осадил замок, однако взять его не сумел, а тут подоспели императорские войска. Свободолюбивые горожане были вознаграждены за своё упорство: на их права с тех пор никто из сеньоров не посягал.
Сейчас мост надо рвом поднимали лишь на ночь, однако решётка оставалась опущенной всегда, и стража бдительно охраняла ворота.
При всей своей невероятной отваге Фридрих на самом деле никогда не был беспечен. Поэтому, пройдя под решёткой и миновав мост, он остановился, желая сперва рассмотреть приезжего.
Тот был действительно один. На первый взгляд один, потому что вокруг уже сгустилась тьма, и узкие улицы, выходившие на маленькую площадь, превратились в чёрные щели — в них ничего нельзя было увидеть. Тонкий серп луны блёкло освещал открытое пространство, но пробраться меж каменными стенами его лучам не удавалось.
Тевтонский рыцарь вышел из тени, которую отбрасывала крепостная стена, и приблизился к незнакомцу, который стоял, держа в поводу своего коня. По тому, как конь переминался с ноги на ногу, фыркал, прядал ушами, Фридрих понял, приезжий испытывает смятение, и оно передаётся лошади.
— Это я — Фридрих Тельрамунд, — произнёс тевтонец, останавливаясь в трёх-четырёх шагах. — Впрочем, думаю, вы знаете меня в лицо. Я готов вас выслушать, но не раньше, чем вы себя назовёте.
— Мне нет нужды называть себя, — прозвучал ответ, — ты тоже меня знаешь. Здравствуй, Фридрих!
Капюшон был откинут, и слабый свет ущербной луны отразился в густом облаке светлых волос, волнами падавших на плечи молодого человека.
— Лоэнгрин?
Тельрамунд постарался не выдать своего изумления. Он готовился к любым неожиданностям, но не мог предполагать, что увидит былого друга, с которым расстался десять лет назад.
Герцог Брабанта сильно изменился за эти годы. Впрочем, всматриваясь в его отяжелевшее и постаревшее лицо, Фридрих вдруг понял, что все изменения произошли в самое последнее время. Словно красивое мраморное изваяние, долгое время бережно хранимое, поставили в раскалённую печь — и благородный камень сразу начал разрушаться. Красота Лоэнгрина померкла, но он стал от этого будто бы даже привлекательней — незнакомое прежде страдание сделало выразительнее его черты и глубже взгляд.
— Я приехал, чтобы рассказать тебе о замыслах моего отца, Фридрих, — без предисловий начал герцог. — Не сомневаюсь, что ты и сам уже многое понял, кое-что ты знал о тайнах тамплиеров, но знал не всё. Я хочу, чтобы вы разрушили их замыслы!
— Войдём в замок, — предложил Тельрамунд. — Только мне нужно сперва послать стражу к епископу: без его позволения тебя не впустят.
— Не надо, я и не войду, — покачал головой молодой человек. — Поговорим здесь. Клянусь, я — один, и тебе ничто не угрожает.
— Разве я когда-нибудь боялся? — с удивлением спросил рыцарь. — Не в этом дело. Ведь ты приехал издалека и, наверное, устал.
— Это не имеет значения. Выслушай всё, и я уеду. Парсифаль хотел принести Ричарда Львиное Сердце в жертву сатане, чтобы подготовить приход Антихриста. Ты скорее всего вспомнил о числе шестьсот шестьдесят шесть и о дне, когда Сириус должен войти в созвездие Змееносца. Вспомнил, да? Из-за того, что ты знал эту дату, тебя пытались уничтожить. Но шестое июня этого года — не единственный день, когда Змееносец под влиянием Сириуса обретает наивысшую магическую силу и может открыть Врата ада на земле.
— Это я тоже знаю, — поморщился Фридрих. — Такую бесовщину я слыхал не раз и многое запомнил. Вот мерзость-то! Второе число, как говаривал Парсифаль, должно прийти в нынешний же год, так? И оно будет «зеркальным». Но что это значит, я не понимаю. И астролог, у которого мы спрашивали, не мог нам ничего объяснить.
— И не смог бы. У тамплиеров есть древние карты созвездий, составленные ещё жрецами Египта, которые тоже чтили тёмную половину неба больше, чем светлую [120]. Зеркальный день наступит шестого декабря, когда Юпитер встанет в один ряд с Сириусом позади Змееносца, отразит и усилит свет Сириуса, и луч их силы достигнет Небесной Змеи. Кроме Сириуса и Юпитера, ещё четыре звезды будут в том же ряду, итого шесть. И шесть комет сразу в этот день окажутся вблизи земли, хотя увидеть удастся только одну. Так утверждают расчёты наших... тамплиерских астрологов. Но если Братство Грааля не воспользуется этим моментом, то новой силы Змееносца придётся ожидать семьсот двадцать четыре года.
— Многовато для Парсифаля! — усмехнулся Тельрамунд. — Не дотянет, пожалуй. Ну, спасибо тебе, Лоэнгрин. Однако один вопрос: почему ты мне всё это рассказал? Тебе наконец опротивел этот ведьмин вертеп под названием Братство Грааля?
— Опротивело мне это давно, — не меняя выражения бледного и будто окаменевшего лица, ответил герцог. — Я, как и ты, не верил до конца, что всё это богохульство способно призвать Антихриста. Однако теперь думаю — а вдруг может...
— И поэтому ты приехал?
— Не только поэтому.
Тевтонец молчал, не задавая нового вопроса, и молодой человек закончил:
— Думаю, тебе это тоже добавит желания положить конец дьявольскому братству. Они убили Эльзу.
Глава 5
Воздаяние
Несколько мгновений Тельрамунд боролся с собой. Когда-то в прежней жизни — где Фридрих умел солнечно улыбаться, радоваться каждому дню, вызывать на поединок за случайную грубость и играючи прощать тяжкие, казалось бы, обиды, Лоэнгрин был самым близким его другом. Ради него Тельрамунд принёс в жертву свою единственную настоящую любовь и то, что было несравненно дороже, — свою честь. (Или всё-таки ради Эльзы?) Друг на это согласился и, не раздумывая долго, обрушил меч на подставленную под удар голову рыцаря. То было жестокое потрясение: редкая дружба выдерживает такое предательство.
