– Войди, Аристид.
Аристид вошел в шатер.
– Я только что с Эгины, – сказал он. – Я поспешил к тебе, чтобы предупредить… Я знаю, Фемистокл, ты никогда не был мне другом…
– Так же как и ты мне, – сказал Фемистокл.
– Да, – согласился Аристид, – так же как и я тебе. Но сейчас, перед лицом страшной опасности, мы должны состязаться только в одном – как бы сделать больше добра родине. Поэтому я поспешил к тебе, чтобы сказать: пелопоннесцы могут теперь рассуждать сколько угодно об отплытии на Истм, это бесполезно…
Фемистокл затаил дыхание, боясь поверить и обмануться.
– Да, бесполезно, – продолжал Аристид. – Я утверждаю, что и коринфяне, и сам Еврибиад не смогут уже отплыть отсюда, даже если бы захотели: мы окружены врагами. Я видел это собственными глазами, когда пробирался сюда. Ступай и сообщи об этом Еврибиаду.
– Ты принес добрую весть, Аристид! – обрадовался Фемистокл. – Ты подтвердил то, чего я ждал и хотел. Ведь все сделалось так, как выгодно для нас. Знай же, что персы поступили так по моему внушению!
И рассказал Аристиду, как он сам через Сикинна надоумил Ксеркса окружить их и Ксеркс попался на Фемистоклову хитрость.
– Я должен был удержать пелопоннесцов у Саламина. Я не собирался предавать их, поверь!
– Ты правильно сделал, Фемистокл, – сказал Аристид, – и я рад, что твоя хитрость удалась. Теперь есть надежда выиграть битву, и лишь только это еще может спасти Элладу!
– Так выйди и скажи им, что мы окружены, что мы заперты. Если я скажу, они не поверят мне, сочтут мои слова пустой болтовней. А тебе поверят.
– Я сделаю это.
Аристид вышел и сразу направился к Еврибиаду. Услышав, что персидский флот окружил их, пелопоннесцы заволновались, они не хотели верить и Аристиду.
– Аристид – афинянин! Ему, как и Фемистоклу, нужно задержать нас здесь, у Аттики!
– Поднимай паруса! Мы еще успеем уйти отсюда!
В это время в пролив ворвалась теносская триера, с острова Тенос.
Начальник триеры Панетия громко, дрожащим от волнения голосом закричал:
– Эллины! Вы окружены, персы заняли все проходы!
Наступила тишина. Теперь уже все поняли и поверили, что путь отрезан. Значит, бой. И уже не к отплытию стали готовиться, а к сражению. Они готовились со всем мужеством насмерть сразиться с врагом, и, может быть, это было мужество отчаяния.
Утром, дождавшись первых лучей своего божества и принеся ему жертву, персидский царь Ксеркс поднялся на скалу и сел на свой золотой трон. Он приготовился наблюдать битву. Отсюда, с высоты, были хорошо видны и остров Саламин, и проливы и скалистые островки, торчащие из воды, и эллинский флот, будто маленькое испуганное стадо, загнанное в узкие саламинские проливы… Видны были царю и его величавые тяжелые разукрашенные корабли. Первым в первом ряду стоял большой корабль карийской царицы Артемизии со множеством воинов на борту. Царица Артемизия была его сатрапом.
Ксеркс, окинув взглядом расположение военных сил, презрительно усмехнулся:
– И эти безумцы все-таки хотят сразиться со мной!
Царя, кроме телохранителей, окружали писцы. Он приказал им внимательно следить за ходом боя и подробно записывать все – кто как сражается, кто побеждает, кто уклоняется от битвы. Он хотел знать имена своих героев, а также имена трусов, изменяющих ему.
Фемистокл со своим даром мгновенно осваивать обстановку увидел, что персы сделали многое, чтобы помочь эллинам. Они, следуя своему стратегическому плану, разбросали флот. Часть кораблей стояла у маленького скалистого островка Пситталии между Саламином и Пиреем, афиняне называли этот островок бельмом на глазу у Пирея. Часть кораблей отплыла к островку Кеосу, что у северного выхода из Саламинского пролива. Финикийские корабли стояли в Элевсинской бухте, севернее Саламинского пролива. А ионийские – между Пситталией и Пиреем, у южного выхода того же пролива. Их флот был раздроблен, рассредоточен. Персы лишились своего численного превосходства, и Фемистокл понял, что наступил тот самый счастливый момент, который персы сами предоставили эллинам и который нельзя упустить.
В то время как царь Ксеркс со своего золотого трона прикидывал ход будущего сражения, афинский стратег Фемистокл приносил жертву возле корабля Еврибиада. Жертва была угодна богам, это подтверждало ярко вспыхнувшее пламя на жертвеннике. К тому же кто-то в это время чихнул справа от жертвенника, это тоже было счастливой приметой. Эллины ободрились, их боги обещали помочь им. И вопреки рассудку у них появились какие-то светлые надежды…
Эллинские корабли выстроились, готовые по первому знаку вступить в бой. Все смотрели на Фемистокла, ждали его команды – ведь это он настаивал на битве при Саламине, и теперь всем уже казалось, что именно он знает, как и когда начать битву.
Фемистокл стоял на палубе своего большого корабля. Он медлил, выжидал, не спуская зорких глаз с персидских кораблей. Но, когда увидел, что персы подошли к проливу, дал команду вступать в бой. Эллинские триеры, дружно взмахнув веслами, ринулись навстречу врагу. И тут же персидские корабли, словно хищные птицы, поджидавшие добычу, напали на них со всех сторон.
Эллины дрогнули, гибель казалась неизбежной. Был страшный момент, когда весла поднялись, чтобы грести к берегу, бежать…
Но тут одна из афинских триер вдруг вырвалась из строя и дерзко напала на вражеский корабль. Корабли столкнулись, триера врезалась железным носом в борт персидского корабля и не могла освободиться. Афиняне, увидев это, бросились на помощь своей триере. Персы, рванувшись им навстречу, влетели в пролив.
Начался бой.
Узкий Саламинский пролив помогал эллинам. Их легкие корабли двигались свободно, увертывались, отходили, нападали… А персидским кораблям было тесно, они сталкивались с треском и грохотом, мешали друг другу, то садились на мель, то налетали на подводные скалы. Сражалась только малая часть флота, все персидские корабли не могли войти в пролив и бесполезно стояли в открытом море.
Персы бились отважно, они знали, что сам царь смотрит на них. Но сражались они беспорядочно, суматошно, с оглушающим криком, тогда как эллины действовали продуманно и умело. Не так давно они стали моряками, но морские битвы у Артемисия многому научили их.
Один за другим рушились, разваливались, уходили под воду тяжелые персидские корабли. Треск разбиваемых судов, проклятия военачальников, голоса гибнущих людей, умоляющих о пощаде, – все сливалось в протяжный и страшный гул.
Треск разбиваемых судов, голоса гибнущих людей — все сливалось в протяжный и страшный гул.
Фемистокл в азарте битвы не видел, как стрелы и копья летят в него с высоких вражеских кораблей. Но он видел, он чувствовал, что эллины побеждают, и радость опаляла сердце. Однако доверять ли неверному счастью сражений?
Но вот уже расстроенная финикийская флотилия, ворвавшись в пролив, пытается пробиться к ионийской эскадре, а эллинские корабли бьют финикиян в проливе, разбивают, топят… А вот эллинская триера гонится за большим персидским кораблем, а тот, убегая, по пути топит свой же корабль.
Смотри, Фемистокл, это бежит царица Артемизия!
– Смотри, она утопила калиндийский корабль! Топит своих союзников!
Афиняне, разъяренные битвой, преследовали и топили вражеские корабли, которые бестолково бросались то в одну сторону, то в другую, пытаясь отбиваться. Спасшись от ярости афинян, они устремлялись к Фалерской гавани под защиту своих сухопутных войск. Но тут их перехватывали эгинцы и жестоко расправлялись с ними. Персы наконец начали понимать, что эллины намеренно заманили их в эти узкие проливы и что персидские военачальники сделали крупную ошибку. В открытом море они были бы непобедимы, а здесь им просто не дают перевести дыхание.
Персы пришли в отчаяние. И как только начало меркнуть солнце и вечерние тени легли на воду, персидский флот всей массой своих кораблей обратился в бегство.
Эллины вернулись к Саламину. Это была неслыханная победа, они еще и сами никак не могли поверить в нее. Усталые, но не чувствующие усталости воины вышли на берег. Разгоряченные боем, они долго не могли успокоиться, вспоминали подробности битвы.
– Ионийцы все-таки придерживали свои копья, – видно надписи Фемистокла затронули их совесть!
– Да ведь и всю битву задумал Фемистокл. Если бы не он, никогда нам не добиться бы победы! Эллада погибла бы.
– А пелопоннесские корабли хотели убежать. Но, говорят, их остановил голос. А кто слышал?
– Ну, кто-нибудь да слышал, если говорят!
– Какой голос?
– Женский голос. Громко так сказал, на всех кораблях там слышали: «Трусы! Доколе вы будете грести назад?» И призрак был. Женщина.
