родине революцию, как во Франции, но из Парижа этого не сделать. Потому он и не стал подавать в отставку и настолько вошел в доверие к новым властям, что его назначили секретарем Войсковой комиссии Великого княжества Литовского.
В Литве у него не было родни, а круг знакомств ограничивался офицерским и масонским. Его сторонились, считали чужаком, не доверяли. Однако он продолжал посещать тайные собрания, где спорили, говорили дельные вещи и не очень, строили планы… Надо было действовать – осторожно, но действовать, действовать… Якуб знал, что Польша восстанет, а следом за ней восстанет и Литва. Главное – вместе, а для этого нужно установить связь с Варшавой.
В конце лета 1793 года, находясь по делам службы в Гродно, Ясинский познакомился с полковником Игнацием Дзялынским и генерал-майором Яном Цихоцким, комендантом варшавского гарнизона. Тогда же он узнал, что в Лейпциг отправлена делегация к Тадеушу Костюшке с просьбой взять на себя руководство будущим восстанием, которое должно было начаться в сентябре. Но Костюшко перенес восстание на весну следующего года: силами одних лишь регулярных войск победы не одержать, нужна поддержка всего народа, и только за шляхту он сражаться не станет. Это нравилось далеко не всем, но больше никто не решался взвалить на себя бремя диктаторской власти. Осень и зима прошли в лихорадочной деятельности, постоянном страхе перед предательством и арестами, а 17 марта в Вильну пришло известие о том, что первая великопольская кавалерийская бригада Мадалинского взбунтовалась и движется из Остроленки на Краков. Через два дня в Новогрудке, куда шляхта съехалась на контракты, полковник в отставке Кароль Моравский и бывший стражник великий литовский Игнаций Гелгуд прилюдно побили палками двух тарговичан, которые посылали Игельстрёму ложные доносы на своих земляков. Один из доносчиков сбежал в Несвиж к Тутолмину, другой искал защиты у командира русского отряда в самом Новогрудке. Началось! Ясинский написал стихотворное воззвание «К народу», призывая «погладить мечом» изменников и пособников врага. «Где народ сказал: хочу быть вольным, там он вольным стался!»
Он не считал себя поэтом. Просто стихи хорошо воспринимаются народом, их подхватывают, словно песню, а с песней легче идти в бой. И ещё это была для него отдушина: Якуб поверял бумаге то, чего не мог высказать вслух. Не была ли такой же отдушиной музыка для Михала Клеофаса Огинского, подскарбия великого литовского? Он тоже был тогда в Новогрудке на контрактах и поделился с друзьями новостью, полученной из Варшавы: в Кракове восстание! Костюшко принял на себя командование!
Ясинский узнал об этом позже: в Новогрудке он не был и в число друзей Огинского не входил. Весть о восстании дошла до него через канцелярию гетмана Коссаковского, куда доставили секретное письмо от его брата-епископа из Варшавы… Наконец-то! Надо непременно наладить связь! Ясинский послал в Варшаву майора Эйдзятовича, а в лагерь Костюшки отправили Кароля Моравского, которому после новогрудского побоища приходилось прятаться от властей. И вовремя: Станислава Солтана, готовившего восстание на Новогрудчине, арестовали. За бывшими полковниками польских войск Каролем Прозором и Томашем Вавжецким установили слежку, чтобы не сбежали. В Гродно Цицианов арестовал семь пехотных офицеров литовской гвардии. В Вильне тоже начались аресты, и промедление становилось подобно смерти.
Эйдзятович вернулся из Варшавы, переодетый в крестьянское платье, и сообщил, что столица поднимется 17 апреля. Костюшко разбил генерала Тормасова под Рацлавицами в Малой Польше. Нам тоже надо начинать! На тайном совещании план восстания, предложенный Ясинским, утвердили, но хотели всё-таки дождаться Моравского с инструкциями от Начальника.
О совещании кто-то донес. 14 апреля гетман приказал арестовать Эйдзятовича и полковника Ксаверия Неселовского, командира шестого полка Литовского войска. К счастью, обоих тогда уже не было в городе. Может, и Моравский уже схвачен? Ясинский не стал дожидаться, когда придут и за ним.
Кто-то распустил слух, что он избежал ареста, потому что его предупредил Коссаковский. Какая чушь! Как будто за арестами стоял не сам гетман. Ясинский только делал вид, что служит новым властям, а на самом деле служил Отечеству. Коссаковский же притворялся, что служит Отечеству, а радел только о себе…
Арест, Смоленск и Сибирь грозили всем заговорщикам, и они покинули опасную Вильну, договорившись встретиться 16 апреля в Шавлях, на сессии земского суда. Вся местная шляхта непременно съедется туда. Рано утром Неселовский, отставной генерал-майор Ромуальд Гедройц и витебский воевода Антон Прозор собрались на квартире Николая Сулистровского, командира кавалерийской бригады. Бригаду эту русские приказали сократить вдвое, ради чего в Шавли прибыл генерал-майор Антон Хлевинский. К нему-то и отправились бунтовщики с предложением… встать в их главе! Хлевинский, не знавший о восстании ни сном ни духом, был вынужден согласиться, иначе его самого могли арестовать. Ясинский опоздал. Когда он явился в Шавли с планом восстания в Литве под своим руководством, в зале заседаний земского суда уже зачитали Акт собрания, учиненного военными, и принесли присягу, поклявшись отдать все силы и имущество на дело защиты свободы, равенства и независимости и признав наивысшим начальником вооруженного народа Тадеуша Костюшку. А главнокомандующим в Великом княжестве Литовском был избран Хлевинский.
Ясинский не подписал этот документ. Он положил столько сил на подготовку восстания, рисковал свободой, даже жизнью, Хлевинский же явился на всё готовое! Но дело важнее всего, и Якуб встретился с новоиспеченным главнокомандующим. Тот утвердил его план, приказал возвращаться в Вильну и начинать. С рапортом к Костюшке отправили шляхтича Покубяту, а Ясинский поехал в Вильну – на свой страх и риск…
В город он проник под видом трубочиста; узнал об аресте своих ближайших помощников; разыскал всех участников заговора, оставшихся вне подозрений, провел тайное совещание в Антоколе. Каждому назначил конкретную задачу: майору Нелепецу – арестовать генерала Арсеньева, майору Собескому и капитану Гавлясинскому – захватить русскую гауптвахту. Помимо литовского гарнизона, можно было рассчитывать на пять сотен гражданских, которых заранее снабдили ружьями, пистолетами, саблями и обучили пользоваться оружием. В общей сложности тысячи четыре… Вечером 22 апреля все приготовления были закончены, и Ясинский перебрался в арсенал.
В половине первого ночи дали выстрел из пушки. Тотчас зазвонили колокола в костелах и униатских храмах, темные улицы наполнились народом; зазвучали выстрелы и призывы к оружию; завязались сражения между русскими и поляками. Ясинский на сером коне носился по всему городу и появлялся в самых опасных местах. Он был и при атаке на дом Арсеньева, и при аресте Коссаковского, и на Ратушной площади, где изрубили русских гренадер и бомбардиров, – приказал запереть триста русских солдат, захваченных на гауптвахте, в костеле Святого Казимира, а на ворота костела нацелить пушку. В три часа
