Атаман решил вести ватагу разбойных к Арзамас-граду, а потом и на Темников – отвести душу, посчитаться за «гостеприимство» князя темниковского – Васьки Щеличева.
Версты за четыре до Арзамаса ватага разбойных разделилась: большая ее часть, ведомая Кривым, ушла под Темников, а Федор и четверо его товарищей, спрятав оружие в складках одежды, в приседельных сумах, умело изменив внешность и приняв благопристойный вид, двинулись в Арзамас.
Еще издали увидели разбойные настежь распахнутые ворота, через которые непрестанным потоком шел люд, проезжали груженые и порожние телеги.
– Никак большой торг ноня! – обрадованно воскликнул поп Савва и, оживившись, пришпорил коня. – Вот и славно-то. Вот ко времени, – запричитал он, похлопывая себя по животу.
Несмотря на раннее утро воротные стрельцы были уже пьяны, и кто сидел, прислонившись спиной к крепостной стене, кто валялся у дороги в сточной канаве, обнимая, словко женку, бердыш.
Арзамас встретил гулящих гомоном людских голосов, выкриками лотошных торговок и лабазных приказных, лошадиным ржанием, теснотой и пьяным, разудалым весельем. Места на базарной площади были заняты гостями большой и средней руки, лабазниками, что побойчее, а купцы помельче да лотошники расположились со своими нехитрыми товарами вдоль улицы, под тынами, возле крепостных ворот. Мужики и бабы, приодевшись и принарядившись, вытащив из потайных мест накопленные трудами медяки, а кто и серебро, торговались с купцами нещадно, пересыпая речь свою где шуткой-присказкой, а где и бранным словом.
С трудом протиснувшись на базарную площадь, разбойные спешились.
Поп Савва, по-хозяйски обозрев площадь, указал перстом на низкую черную избу.
– Там место богоугодное…
– Почем знаешь? – спросил его Федор.
– Душа просится…
– Ну, веди, коли душе виднее, – усмехнулся в бороду атаман.
На удивление, поп Савва не ошибся – это был кабак.
Привязав коней к жерди и оставив подле них Савелия, разбойные вошли в избу. В нос ударил устоявшийся сивушный запах, сквозь который пробивался дух медовой браги. Атаман огляделся. Изба небольшая черная, грязная, о два низких подслеповатых окна с обрывками слюды по краям, с земляным полом – кабак, каких множество перевидел атаман.
В кабаке было людно. Прилядев незанятую лавку, стоявшую у большой дубовой бочки, служившей столом, Федор кивнул товарищам, чтоб садились, а сам подошел к целовальнику.
– Пару косушек, меду поставь жбан да пошевеливайся, недосуг нам, – распорядился он.
Поймав на лету брошенную Федором монету, целовальник исчез за низкой дверью прируба, и вскоре на бочке уже стояла водка, мед и лежал большой поджаристый калач.
– Что-то не весел ты ноня? – обратился Федор к Поляку. – Выпей водочки, а не хошь, так медку можно.
– Душа хмельного не принимает, батько. Тревожно мне… Что в яме сидим, того и гляди прихлопнут нас.
– Не робей, брат, не для того я на волю вышел, чтобы опять на дыбу попасть. Мне не к спеху, – засмеялся Федор. – Выпьем лучше, не то поп Савва слюной изойдет.
Звякнув глиняными чашами, разбойные выпили.
– Мы пока посидим тут, а ты, Андрюха, в монастырь сходи, спроси старицу Алёну да придумай чего-нибудь потолковее, чтоб пришла сюда.
– Я готов, батько, – встал с лавки молодой, красивый парень, тряхнув длинными локонами льняных волос. Мне тут не впервой, мигом обернусь.
Надвинув на макушку поярковую шапку, молодец выскочил за дверь.
– Эй, целовальник! Подай посудину поболе! – потребовал Савва. Но целовальника на месте не оказалось. Разбойные переглянулись.
– Куда это он запропастился? – нахмурил брови атаман. – Не доносить ли вздумал на нас. Выйди, – кивнул он Поляку. – Погляди, что там деется.
Поляк рванулся было к выходу, но в дверях лицом к лицу столкнулся с Савелием. Тот, взяв его за рукав, потянул обратно к столу.
– Пойдем, расскажу кой-чего. Вот смеху-то! – оскалил зубы красномордый. – Вот потеха!
Савелий сел к столу. Поглядывая на озабоченные лица товарищей, он не спеша осушил чашу с водкой, крякнул от удовольствия и потянулся к калачу.
– Не томи, не до того. Видишь, целовальник куда-то сгинул, – обнимая его за плечи, проговорил Поляк. – Каб беды не было.
– Не тревожься, брат. Целовальник – добрая душа, почивать улегся, а я ему в том помог.
– Ну, ну. Сказывай, что случилось!
Прожевав кусок калача, Савелий начал рассказ:
– Сижу это я на бревнышке, под стеночкой, на людей глазею. Вдруг вижу, из кабака целовальник выскочил и глазищами рыщет туда-сюда, туда-сюда, ищет кого-то. Увидел меня – и ко мне. Сует в руки грош и за базарным десятником посылает, говорит, мол, лиходей объявился – Федька Сидоров. Ну, я грош тот в кулак, подскочил с бревнышка и в толпу. А как целовальник ушел в кабак, я за ним пристроился. Он в подклеть, я туда же. Хоп его по башке, и все. В подклети, что за прирубом, погребец был, ну, я туда его и скинул. Пусть, думаю, охолодит голову, больно горячая она у него.
– А это кто? – показал Федор на плюгавенького мужика, стоявшего за стойкой.
– Это служка кабацкий, – пояснил Савелий. – Тут, в прирубе посудины мыл. Я его к месту пристроил, чтоб не хватились случаем целовальника.
– Ловок, нечего сказать, – похвалил красномордого Федор. – Что целовальника утихомирил – за то молодец, а вот коли лошадей сведут, коих ты без присмотра оставил, взыщу строго. Так что отправляйся-ка на место и примечай что да как, – подтолкнул Савелия к двери атаман…
Федор тянул из чаши медок, сладко причмокивая губами и облизываясь, Поляк с нетерпением поглядывал на дверь, а поп Савва глубокомысленно взирал на полуголых питухов.
Вошел Андрей и подсел к товарищам.
– Значит, так, в монастыре ее нет, и где она, никто не ведает.
– Как так не ведает? – не удержался Поляк. – Что за небылицу ты несешь!
– Старица, что при воротах стоит, – продолжал свой рассказ Андрюха, – сказала, что нет ее в монастыре, и еще сказала, что если я досаждать ей буду, то кликнет она стрельцов. Ну, я тогда пошел побродить вокруг монастыря. Гляжу, еще одна старица идет, ничего из себя, пригожая. Я – к ней. А она так молвит: не знаю, мол, не ведаю.
– Что-то здесь не так, – проронил Федор. – Вот что, ты, Поляк, да и ты, Андрей, приведите-ко сюда какую ни на есть деву Христову. Хочу сам поспрошать.
Ждать пришлось недолго. Разбойные вернулись, притащив с собой большой рогожный мешок, из которого вывалилась ключница Фимка.
Увидев ее, поп Савва захохотал:
– О, гляди кого приволокли, каргу старую. Ждали деву Христову, а явилось чертово отродье, исчадие ада. Сгинь, сгинь, нечистая сила! – гогоча, перекрестил ключницу Савва.
Та, съежившись от страха, прижалась к бочке и, непрестанно крестясь, причитала:
– Свят, свят, свят…
Поп Савва протянул к ней свои красные огромные руки, схватил и посадил ее на бочку.
– Дозволь мне, батько, поспрашивать чертову бабу, уж больно занятна чертовка, – обратился поп к атаману Федору.
Тот махнул рукой.
– Ответствуй, сестра во Христе, брату своему, откуда ты?
Фимка, вся съежившись от громового голоса и трясясь неимоверно, прошамкала:
– Из монастыря я, из Николаевского.
– Ведома ли тебе сестра во Христе Алёна? – продолжал поп.
– Ведома, – еле слышно прошептала Фимка.
– А где сестра оная пребывает ноня?
– Не ведаю, – затрясла головой ключница. – Должно, Антихрист ее к рукам прибрал.
Поп, схватив висевший на животе крест и подняв его над Фимкой, проревел:
– Не богохульствуй о деве непорочной! Говори, что знамо тебе об Алёне.
Ключница, заслонившись от креста руками, заголосила:
– Не губи, отец родной! Помилосердствуй!
– Говори, ведьма! – не унимался поп. – Не гневи Бога!
– Истинный крест, не ведаю. Наказана она была матушкой настоятельницей, в сараюшку посажена, а куда оттель подевалась, никто не ведает.
– Крестись, старая, на образа, что правда то.
Старуха завертела головой, но образов в кабаке не было.
– Пускай ее, – распорядился Федор. – Так верю. Поехали отсель, братья, – обратился он к гулящим, поднимаясь с лавки. – Знать, не судьба свидеться.
Разбойные пошли к выходу.
– А ты, старая, сиди! – рявкнул на пытавшуюся слезть с бочки ключницу Фимку поп Савва. – Молись о душе своей, в грехе погрязшей, во лжи и злобе пребывающей. Молись, пока не заслышишь глас Божий, всепрощающий, – и, поправив сбившуюся набок от усердия кутафейку, он двинулся за товарищами.
За городскими воротами навстречу разбойным усталая лошаденка, понукаемая, судя по обличью и одежде, приказным чином, изо всех сил тянула телегу.
Телега почти миновала атамана, когда, глянув в нее, он увидел мужика, связанного по рукам и ногам.
– Стой! Стой! – закричал Федор и, рванув повод, поскакал за телегой.
