„Но если Хор — дитя солнца, — спросила Она, — то как же солнце может быть одним из Его глаз?"
Муравьи ползали по моим ногам. Так мне казалось. Я не хотел говорить о таких вещах. Я знал свою руку, но, не будучи художником, не мог ее нарисовать. Ей нужен был жрец, который бы рассказал Ей все это. „Так должно быть, — ответил я. — Глаз Хора известен также как дочь Фараона, Уаджит — Кобра. Кобра может изры-гать пламя и убивать всех врагов Фараона". Меня так и подмывало сказать Ей, что, хотя я и не видел огня Кобры в Битве при Кадеше, я, безусловно, ощущал его.
„Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила Она. — Это похоже на скрученную веревку".
„Ну, — сказал я, — это оттого, что Они — Боги. Фараон исходит из Богов, но и Боги также исходят из Фараона. — Увидев, что в Ее глазах умирает всякая надежда на понимание, я быстро добавил: — Не знаю, как это может быть, но это так. Так уж устроено у Них, у Богов. Амон-Ра — это Тот-Кто-порождает-Своего-Отца".
„Но кто такой Осирис? Это Амон? Наконец-то! Я ни разу не осмелилась задать этот вопрос за все время, пока Меня держат в Египте".
„Осирис — не Амон, — сказал я, радуясь тому, что могу сказать Ей хоть что-то ясное. — Осирис — это Отец Хора, и Он также Царь Мертвых. Его Сын Хор, будучи также и Фараоном, является Повелителем Живущих. — Здесь мне следовало бы умолкнуть, но, увидев понимание в Ее глазах, я добавил: — И Осирису принадлежат все деревья, весь ячмень и хлеб, и воды, а также и пиво, поскольку брожение зерна находится на полпути между живым и мертвым".
„Я думала, все зерно принадлежит Исиде".
„И это верно, — быстро сказал я. — Оно принадлежит также и Исиде. Но ведь Исида и Осирис — женаты".
„Да, — сказала Она, — но что принадлежит Хору, если Он — Фараон?"
„Не смогу сказать Тебе обо всем, но такого немало. Я знаю, что Глаз Хора — это масло, но он может быть также и вином, а иногда — краской для глаз".
„Ты говоришь, что Он — Сын Осириса?" — спросила Она с безнадежным видом.
Я кивнул.
„Но если Хор — Сын Ра, то тогда Он — Брат Осириса, а не Сын", — сказала Маатхорнефрура.
„Да, Он также и брат", — согласился я. Я больше не видел улицы, простиравшейся под нами. Мои глаза застилала пелена. Вернулось ли мое прежнее смущение, или причиной тому было множество волн и течений, которые я ощущал между своих ушей при мыслях обо всех тех Богах, которых мне еще предстояло назвать, не знаю, но я чувствовал слабость, такую дурноту, что хоть и невежливо было оставлять Ее стоять в одиночестве, но я внезапно сел на корточки, опустив свои ягодицы на пятки. Тогда и Она присела на корточки и продолжала смотреть мне в глаза.
„Нам надо вернуться к началу, — сказал я. — До Ра был Атум, Его дед. У Атума было двое детей — Шу и Тефнут".
„Шу и Тефнут", — повторила Она.
„Они дали нам воздух и влагу. — Я видел, как Она все это повторяет про Себя. — От Шу и Тефнут родились Ра, Геб и Нут. Последние двое — это земля и небо. Геб и Нут соединились в любви. — Я принялся кашлять. — Некоторые говорят, — пробормотал я, — что это Ра любил Нут. — Я снова закашлялся. Я не хотел прерываться, но был вынужден. — Они не знают Своего Отца, но детьми Нут были: Исида, Осирис, Сет и Нефтида, а также Бог Хор. Он — брат Осириса, если не считать того, что Он также — все остальные Боги: Шу, Тефнут, Ра, Геб, Нут, Исида, Осирис, Сет и Нефтида".
„Тогда как же Хор может быть Сыном Осириса?"
„Потому что Хор умер. Он упал с лошади. Поэтому Ему пришлось стать сыном Исиды и Осириса, чтобы снова родиться. Это произошло после того, как Осирис был убит Сетом. Но Исида все же смогла соединиться с Ним".
„Я чувствую слабость в ногах, — сказала Она. — Я никогда не выучу этого".
„Выучишь", — сказал я.
„Нет, не смогу. Ты говоришь о многих Богах. Но мы стоим на башне Храма Амона, а о Нем ты так ничего и не сказал. И ничего о Птахе. Сесуси всегда рассказывает Мне о Своей Коронации в Мемфисе в Храме Птаха. Я думала, что этот Птах — Великий Бог".
„О, так оно и есть, — сказал я. — Он происходит из земли. В Мемфисе считают, что в самом начале в небе был не Атум, но Птах. Они верят, что все, что существует, поднялось из вод с Первым Холмом и что этот Первый Холм принадлежит Птаху. Из Первого Холма родилось солнце. Таким образом, Ра произошел от Птаха, как и Осирис, и Хор".
Она вздохнула: „Их так много. Иногда Я слышу о Мут и Тоте".
„И Они тоже могут исходить из Птаха".
„Могут?"
„Ну, — сказал я, на самом деле покрывшись потом, чувство дурноты не проходило, — в действительности Они произошли от луны".
„Кто?"
„Мут и Тот. И Хонсу".
О".
„Луна — другой глаз Хора".
„Да".
„Первый глаз, как я сказал, — это солнце. Его можно увидеть в ядрышке зерна. Оно имеет форму глаза".
„Да".
Я не сказал Ей, что Глаз Хора — это также влагалище. Я, однако, объяснил, как две Повелительницы Верхнего и Нижнего Египта — Кобра Уаджит и Коршун Нехбет (Она же Белая Богиня) пребывают в Двойной Короне на голове Фараона. Притом что Сам Фараон — Хор, Он также — Хор и Сет.
„Как может Он быть Хором и Сетом? — спросила Она. — Ведь Они постоянно сражаются друг с другом".
„Но не тогда, когда пребывают в Нем, — объяснил я. — Фараон обладает такой силой, что заставляет Их жить в мире".
Она снова вздохнула: „Все это Мне совершенно непонятно. Я выросла в стране, где есть четыре времени года. Мы говорим о весне, лете, осени и зиме. Но у вас в Египте их только три, и никогда не идет дождь. Вместо него у вас — разлив. У вас нет нашей прекрасной весны, когда мы видим, как появляются новые листья".
„Да нет же, это просто, — сказал Ей я. — Послушай, все Боги — такие же, как другие Боги. Это происходит потому, что Они могут соединяться друг с другом. Сехмет — львица, а Бастет — кошка. Такая же прекрасная, как Мермер. Но Хатхор может быть и той и другой. При этом, когда желает, Хатхор становится Исидой. И во всех наших Богов может входить Ра. Даже в Себека, крокодила из Фаюма".
„И так же и Амон, когда Он — Амон-Ра?" „Нет, здесь по-другому, — сказал я. — Амон-Ра — Царь Богов". — Но мне не хотелось говорить об Амоне, стоя на Его храме. „Давай вернемся", — предложила Она.
И вот мы вернулись — по Большой улице Храма Амона, которая вела к землям Дворца, и всю дорогу Она молчала. Она не сказала ни слова, пока мы не вошли в Ее покои во Дворце Колонн Белой Богини. Тогда она помрачнела еще больше. Не знаю, быть может, на мне лежало проклятие Хекет, но в покоях Маатхорнефруры все еще чувствовалась тяжесть последних несчастливых часов Усермаатра, и я ощущал уродство Хекет в беспокойстве каждого сочленения и складки моего тела. Я вдруг с тоской подумал о том, что, рассказав Маатхорнефруре о величайших Богах, я ни разу не упомянул имени Хепри, а Он должен был быть упомянут в их ряду. Но, вспомнив о том, как Он был рожден в навозной тьме и что Он пребывает в мрачнейших пещерах земли, я подумал, что, пожалуй, не смог бы объяснить Ей, что у жука есть и крылья для полета и что он таким образом познает все миры.
„Расскажи мне о луне, — сказала Маатхорнефрура. — Кто этот Бог? — Ее кожа в лавандовых тенях тех комнат была бледной, подобно луне. — Полагаю, — добавила Она, надув губы, — что это — ваш Глаз Хора".
„Нет, — ответил я, — это Глаз Хора есть луна. — Я уже проголодался, и мое собственное настроение тоже испортилось. — Осирис — Бог луны, и Хонсу тоже".
„Хонсу? Ты называл раньше Его имя?"
„Он сын Амона и Мут", — в отчаянии ответил я. Мне еще предстояло рассказать Ей об Амоне и Мут. „Разумеется, Тот, — поспешил добавить я, — также Бог луны, но некоторые говорят, что Бог луны — Коршун Нехбет, в честь Которой назван Твой Дворец. Когда на то есть Их воля, любой из этих Богов может являться Богом луны".
„Они отправляются туда все сразу?"
„Не знаю, — ответил я, — раньше мне никто не задавал этот вопрос".
Она позвала слугу, который принес нам жареного гуся в соусе из перцев, которые, вероятно, привезли из Кадеша, так как огонь в нем был не из наших пустынь и болот. Затем мы запили его пивом.
„Все не так уж сложно", — сказал я.
„Пожалуйста, не говори этого больше", — попросила Она.
„В сирийских лесах, — сказал я, — может быть пять разновидностей деревьев. Каждое из них происходит от отдельного Божества, однако на одном холме можно найти все пять. А еще ведь есть и Бог самого холма. Таким образом, пять Богов пяти деревьев могут быть также частью Бога холма".
„Да, это так, — сказала Она и сладко зевнула. — Тебе понравились наши перцы?"
Я кивнул. Мне не хотелось прекращать обучение. У меня было такое чувство, будто я сам начинаю понимать все это. „В Элефантине, — продолжил я, — вверх по течению, у Первого Порога, обитает Бог Хнум. У Него рога барана. Он охраняет Нил. Но одновременно Он живет ниже, в Абидосе, у Храма Осириса, и там Он — муж Хекет — не Твоей Хекет, но самой первой Великой Богини, первой лягушки. Хнум также может жить в Ра. И в Гебе. Тогда каждый из этих Богов позволяет Хнуму думать их мыслями. Разумеется, это помогает им самим думать мыслями Хнума. Временами, когда Им это нужно, так как Хнум — тот гончар, Который лепит из глины нашу плоть".
