искать и лихой человек.
Батт продолжил расспросы, он хотел знать все:
— Как ты стала рабыней?
Хрисонета откровенно рассказала:
— Я из племени долонков, господин. Мой род жил на Херсонесе Фракийском возле города Пактия, сразу за стеной, построенной Мильтиадом. Все было хорошо, пока с востока не полезли персы... Наши враги апсинты не стали дожидаться армии байварапатиша Мегабаза. А, может быть, выполняли его приказ... Не знаю... В общем, они проломили стену и смяли эллинов. Но сначала разграбили и сожгли деревни долонков. Тех, кто выжил, угнали в рабство.
— А почему ты оказалась на Хиосе?
Хрисонета грустно улыбнулась:
— Сюда свозят военнопленных со всех концов Эгейского моря. Перекупщики рабов не спрашивают, кто ты — враг или союзник. Мы все для эллинов фракийцы, а значит, враги.
— Что умеешь? — допытывался Батт.
— Все что потребуется, господин... Скоблить и вымачивать шкуры, ткать, работать в огороде, жать ячмень, веять полбу... Тебе понравится, как я готовлю, если, конечно, на твоем острове растут тмин и чабрец.
— Растут, — ухмыльнулся наксосец.
Между кораблями втиснулась рыбачья лодка. Двое хиосцев принялись умело разделывать тунца длинными тонкими ножами прямо на квадрах. Затем выкинули голову и требуху в море, посвятив жертву Посейдону. Сидевшие на рее гейкосоры чайки мгновенно сорвались к воде. Птицы не хотели, чтобы добыча доставалась только богу.
Когда на пристани показалась толпа наксосских пиратов, Батт приказал рабыне подняться по сходням. Вскоре корабль огибал мол, вспарывая волны бронзовой кабаньей головой.
Впереди неровно мигал огонек лампы на носу лоцманской лодки. Маяк продолжал выбрасывать в небо последние оранжевые клубы. День Аполлона подходил к концу...
Зиму Батт провел на Наксосе.
Вместе с подельниками подкарауливал купеческие лембы, неосторожно оторвавшиеся от конвоя. Рубился с конкурентами на необитаемых скалистых островках между Наксосом и Паросом. Несмотря на опасность штормов, возил к Делосу горожан, которые щедро платили за покровительство синекожего пирата.
Да что там плыть-то: утром парус развернул на Наксосе, а в полдень уже свернул его на Делосе. Переночевал в пандокеоне для паломников — и в обратный путь. Пока адепты бьют поклоны Аполлону или Артемиде, есть время принести жертву Посейдону, чтобы позволил спокойно добраться до дома.
Кроме Хрисонеты, в доме наксосца не было других ойкетов. Батт не любил с ними возиться. Кормить, давать поручения и следить за их выполнением. Поощрять, наказывать, вызывать гиеродула из храма Асклепия, если раб заболел.
Он жил в небольшой каменной хижине за крепостной стеной в одиночестве. Отец погиб в море во время шторма еще до того, как родился сын.
Когда флот Дария подошел к острову, мать с трехлетним Баттом на руках и нагруженными на осла пожитками отправилась в горы. Вековые кедры на склоне Зевса казались беженцам надежным укрытием.
Оползень накрыл лагерь после сильного ливня. Сидевший в корзине на спине осла мальчик остался жив, но мать погибла. Сироту выкормил атаман ватаги, с которой отец выходил в море — Аристехм.
Батт собирал устриц и мидий на банках, таскал вместе со сверстниками бредень по отмелям, а когда ему исполнилось пятнадцать, Аристехм впервые взял его на дело.
В ненастную погоду атаман вывешивал на скалах фонарь в надежде на то, что проплывающие мимо купцы примут его свет за сигнал маяка. После шторма он вместе с Баттом отправлялся прочесывать берег в поисках товаров с разбившегося о рифы корабля.
Однажды они набрели на утопленника в богатой одежде. Аристехм уже собрался отрубить трупу унизанные перстнями пальцы, как из-за утеса показалась лодка под косым парусом.
В поисках добычи трое паросских пиратов заплыли на чужую территорию. Заметив на берегу мужчину и подростка, они решили, что преимущество на их стороне, поэтому без колебаний спрыгнули в мелководье.
Завязалась драка, во время которой Аристехм зарубил двоих. Батту пришлось бороться за свою жизнь самостоятельно. Он бросился на третьего пирата, повалил его в воду и в жестокой схватке сумел утопить противника. Вечером атаман выколол на плече юного сообщника протому гиппокампа.
Однажды керкур Аристехма не смог уйти от афинской триеры из конвоя купеческого каравана. Спущенный с кормы боевого корабля тяжелый свинцовый «дельфин» пробил днище.
Атаман утонул вместе с экипажем. Батт занял его место, набрав собственную ватагу головорезов, среди которых были друзья детства — Гринн и Гнесиох...
Домой Батт заходил редко. Только чтобы проверить погреб, где под плитами пола в глиняном кувшине хранилось его накопленное в бандитских рейдах серебро. Хотя прекрасно понимал, что из своих к нему никто не сунется, а чужие здесь не ходят.
После каждого налета он забирал себе только самые ходовые монеты: коринфские «жеребчики» с изображением Пегаса, афинские «совы», с реверса которых таращила большие круглые глаза ночная птица, «черепахи» Эгины, мисийские «кизикины» с бегущим кабаном и львиной головой. Остальное награбленное добро отдавал подельникам.
Батт постоянно находился в море. Во время вынужденных задержек на суше обедал в харчевне, а спал на набитом соломой тюфяке в трюме керкура. Напивался обычно в диктерионе, где можно и отдохнуть, и переночевать, добавив всего-то пару оболов.
Только однажды завалился ночью в свою хибару с двумя уличными порнаями-египтянками. Спавшая на топчане Хрисонета испуганно закрыла голову овчиной. Пока Батт пьяно возился с девицами, долонка старалась не издать ни звука.
Когда утром он выставил порнай из дома, она метнулась на кухню. Быстро ободрала кочан капусты, вскипятила воду и поднесла хозяину кружку капустного отвара.
Батт таращился на нее спросонья — похмельный, хмурый. Выпив отвар, грубо схватил за бедро, потянул на себя. Она отскочила, протестующе затараторив на родном языке. Потом принесла миску с холодной водой и положила мокрую тряпку ему на лоб.
