стара для Эрнандо? Ей же нет ещё тридцати! Всё же последнем плаванье она точно поняла, где ей положен предел. Предел? Даже и не в том дело... Она осознала, что создана, быть может, для одного только счастья. А Судьба иногда бывает очень скупа. Если она это счастье упустит, то если даже исполнит всё остальное — жизнь её будет напрасна.
— Зачем ставить под угрозу то, что даровал нам Бог?
— И это ты говоришь мне, Исабель? Ты!
— Не оставляй меня, Эрнандо.
— Я ненадолго.
Исабель не могла выразить свои чувства словами, но умела делать это поступками. Схватив случайно валявшийся на столе кинжал, она со всех сил швырнула его в закрытую дверь.
— Если едешь — я с тобой!
— Нет...
* * *
И это свобода? Впервые в жизни Исабель Баррето не настояла на своём...
* * *
Без него, не чувствуя его тела, она не находила ни покоя, ни забвенья.
Как во времена первых ночей в Маниле во дворце на Пласа-Майор, сон её смущали такие ужасные сновидения, что она боролась с собой, чтоб не заснуть. Но теперь кошмары были иного рода. Не физические иллюзии — как будто её с силой кидают на кресты Санта-Крус, — а сцены страданий самых дорогих ей людей. Она всё видела — но никак не могла вмешаться. Видения проходили, а она лишь наблюдала за ними.
Первые месяцы этого года на суше она только это и представляла себе: призрак «Сан-Херонимо», попавший в сплетение вихрей, трещащий со всех сторон, безысходно заблудившийся в Южном море. Видела, как изуродованное тело Эрнандо — плечи вывихнуты, кости торчат наружу, кожа висит лохмотьями — сражается с пучиной, одолевает скалы.
Но чем дальше проходило время, тем чаще она видела не Эрнандо — утопленника с распахнутым ртом, с мёртвым взором, обращённым в небо, — а Альваро. Лоренсо. Марианну.
Отрубленная рука Мерино-Манрике из одной кучи с руками индейцев из Кантароса падала на корм свиньям. Окровавленная голова молодого Буитраго торчала на пике у входа в форт, а язва, сглодавшая ногу Лоренсо, переползала вверх, по всему телу и на лицо — весь он гнил и чернел.
Но это было ещё не самое скверное.
Из ниоткуда возникали те, на кого она и не смотрела никогда. Отцы глядели, как их сыновья барахтаются в грязи Санта-Крус. Матери выли от горя над трупами своих малышей. И ещё многое, чего она, казалось бы, никогда не видела. А она видела... Да, видела. Ту женщину, которая выпрашивала у неё воды на палубе. Её немой крик, умоляющие глаза...
Много было таких воспоминаний, как это.
А ещё одно она не могла передать словами и даже понять, что это было. Взгляд мальчика, который ничего не просил — но умер из-за неё. Худое личико, обритые волосы, голова изъедена лишаём...
Он и вправду умер из-за неё? Как? Когда? Сколько она ни рылась в памяти — ничего не находила. Искала, искала... Напрасно. Но каждый раз, когда возникало лицо этого ребёнка, её охватывал ужас.
Так она по ночам уходила в глубины совести, и лишь с огромным усилием выныривала из них. В общем, ей всё меньше и меньше удавалось одолевать смятение и тревогу. Дни становились похожи на ночи.
А во всём остальном Эрнандо не ошибся, доверив ей факторию в Акапулько.
Когда Исабель успокаивалась, когда становилась сама собой, дела приносили плоды. Вернувшись, он найдёт своё состояние умноженным. А экспедицию — обеспеченной. Не хватало лишь кораблей.
* * *
Столь же усердно и Кирос трудился над осуществлением своих замыслов. 5 июня 1597 года он приехал в Лиму и добился немедленного приёма у вице-короля Перу. Потом они встречались больше года.
Познания и благочестие португальского морехода произвели на его сиятельство самое благоприятное впечатление, и он попросил Кироса изложить свои подвиги на бумаге. В этом рассказе капитан отвёл главное место самому себе, а заключил его несколькими прошениями. Для себя он не требовал ничего. Только дать ему сорок матросов и шестидесятитонное судно. Тогда он возьмётся завладеть всеми землями, которые Менданья некогда обещал короне.
Вице-король загорелся, почуяв удачу, но его предшественники уже обожглись на этом, и он прикрылся ссылкой на Мадрид. Без согласия Его Величества ему ничего не решить. Киросу следовало отправиться для защиты своего плана в Испанию, как прежде Менданье.
К несчастью случилось так, что в 1598 году в Эскориале преставился король Филипп II. А его сын Филипп III, как говорили, меньше интересовался Великими открытиями.
Прежде, чем пуститься в такое путешествие (дорога за море до Севильи заняла бы больше года), Кирос испросил аудиенции у архиепископа Перуанского. В нём он нашёл заинтересованного слушателя своим мечтам о просвещении язычников. Прелат посоветовал ему лучшую дорогу, чем в Мадрид, лучшего покровителя, чем испанский король. Вечный город и папа!
Взяв все необходимые рекомендательные письма, чтобы попасть к испанскому послу при Ватикане, Кирос высадился в Генуе во время празднования юбилея 1600 года. Он надел грубый плащ паломника, направляющегося в Рим. С посохом странника в руке, с сумой на боку он просил по пути подаяния. В июле Кирос прошёл в Порта дель Пополо.
Два месяца спустя он убедил курию. Его Святейшество обязался поддерживать завоевания сеньора Кироса в Южном море — крестовый поход ради обращения и спасения тысяч душ.
Точно тогда же, в июле 1600 года, Эрнандо де Кастро с тремя кораблями вышел из порта Манилы.
Его флотилия попала подряд в несколько ураганов, заставлявших повернуть обратно. Восемь месяцев ушло на то, чтобы выбраться из лабиринта Филиппин.
В марте 1601 года ему встретился новый тайфун. Такого страшного на памяти нашего моряка ещё не было. «Сан-Херонимо», «Контадора» и «Санта-Маргарита» потерпели крушение. Два малых судна так и пропали со всем грузом и экипажем. «Сан-Херонимо» разбился
