сторонам. Факелоносцы спешили как можно шире охватить долину, чтобы солдаты видели, куда идут.
Тарентина бактрийцев совершала короткие и быстрые броски вперед, а после доклада хилиархам снова скакала по обмелевшим протокам в глубину ущелья, разбрызгивая воду копытами лошадей.
Широкой светящейся лентой фаланга Зенона приближалась к самой узкой части Хайберского прохода.
Вскоре она вползла в теснину.
Над головами воинов встали тяжелые мрачные утесы. Шли молча, стараясь ступать в такт барабанного боя, который отчетливо доносился со стороны плато Лоарди. Звук был глухим и тревожным, будто сами горы ритмично ударяются друг о друга каменными боками в ритуальной пляске.
На этот раз бактрийцы долго не возвращались.
Внезапно впереди послышался шум схватки. Прискакавший раненый всадник сообщил, что отряд вступил в бой с конными саками. Под руководством лохагов [108] гоплиты стали перестраиваться в клин. Бойцы про себя молились Кастору и Поллуксу.
Из ущелья послышался вой раковин и рогов, а затем навстречу фаланге вывалилась мерцающая тысячами огней толпа. Наконечники копий и лезвия мечей тускло поблескивали в свете факелов. Казалось, это течет поток черной вулканической лавы, которая готова выжечь все на своем пути.
Звездное небо словно подернулось пеленой. Зенон догадался, что летят стрелы, еще до того, как услышал шелест.
– Щиты вверх! – заорал он.
Лохаги передали команду по рядам.
На гоплитов обрушился смертоносный дождь. Те, кто не успел закрыться, корчились на земле. Бойцы из задних рядов заступили на место выбитых воинов, а слуги бросились к раненым хозяевам, чтобы оттащить их в безопасное место. Фаланга упорно продвигалась вперед.
Бактрийцы отстреливались в ответ. Туреофоры и пращники полезли на склоны сопок. Словно обезьяны, подсвечивая себе дорогу факелами, они карабкались как можно выше, надеясь оказаться над неприятелем. На скалах во многих местах завязалась драка.
Фалангисты выдержали на ходу еще несколько залпов, после чего перешли на бег, опустив сариссы. Две армии сближались, оглашая долину бешеным ревом.
И вот они сошлись.
Ущелье наполнилось яростными криками, звоном оружия, ржанием лошадей. Щиты ударялись друг о друга, копья пробивали доспехи, пущенные из пращей камни выбивали бойцам глаза, зубы, ломали ключицы, разбивали головы.
Обозные рабы со склонов закидывали бхаратов осколками базальта. Туреофоры рубились мечами, кололи копьями. Аконтисты закидывали щитоносцев дротиками. А когда запас истощился, бросились в гущу схватки с двусторонними топориками и серповидными ножами.
Многие гоплиты из первых двух шеренг погибли в считаные минуты. Оба греческих фланга держали удар, но клин сравнялся, а возникшая брешь грозила разделить фалангу надвое.
Менее опытные бактрийцы в середине строя, видя смерть греков, не торопились занять их место. Тогда десятистатерники и двудольники [109] из последней шеренги, громко ругаясь, начали толкать впереди стоящих в спину, те толкали следующих, пока бактрийцев не вытеснили вперед. Чтобы не умереть на месте, они были вынуждены пустить в ход оружие.
Фаланга снова продолжила движение, врезаясь в ряды противника.
Силы оказались неравными. Атака захлебнулась. Бактрийцы, не выдержав напора бхаратов, остановились, затем попятились, перешли к обороне. Лохаги надрывали глотку, раздавая приказания, но их голоса, так же как и звуки флейт, терялись в жутком вое нападавших.
Зенон решил личным примером спасти положение: растолкав гоплитов, пробился в первые ряды фаланги. Он был уже дважды ранен – в лицо и бедро, но продолжал сражаться. Казалось, еще чуть-чуть – и греки дрогнут. Именно в этот момент сквозь заливающую глаза кровь стратег увидел огонь на вершине горы.
– Держать строй! – зарычал он. – Смотрите, костер Менелая! Боги услышали нас!..
Светало.
Сидя на коне, Гермей тревожно ждал – кто же появится из ущелья? Глубоко в горах фаланга Зенона вступила в бой с наемниками Раджувулы. Об этом рассказали слабое зарево над ущельем и далекий грохот барабанов.
Вот на Асураге зажегся огонь, значит, Менелай обстреливает слонов. Оставалось дождаться, когда в долину хлынет спасающаяся бегством вражеская армия.
Вернувшийся разведотряд сообщил, что в обозе саков тревога: лучники готовятся к обороне, а возницы спешно впрягают мулов.
Гермей подозвал Эрнака. Выслушав полемарха, тот приказал легковооруженным всадникам покинуть распадок, чтобы катафракты смогли построиться в боевой порядок. Вскоре македоняне стояли плотным строем, повернувшись лицом к ущелью. За их спиной высился хребет Сургар, поэтому все понимали: этот бой может окончиться либо победой, либо смертью – отступать некуда.
Кавалеристы в железных кольчугах сидели на покрытых тяжелыми чешуйчатыми попонами конях. Голову каждого воина дополнительно защищал кольчужный капюшон поверх беотийского шлема. Слуги заранее опустили наглазники коней, чтобы те строго подчинялись командам седока.
Узкая долина не позволяла катафрактам атаковать квадратом, а неровная местность – фессалийским ромбом, поэтому Гермей выстроил их в македонский клин. По рядам прошел приказ взять тяжелые контосы двуручным хватом для удара от пояса.
Рабы с запасным оружием, флягами воды, снадобьями и мазями держались в арьергарде, сидя на ослах и мулах. Каждый готовился вытащить раненого хозяина с поля боя. Бактрийцы Эрнака рассыпались позади клина широкой дугой, надежно прикрывая тыл.
Напряжение нарастало.
Ночь отступала неохотно, словно солнце, устыдившись бойни в ущелье, не торопилось высветить горы и раскинувшуюся за ними долину. Но вот из прохода показались первые беглецы. Сначала выехали всадники в окровавленных доспехах – те, кто спасся после атаки карийцев. Измученные ранами, они обхватили шеи коней. Но вот один, обессилев, рухнул в реку, за ним другой, третий…
Следом из ущелья повалили люди в серых дхоти и тюрбанах. Бхараты неслись сломя голову по берегу Хайбера, словно их преследовала сама богиня-воительница Дурга. Оборачиваясь назад, они в ужасе кричали. Четверо жрецов с круглыми от страха глазами тащили на носилках статую Кришны.
Увидев перед собой спасительные просторы, многие воины тут же побросали дротики, длинные луки и круглые тростниковые щиты, чтобы было легче бежать. Одни из них рассыпались по долине, стараясь затеряться на холмистой местности, другие кинулись к обозу в надежде спрятаться среди повозок.
Лишь знаменосцы, а также носильщики зонтов и камар [110] не бросали амуницию, зная, что за ее утерю грозит мучительная казнь.
Пехотинцев с трубным ревом преследовали боевые слоны. Израненные стрелами, обожженные огненными снарядами Менелая, они в ярости крушили все вокруг: поднимали на бивни людей, топтали ногами упавших, ударами головы опрокидывали повозки. Мелодичный звон колокольчиков на пурпурных попонах звучал погребальным набатом.
Один из слонов хоботом стащил с шеи махаута, бросил на землю, а затем вонзил в него покрытый железом бивень. Другой, у которого в боку торчало несколько дротиков, повалился на землю. Из корзины с трудом вылезли воины, но не успели спастись – бегущие следом слоны растоптали и корзину, и стрелков.
Гермей не трогался с места. Он ждал, когда покажутся колесницы. Как знаток катуранги, древней шахматной игры, македонянин предпочитал не уничтожение всех фигур противника, а захват главной из них – царя.
Вдруг он выпрямился в седле, напряженно вглядываясь вдаль. Показались колесницы, среди которых
