Да жив я! — приподнимая голову и отирая кровь со лба, прохрипел барон. — Не повезло, что поделаешь...
— Ты не выдержал Божьего суда! — воскликнул, гневно сдвигая брови, Барбаросса. — Поражение доказывает, что ты солгал. Солгал, поклявшись своим мечом, а оскорбление меча недостойно рыцаря. Прочь с моих глаз, клятвопреступник! Если захочешь в боях искупить свой позор, я буду рад. Но тебе больше нет места ни на ристалищах, ни при дворе. Прочь!..
— Вот так и стал самый знаменитый рыцарь Германии, герой стольких баллад и преданий, изгнанником и бродягой, — помолчав, закончил Эдгар, поймав в ладонь мелькнувшего перед ним светящегося жучка и тут же снова его выпустив. — Правда, многие, кто знал Тельрамунда, всё равно сохранили к нему уважение. И тот же император Фридрих, спустя восемь с половиной лет, рад был узнать, что воин, которому у него в стране нет равных, присоединился к Крестовому походу германской армии. Правда, они так и не поговорили меж собой — Тельрамунд шёл с войском и сражался как самый обыкновенный рыцарь, не знакомый с императором. Тем не менее после Барбаросса передал барону через своих придворных, что прощает давнюю вину и вновь признаёт его своим вассалом. Однако, как я понимаю, Тельрамунд и по окончании похода не вернулся в родные места.
— Ещё бы! — воскликнула Мария. — После такого незаслуженного позора.
— Да, — кивнул Эдгар. — У настоящих рыцарей это считается несмываемым. Опять же, сама видишь, жена, как благородно он себя ведёт: его гонят из родных мест, предают позору, а он, позабыв зло, идёт со своими в поход во славу Креста. Ведь он не мог быть заранее уверен, что император тоже проявит благородство и объявит ему прощение. Удивительный человек!
— И удивительный друг! — Мария сморгнула слезинку с пушистых ресниц и шмыгнула носом. — Кто бы ещё ради друга отказался от любимой женщины? А он не просто отказался, а ещё и унизить себя дал! И какая же дрянь этот его Лоэнгрин!
— Тамплиер, что с него взять? — Эдгар пожал могучими нагими плечами и отмахнулся от того же светлячка, который упрямо вился возле лица. — Храмовники привыкли ко лжи.
— Послушай, — спохватилась Мария, — а ты-то откуда узнал правду? Если Тельрамунд так никому и не признался, что нарочно затеял всю эту историю?
Молодой рыцарь рассмеялся.
— Это — один из тех случаев, что бывают раз лет этак в сто... Незадолго до Крестового похода в Лионе объявили турнир. Знатный турнир, на него съехалось множество рыцарей. Луи тоже в нём участвовал, а я тогда только смотрел да втайне завидовал, хотя и сам себе в том не признавался. Да ещё работы у меня в те дни хватало! Представь: понаехала куча рыцарей — дерутся, доспехи портят, мечи ломают, шлемы проламывают. И всем им говорят, что лучший кузнец в Лионе — мастер Эдгар. Ну что ты усмехаешься? Знаешь ведь, что я такой и был.
— Я усмехаюсь оттого, что ты мне рассказываешь про турнир, точно я его не видела! — проговорила Мария. — «Малыш Ксавье» три раза отпрашивался у барона в город, чтобы посмотреть на рыцарей и их битвы. Я даже на дерево залезала! И тебя видела, как ты сидел сбоку, среди ремесленников. Смотрела и представляла, что ты тоже — рыцарь, тоже бьёшься на турнире, побеждаешь и награду даришь мне... представляешь? А ведь потом так и случилось!
— Да, — он опустил подбородок на её худенькое плечо и прижался щекой к щеке. — Но я ведь не о себе хотел рассказать. На третий день турнира, вечером, ко мне в кузницу пришёл молодой рыцарь, белокурый, красивый. Говорил с немецким акцентом. И я ещё подивился его щиту: никогда не видел, чтоб на щите рисовали лебедя... А один из моих подмастерьев возьми да скажи мне, что этот парень — известный рыцарь Лоэнгрин, герцог Брабанта. Ему, подмастерью, на турнире это кто-то рассказал. У Лоэнгрина этого щит был продырявлен в двух местах, ну а шлем впору было просто выкидывать! Видать, не очень ему на турнире везло. Ну, пока я работал, он вытащил бутылку рейнского портвейна. Предложил мне. Я говорю, что у меня ещё работы полно, какая выпивка? Стакан выпил... А он прикончил всё остальное. И его развезло. В кузнице-то жарко! Разболтался тамплиер вовсю. Нет, тамплиерских тайн выдавать не стал — побоялся. Зато взял вдруг и по пьяному делу рассказал мне всю историю своей женитьбы на Эльзе Брабантской и как ему всё это устроил Тельрамунд. Я, признаюсь, не выдержал: «И как, — говорю, — вам, мессир, не стыдно? Я — человек простой, но никогда бы такого не сделал!» А он мне в ответ: «Значит, ты никогда с такой силой не любил!» Вот что правда, то правда: тогда я вообще не знал, что значит любить.
— А теперь? — тихо спросила Мария.
— Что теперь?
— Теперь, когда знаешь? Ты бы предал друга из-за любви? Принял бы такую жертву?
Эдгар поцеловал её в шею и осторожно повернул к себе мокрое от слёз личико.
— Теперь? Теперь и подавно не сделал бы так! Разве ты, узнав об этом, простила бы меня? Думаю, Эльза Брабантская, если узнает, тоже не простит.
— Дура она, эта Эльза! — вдруг сорвалась Мария. — Дура и пустышка! Как можно было выбрать Лоэнгрина, когда рядом с ней столько лет был Тельрамунд?!
Эдгар снова засмеялся:
— Я знал в своей жизни трёх умных женщин. Первой была моя матушка. Вторая — королева Элеонора. Эта не просто умна, она, пожалуй, поумней любого мужчины. Третья — ты, малыш Ксавье. А все прочие — дуры. Им так положено. И нечего на это обижаться!
