из себя эти споры во дворце, так противоречившие его планам. Но, хотя перспектива вернуться одному в Манилу была ему столь же тяжела, как и ей, он сделал выбор и в конечном счёте признал, что это выгодно.
Эрнандо был мореплавателем и искателем приключений. Отступиться, не потеряв чести, он не мог. Неподчинение приказу вице-короля в его глазах было подлостью. Изменой долгу, которую никак не оправдать безумной любовью к женщине.
Так или иначе, выбора у него не было. Кроме того, от него потребовали строгой тайны. Тут ему послушаться было нетрудно. Он слишком боялся яростных протестов Исабель, чтобы не уклониться от них во время сборов.
Малейшее разногласие с ней, малейшая критика казались ему подрывом основ. Их любовь покоилась на единомыслии. Эрнандо нуждался в её безусловной поддержке.
Когда ей что-то не нравилось, она наказывала его упрямым молчанием, на которое он отвечал потоком вопросов и упрёков. До сих пор им всегда удавалось одолевать свой гнев, возвращаться друг к другу, сходиться на середине. В конце концов она всегда просила у него прощения за то, что не могла объясниться сразу.
На сей раз он боялся, что ему придётся уйти в море, а она так и не раскроет рта. Как объявить ей, что он разрывает их союз по конкисте, оставляет её одну?
От этой разлуки ему самому было слишком больно, чтобы сносить попрёки и молчание...
И он решил молчать сам. Как будто ужас положения открылся ему одновременно с ней. В последний момент.
Она мрачно поглядела на него:
— Почему ты притворяешься? Почему не говоришь правды? Почему не признаешься, что уже всё обдумал?
— Откуда у тебя такие мысли?
Эрнандо ей лгал. Она это чувствовала.
— Ты уже несколько недель тайно готовишься к отплытию!
Она дрожала всем телом. Он попытался обнять её.
— Ты же прикрываешь наш тыл, — прошептал он, — стоишь на часах...
Она резко вырвалась.
— Откажись!
— Невозможно. Королевская служба.
В дверь постучали. Она взяла себя в руки. Это была Инес.
Посторонившись, индианка пропустила в комнату донью Эльвиру. Одного взгляда чтице хватило, чтобы понять: она прервала первую семейную сцену этой пары, так хвалившейся своим благополучием.
Донья Эльвира слегка присела. Теперь она всегда держалась холодно и принуждённо.
— Сеньор Кирос просит у Вас приёма, сеньора.
— Что ему нужно?
— Сеньор Кирос желает просить Вас отпустить его и дозволить попрощаться с Вами.
— Пусть подождёт.
Эльвира снова сделала реверанс и удалилась.
Инес в дверном проёме не сдвинулась с места.
— Дай мне две минуты!
Голос был почти умоляющий. Инес послушалась. Она не знала, что так потрясло её хозяйку, но понимала, что тут речь не о двух минутах — Исабель и вечности не хватило бы, чтобы прийти в себя.
Кирос с моряцкой шапкой в руках ожидал в передней. Он приказа отплыть на Филиппины не получал. Это хорошо. Миссия отвлечёт капитана Кастро от помыслов об экспедиции по следам аделантадо. Она его займёт на год, быть может — на два или три.
Наконец-то у Кироса появился шанс. Покуда «муж-моряк» в отсутствии, он сможет добраться до Лимы и представить отчёт преемнику маркиза Каньете. Сам. Один. Рассказать о своих подвигах в Южном море. Предъявить права на все будущие открытия. Не он ли, Кирос, открыл Маркизские острова, Санта-Крус и все земли по пути? Не он ли знал лучше всех, где находятся Соломоновы острова? И Неведомая Австралия — Земля его Гипотезы?
Вице-король Перу непременно заинтересуется историей перехода через Тихий океан из Кальяо. Возможно, это путешествие позволит ему напрямую торговать с Манилой, минуя Акапулько.
Прибыв в Мексику, Кирос потребовал нового следствия о качестве его службы. Третьего по счёту. И старался собрать доказательства, дискредитирующие командование Менданьи и его жены. Он расспрашивал об этом донью Эльвиру. Та отныне стала его союзницей. То, что она рассказывала об их первом переходе сейчас, было совсем не похоже на её заявления в Маниле. На сей раз чтица дала потрясающие показания о бойне на Санта-Крус и об отношении гобернадоры к колонистам.
Но об этом, о последних происках Кироса, Исабель ещё не знала.
Их контракт закончился тогда, когда «Сан-Херонимо» вошёл в пролив Бока-Гранде. Оба они и не думали больше вместе «терпеть и не сдаваться». Тут их желания сходились. Она даже хотела расстаться с ним по-доброму.
— Очень сожалею, Кирос, что вы уезжаете.
Этим февральским утром 1597 года в большом доме, который донья Исабель Баррето купила в новом районе Мехико, она явилась ему такой, какой он знал её некогда — дома, в Лиме. Высокая, худая, величавая. Ничем она не выдавала смятения, в которое повергла её весть об отъезде мужа. Только поигрывала кольцами, нервно переодевая с пальца на палец.
По обыкновению, она стояла, одетая по-парадному, в юбке с безмерно широким кринолином.
Даже эта маленькая, словно ларчик, комната напоминала о роскоши, которой она когда-то окружала Менданью.
Даже ещё пышней. И экзотичней. Венецианское зеркало и мексиканские серебряные светильники спорили дороговизной с шёлком на мебели и с привезёнными из Азии безделушками.
По тому, как за два месяца она устроила эту обстановку, Кирос понял, сколько в ней энергии, осознал всё, что их разделяло. Весь этот блеск пробудил в нём вечную злость. Он чувствовал, что бесконечно превосходит эту женщину, а она его унижала. Будила в его душе такой же
