Камилла права. Двадцать, тридцать и даже пятьдесят километров — это не расстояние для танков. Где те пройдут, чтобы убить ее любимого: через Мюзон или через Кариньян? Для нее не существовало больше ничего, кроме деревушки Муари, ставшей центром мироздания и важнейшим пунктом всей войны. Требовалось как можно скорее узнать, что там происходит на самом деле. Кто бы мог об этом рассказать? Франсуа Тавернье? Он должен бы знать.
— Ты представляешь, как разыскать Франсуа Тавернье?
Камилла подняла залитое слезами лицо.
— Франсуа Тавернье? Прекрасная мысль! Вчера он заходил и очень меня успокоил. Он служит в управлении информации, которое находится в гостинице «Континенталь». Он записал свой номер в мой блокнот, он лежит рядом с цветочной вазой.
Записная книжка сразу же раскрылась на нужной Леа странице, целиком занятой внесенными красивым размашистым почерком именем и номером. Леа набрала номер. Сначала отозвался женский голос, осведомившийся, кто говорит, потом еще один, наконец, голос мужчины.
— Месье Тавернье?
— Нет, говорит Лорио. Мы встречались несколько дней назад.
— Простите, не припоминаю.
— В русском ресторане.
— Ох!
— Чем могу быть вам полезен, мадемуазель Дельмас? Месье Тавернье отсутствует.
— Когда он вернется?
— Не знаю. Он выехал на фронт по просьбе министра.
— Куда?
— К сожалению, мадемуазель, не могу сказать. Военная тайна. Как только он вернется, доложу ему о вашем звонке. Рассчитывайте на меня.
— Спасибо, месье. До свидания.
С жестом бессилия Леа повернулась к Камилле. Увидев измученные черты скорчившейся на полу молодой женщины, она невольно подумала: «Как же она его любит!»
— Вставай, — жестко сказала она.
Бледные щеки чуть порозовели.
— Да, извини. Я веду себя глупо. Лорану было бы за меня стыдно, если бы он меня увидел такой.
С трудом поднявшись, Камилла оперлась о кресло. Стоя, она покачнулась, но удержалась на ногах и под холодным, презрительным взглядом Леа прошла к кровати, на которую постаралась сесть спокойно, сжав зубы, чтобы не застонать от боли. Пальцы в синеватых жилках прижались к сердцу, рот приоткрылся в немой мольбе. Именно в это мгновение вошел врач.
— Боже мой!
Бросившись к больной, он мягко ее уложил.
— Позовите сиделку, — обратился он к Леа, открывая свою сумку.
Доктор заканчивал делать укол, когда Леа вернулась вместе с мадам Лебретон.
— Я же наказывал вам ее не покидать. Мадам д'Аржила едва не умерла, а эта, — он кивнул на Леа, — даже пальцем не шевельнула.
Леа уже намеревалась резко возразить, но вошла Жозетта, говоря, что о здоровье хозяйки справляется мадам Мюльптейн.
— Я ее приму.
Войдя в гостиную, Леа увидела, что Сара Мюльштейн прилегла на диван. Она приподнялась, но, узнав молодую женщину, снова вытянулась.
— Извините меня, что не встаю, но больше не в состоянии. Как дела у Камиллы?
— Скверно.
— Что мы можем сделать?
— Ничего, — входя, заметил доктор. — Она нуждается в полном покое. Мадемуазель Дельмас, не могли бы связаться с ее мужем?
— Доктор, он же на фронте! — воскликнула Леа.
— Правда, правда… из-за этой войны я совершенно потерял голову. Не перестаю думать об ее ужасах, обо всех смертях, оказавшихся бесполезными, раз она вернулась снова! Сейчас больная спит, — произнес он, платком протирая стекла очков. — Кризис миновал. Ей совершенно необходимо понять, что, не контролируя себя, она ставит под угрозу жизнь младенца. Я запретил ей слушать радиопередачи и читать газеты. Но в послушание не верю. Теперь я должен идти. Свои предписания я оставил мадам Лебрстон. Завтра зайду снова. До свидания, мадам.
Какое-то время Сара и Леа молчали.
— Бедняжка Камилла. Плохое выбрала она время, чтобы дать жизнь ребенку, — вздохнула Леа.
— Вы думаете? — вставая, спросила Сара. — А чем вы заняты сегодня вечером? Может, поужинаем вместе?
— С большим удовольствием, но сначала я должна заехать домой переодеться и предупредить тетушек.
— Вы прекрасно выглядите и так, а принять ванну сможете у меня. Позвоните своим тетушкам и скажите, что вернетесь к десяти.
Леа послушалась. На Университетской была одна Эстелла, сестры де Монплейне еще не возвращались.
Эстелла потребовала, чтобы Леа была дома вовремя.
Небольшой зал в «Друге Луи» был переполнен. Хозяин распорядился, раз они друзья месье Тавернье, поставить для них мраморный столик у входной двери, на которой молоденький официант, повесив табличку «Мест нет», задвинул занавеску из засаленного бархата. Она скрыла зал от взглядов с улицы.
Леа с любопытством осмотрелась. Впервые оказалась она в подобном заведении, которое решительно ни в чем не отвечало ее представлениям о шикарном ресторане.
— Я отвезу вас в модное бистро, — сказала ей, однако, Сара.
Отражаемый желтоватыми стенами свет придавал обедающим вид больных желтухой. Разбросанные под ногами по разбитому полу опилки образовывали влажные и грязные кучи, деревянные стулья были жесткими и неудобными, а шум и дым раздражали.
Официант умело накрыл столик. Безупречная белизна скатерти и салфеток, блеск хрусталя и серебра немного успокоили Леа. Чтобы не затягивать молчание, она наклонилась к спутнице:
— Вы часто здесь бываете?
— Довольно часто. Я вам уже рассказывала, что меня познакомил с этим местом Франсуа Тавернье. Паштет из гусиной печенки, мясо, дичь и вино здесь превосходны. Обстановка не слишком привлекательна, но отменная кухня и любезность персонала помогают быстро об этом забыть.
— Мадам, какого вина вам хотелось бы?
— Забыла название вина, которое обычно заказывает месье Тавернье. Нахожу его очень хорошим.
— Оно действительно превосходно. Это «Шато Лагуна».
— Чудесно, мы выпьем за его здоровье.
Леа как знаток попробовала вино.
По приезде в Париж Сара поселилась в отеле «Лютеция», чтобы, как она говорила, освободиться от повседневных хлопот. Два часа назад войдя в номер вместе с Леа, она отшвырнула туфли в дальний угол, а легкое пальто сбросила на одну из двух кроватей-близнецов, покрытых цветастым кретоном.
— Чувствуйте себя, как дома. Я пока налью воду.
Из ванны она вышла в длинном махровом голубом халате.
— Ванна наполнится очень быстро. Соли на полке. Не хотите чего-нибудь выпить? Себе я закажу коктейль «Александра». Бармен отеля готовит его великолепно.
— Согласна на «Александру», — ответила Леа, несколько смущенная раскованностью едва знакомой женщины.
Через четверть часа она в свою очередь вышла из ванны раскрасневшаяся, с высоко заколотыми волосами, завернувшись в сиреневый халат.
— Как вы еще молоды! — воскликнула Сара. — Никогда не встречала ни такого цвета лица, как у вас, ни такого взгляда, ни такого красивого рта. Могу понять, как легко в вас влюбиться.
Под этим потоком комплиментов Леа покраснела и почувствовала себя неловко.
— Держите. Вот ваш стакан. Я заказала столик в ресторане, который мне очень нравится. Надеюсь, и вам он придется по душе.
Болтая, Сара не переставала рыться в одном из многочисленных разбросанных по полу чемоданов и извлекла оттуда голубое белье и темно-серые чулки. Из другого чемодана достала несколько помятое платье из красной шерсти.
— Я ненадолго, — снова исчезая в ванне, сказала она.
«Какой беспорядок! — подумала Леа. — А мама еще жалуется, что я несобранная. Что бы она сказала, если бы у нее была дочь вроде Сары?» Не без удивления она вдруг сообразила, что уже много дней не вспоминала о матери. И решила написать ей длинное письмо.
— Включите радио, — крикнула из ванной Сара.
Леа оглянулась вокруг, отодвигая платья, пальто, газеты: ни намека на устройство, хотя бы отдаленно напоминающее радиоприемник. Сара вышла в короткой комбинации, вытирая полотенцем мокрые волосы.
— Почему вы не включили радио? Как раз время военных сводок.
— Я его не нашла.
— Ах, и правда. Совсем забыла, его взяли в ремонт. Вы еще не оделись?
Движением руки Леа показала, что ее платье находится в ванной.
— Где сегодня моя голова? Я действительно замоталась.
Вернувшись в комнату, Леа застала Сару под кроватью, где та искала свои туфли, в конце концов, обнаруженные в корзине для мусора!
Гарсон принес блюдо толстых ломтей байоннской ветчины и гусиный паштет, а официант налил вина.
— Кроме того, есть бычий бок, тушеное мясо по-провансальски, вырезка ягненка и голуби с зеленым горошком.
— Закажите голубей, они очень вкусны, — посоветовала Сара.
Улыбаясь, Леа кивнула.
— А теперь давайте выпьем за здоровье нашего друга Франсуа Тавернье, — поднимая бокал, предложила Сара.
— Мысль, приятная моему сердцу, — раздался у них за спиной веселый голос Тавернье. Слегка растрепанные волосы, свитер с высоким горлом и твидовый пиджак придавали ему более молодой, чем обычно, вид.
