на любимую. Тонкие пальцы коснулись его щеки.
— Соджун…
— Ты мое счастье. Ты моя любовь. Моя жена…
Елень лишь улыбнулась в ответ и, обвив руками могучую шею, притянула Соджуна к себе…
За окном выла вьюга. Небо, казалось, венчалось с землей, превращаясь в одну сплошную белую завесь. И природе, как и всегда, не было дела до людей, спрятавшихся в крохотной хижине.
Где-то звенит капель. Тонко, звонко, на одной ноте. Тело кажется тяжелом и совсем не хочется просыпаться. Но в комнате, на удивление, тепло. Елень открыла глаза и осмотрелась. Соджуна рядом не было, а одеяло подоткнуто, чтобы не выпускать тепло. Рядом с тюфяком лежит аккуратно сложенная одежда, а поверх нее расческа и шпилька. Та самая, из змеевика. Женщина улыбнулась, взяла шпильку. Покрутила в руках, а потом привстала на ложе и стала расчесывать волосы.
Солнце ослепило, и Елень зажмурилась. Снег, таявший прямо на глазах, отражал лучи светила так, что на глаза наворачивались слезы. Но на душе почему-то было легко, радостно и так же светло.
Соджуна она нашла у дороги. Он возвращался с лошадьми с реки. Увидев женщину, он улыбнулся, и Елень не выдержала. Она сорвалась с места и бросилась в распахнутые объятия мужчины. Капитан прижал ее к груди и сразу заметил, что волосы сегодня она завязала в женскую прическу, а не в мужской узел, как это делала до этого. И в волосах была та самая шпилька из змеевика.
— Собирайся, любовь моя, поехали, — сказал Соджун, глядя жене в глаза.
— А как же раны? — напомнила Елень.
Капитан усмехнулся и поцеловал ее.
— Если они не открылись после всего того, что было ночью, думаю, никакая качка им ни по чем, — ответил он.
Румянец тут же залил щеки женщины.
— А куда? — спросила она.
— А не все ли равно?
Елень улыбнулась.
— А и правда. Не все ли равно?
И она шла рядом с мужем и не было на всем белом свете людей счастливей, чем Ким Соджун, бывший капитан магистрата, и Фао Елень, внучка китайского генерала и русской княжны.
[1] Плетёнки – обувь, похожая на наши лапти. Отличие заключается в том, что лапти целиком закрывали стопу, плетёнки же предохраняли от грязи и пыли лишь подошву стопы и без шнурка, который крепился на лодыжке, не держались бы на ногах.
Эпилог.
Пыля подолом, по дороге бежала служанка. Время от времени она истошно звала госпожу. Люди оглядывались на нее и недоумевали. А служанка летела не чуя под собой ног. Вот наконец и стены поместья. Она влетела в ограду и опять заорала:
— Госпожа, госпожа! Госпожа!
Хлопнула дверь, и из дома выскочила девушка.
— Что? Что случилось? — закричала она испуганно.
Служанка стояла в центре двора и рыдала, вытирая слезы передником. В руках она держала какую-то посудину. Девушка сбежала к ней и остановилась. В глазах, отливающих охрой, заблестели слезы.
— Что? Что такое? Не молчи!
Служанка тогда повернула посудину и показала донышко.
— Я нашла их, госпожа, нашла! — пробормотала она.
Девушка дрожащими руками взяла вазу и заплакала. На донышке, изгибая спинку, красовалась кошка.
Та самая кошка.
— Матушка... господин…, — только и смогла выговорить Сонъи.
Прошло долгих семь лет. За это время в стране многое изменилось. У короля Седжо умер старший сын[1]. Народ перешептывался, считая это карой Небес за всю ту кровь, что пролилась по вине узурпатора.
Повозка пылила по дороге. Солнце палило беспощадно, и люди надвигали на глаза шляпы. Дети спали в крытой повозке, женщина, ехавшая рядом с мужем верхом, иногда оглядывалась на нее. Они уже были второй день в пути. Можно было переждать жару, но люди спешили и подгоняли лошадей. Им во что бы то ни стало нужно было попасть в городок до темноты.
Солнце повернуло к вечеру, когда, наконец, показались крепостные стены. Лошади, почуяв скорый отдых, побежали резвее. Путники воодушевились и стали подгонять животных.
Они не знали, под каким именем живут здесь родители, поэтому просто показали страже горшок. Стражники махнули куда-то в сторону.
— Поезжайте к реке. Там горшечные мастерские, — сказал один.
Путники поблагодарили и устремились в указанном направлении.
Улица горшечников тянулась вдоль всего берега, как быть? Не стучать же в каждые ворота? Чжонку велел остановить повозку и сам спешился, подошел к жене, помог ей сойти. Из повозки в то же мгновение выскочила маленькая девочка лет пяти, она что-то отчаянно заговорила, жалуясь, что все тело болит. Взрослые стояли рядом и на ребенка не смотрели, а та вертела головой и вдруг увидела на дороге девочку. Она была чуть выше, но на кого-то походила. Ее за руку вел мальчик лет тринадцати-четырнадцати. Увидев людей, он остановился.
— Матушка, смотрите, девочка! — вдруг сказала малышка и ткнула пальцем в ту, что мальчик держал за руку.
Сонъи тут же оглянулась. Эта незнакомая девочка была как две капли воды похожа на ее собственную дочь, вот только глаза…
Девушка почувствовала, как бешено колотится сердце. Она сделала несколько шагов к девочке и подростку.
— Молодая госпожа Сонъи? — вдруг произнес мальчик.
Сонъи перевела на него взгляд. Нет, его она не знала. Впервые видела.
Тут малышка, что подросток держал за руку, вырвалась и бросилась к Чжонку.
— Отец! — закричала она.
Чжонку подхватил ее и улыбнулся. Зеленые глазки, сначала смотревшие с любовью, вдруг вспыхнули удивленно.
— Похож? Правда, похож? — спросил он мягко.
— Это мой папа, слезай сейчас же! — запротестовала дочь, пытаясь сдернуть чужую девочку с рук своего отца.
Чжонку поставил на землю ребенка, присел рядом. Малышка погладила его по гладкой щеке.
— Ты ведь мой орабони, мой старший брат? И ты? Тебя зовут Чжонку, а тебя Хванге. А ты моя онни, моя старшая сестра Сонъи? — спрашивала малышка переводя глаза с одного на другого. Ее взгляд остановился на слугах. — А вы Гаыль и Анпё! Мама с папой про вас много рассказывали. А про
