Ознакомительная версия.
Бури Бухэ поправил на голове железный шлем с торчащим вверх пучком из конской гривы, пробормотал короткую молитву Абаю Гэсэру[8] и махнул рукой, подавая знак своим. Бесшумно вышли на опушку растянутые ряды всадников. Бури Бухэ резко выскакал вперед и, хлестнув застоявшегося жеребца, на полном скаку пошел вдогонку за удаляющейся колонной меркитов. За ним глухо загудела земля. Чуть запаздывая, из соседнего леса завиднелись ряды воинов Ехэ Цэрэна. Бури Бухэ, сердито оглядываясь на них, с силой замахал рукой, призывая двигаться быстрее.
Сотни, быстро отрываясь от опушки и переходя кто на полную рысь, а кто в галоп, двумя большими крыльями понеслись вслед за пока еще не подозревавшими подвоха меркитами. Расстояние до них в два перестрела стремительно сокращалось. Проскакали незамеченными почти до перестрела. Но вот кто-то из задних в меркитской колонне заметил их, издал испуганный визгливый выкрик, тут же всполошились, заревели на разные голоса другие, ломая ряды и рассыпаясь в нестройную толпу.
Отчаянно радуясь, что выиграли самое лучшее время перед сражением и застали меркитов врасплох, и глядя, как те беспомощно шарахаются на своих конях, рассыпаясь в стороны, зная, что они уже не успеют перестроиться, Бури Бухэ заорал во всю глотку:
– Хура-а-ай!
– Хура-а-ай!!! – громовым эхом пронеслось над волнами наступающих.
Бури Бухэ выхватил из хоромго свой оленьего рога лук, приладил к тетиве стрелу и выпустил с предельной оттяжки, целясь в толстого воина с железной палицей в руке, размахивавшего ею, оглядываясь на других, пытаясь выстроить вокруг себя ряды. Хорошо обученный конь под ним мгновенно уловил звук стрелы и шарахнулся в сторону. Стрела Бури Бухэ пролетела мимо его широкого живота в одном локте и прошила бок молодому воину, выглянувшему из-за его спины, и тот колодой рухнул с коня на землю.
Один за другим и сразу по несколько человек стали падать меркиты под стрелами борджигинов. Они начали было отстреливаться, но тут уже сблизились, схлестнулись передние ряды с копьями и саблями, началась сеча.
Бури Бухэ сошелся с толстым воином, в которого не попал стрелой, отвел могучий удар его палицы щитом – щит его, плетенный из березовых прутьев, покрытый тройным слоем бычьей кожи и укрепленный железными пластинами, хрустнул на руке – и тут же он тяжелым своим чжурчженским мечом достал его, откинувшегося назад в седле, в левый бок. Оттуда через разрубленный хуяг[9] брызнула кровь, а Бури Бухэ, уже не глядя на него, раненного, отпихивая конем его в сторону, рванул дальше, в гущу меркитской толпы, увлекая за собой своих воинов…
Крыло Ехэ Цэрэна широкой волной ударило по другой толпе меркитов из середины колонны, повернувшихся назад и пытавшихся выровняться перед наступавшими борджигинами. Осыпая на скаку их стрелами, не давая опомниться, вгрызлись в них с мечами и саблями.
Удар борджигинов получился внезапный и сильный, они сразу нанесли большой урон меркитам. Но меркитские нойоны, бывшие в это время впереди колонны, скоро поняли, что силы у нападающих намного меньше, чем у их войска и воодушевились для битвы. Пока задние отбивали удар, они сумели перестроить передних и повернуть их широким клином к противнику.
Когда под напором борджигинов задние ряды, теряя своих и отступая, дошли до успевших перестроиться передних и слились с ними, то борджигины вдруг разом почувствовали появившуюся у противника твердость и слаженность. Те, встав плотной устойчивой стеной, ощетинившись копьями и мечами, уже решительно огрызались и окончательно выравнивали свои ряды.
Ехэ Цэрэн, когда его крыло ударило по врагу и началась сеча, держался позади своих воинов и, выскакав на бугор, хорошо видел то, что делалось у меркитов. Он сразу понял, что они готовятся к ответному удару, выстраиваясь клином, и могут легко рассечь их разбросанные крылья на две части. Недолго думая он пустил один за другим три свистящих стрелы-йори назад, что у борджигинов означал отход.
С облегченными вздохами поворачивая коней, лавиной хлынули назад борджигины, замахали плетями, щедро поддавая по крупам и животам своих лошадей. Отстреливаясь на скаку, теперь каждый из них отчаянным взором смотрел на медленно приближающийся впереди лес. Бури Бухэ скакал в самых задних рядах и, кляня в душе малодушного Ехэ Цэрэна, по его мнению, испортившего все сражение, не переставая кричал своим воинам:
– Стреляйте, чаще стреляйте, держите их на расстоянии!
Стрелы летели с обеих сторон, все сгущаясь, валили с коней и тех и других…
Наконец, заметно поредевшие в рядах борджигины достигли первых деревьев, попрыгали с лошадей и, укрывшись за стволами и зарослями, прицельнее стали отпускать свои стрелы. Меркиты, теряя своих, повернули назад. Отъехав дальше перестрела, они съезжались толпами, зло переговариваясь между собой, оглядываясь на враждебный им, в густых кустарниках по опушке, лес. А вокруг широкой полосой от поймы реки до самого леса все было усеяно трупами только что убитых людей. Среди них, приходя в себя, начинали шевелиться редкие раненые. Устало похаживали меркитские воины, неуклюже передвигаясь по земле, неестественно толстые в своих плотных хуягах, подбирали своих и мимоходом кололи копьями раненых борджигинов, рубили их саблями.
Бури Бухэ, как только отошли меркиты, поспешил к крылу Ехэ Цэрэна. «Ну, я тебе сейчас покажу… – распаляя себя в злобе и готовясь хорошенько оттрепать его, он на коне продирался сквозь густые сосновые ветви. – Все дело испортил… если бы не трусость этой лисицы, сейчас мы разогнали бы этих меркитов…»
Выбравшись из чащи, он увидел рысивших среди деревьев навстречу к нему двоих сотников Ехэ Цэрэна.
– Где ваш нойон? – зло спросил Бури Бухэ, сжимая кулаки и негодующе оглядывая их. – Куда он спрятался?
– Цэрэн-нойон покинул нас и отправился к предкам, – негромко сказали они, опуская глаза. – Когда мы все скакали назад, стрела попала ему между шлемом и спинным щитом.
Бури Бухэ оторопело смотрел на них, раскрыв рот, не испуская звуков. Затем он спустился с коня, устало присел на старую замшелую колоду рядом и долго молчал, обиженно глядя перед собой.
– Ну и хитрец! – наконец вырвалось у него. – Всегда умел свалить все дело на других и отойти в сторонку. И на этот раз сбежал к предкам. Теперь всю вину на меня одного, наверно, будет валить…
Нукеры, не зная как ответить, молча переглядывались.
Бэктэр, ведомый нукерами Таргудая, приблизившись к его ставке, снова был охвачен чувством холодного, назойливого страха перед всесильным нойоном. То воодушевление, которое пришло к нему поначалу, когда нукеры ему сказали, что Таргудай хочет с ним говорить – будто бы потому, что не смог в прошлом году договориться с Тэмуджином – позже развеялось, сменившись подозрениями, что его обманывают. Одно за другим полезло ему в голову:
«А что, если Таргудай решил извести нас всех?.. Если он был врагом нашему отцу, то теперь должен стремиться отомстить нам, его сыновьям… Ведь прошлой осенью мы прогнали его с таким позором, что он не может не думать, чтобы рассчитаться с нами…»
Долго и нудно мучился он, гадая над страшным исходом. Дрожал мелкой внутренней дрожью, затравленно оглядывая степь, ища возможность для спасения. Но ни людей, ни куреней или стойбищ вокруг, чтобы можно было убежать к ним и попросить защиты, как нарочно, не было видно – нукеры Таргудая хорошо знали степь и вели его по безлюдным местам.
Позже, как-то оглянувшись на беспечные, снисходительно-насмешливые лица нукеров, рысивших с ним рядом, и не находя в них ничего враждебного, Бэктэр вдруг успокоился. Нашелся другой довод: «Если это им было надо, они убили бы еще в лесу, не выводя в степь – ведь на открытом месте всегда могут встретиться люди, узнать и их и меня…»
И уже через короткое время его повлекли обнадеживающие мысли: «А может быть, наоборот, Таргудай хочет меня приблизить к себе и возвысить – назло Тэмуджину и Оэлун?.. А почему нет? Мол, вы не захотели жить вместе со мной, а вот этот из вас умнее оказался и заслужил хорошую жизнь…»
Бэктэра взволновало такое открытие, заманило мечтой возвыситься наконец над детьми Оэлун и показать им себя по-настоящему, отомстить им за прежние унижения. Он представил себя гонцом Таргудая, разъезжающим по степи с важными поручениями. Нашлись и этому веские доводы: ведь гонцами часто делают подростков – они не так тяжелы для лошадей, как взрослые, и быстрее добираются до места.
«…А потом, – повели его дальше радужные мечты, – повзрослев, и ближним нукером можно стать, а там и жениться и владение обрести, коней, коров, рабов… пусть и без знамени…»
Он представил себе встречу с Тэмуджином и его братьями – он, Бэктэр, в шелковых ярких одеждах, в кругу других ближних нукеров Таргудая, а те все так же в своих залатанных шкурах, одинокие, отчужденные от племени, жалкие – и злорадно усмехнулся.
Ознакомительная версия.
