И вот они понеслись вперед по ветру, и люди начали оживленно переговариваться и шутить друг с другом. Его люди. Его корабль. Его риск. Его удача или провал. Не только его ― и Марианы тоже.
Николас лучше, чем кто бы то ни было, сознавал все величие стоящей перед ним задачи. Он понимал, что должен приручить команду до того, как они прибудут в Трапезунд, или по крайней мере, внушить им веру в себя и в своего нанимателя. Он надеялся, что сумеет этого достичь, но мореплавание было новым делом для фламандца, хотя он и провел почти всю свою жизнь на побережье. Эта зима многому его научила. И вот он вышел на широкий простор, ― земля осталась далеко позади и вокруг образовалась пустота, в которой Николас неожиданно быстро сумел освоиться.
Вместе со всеми остальными Юлиус наблюдал за Николасом, который проносился по кораблю подобно приливной волне, осваиваясь на нем, от трюмов до корзины впередсмотрящего.
― Он здесь как дома, ― заметил стряпчий, передавая Тоби ведро.
Лекарь застонал. Он тоже чувствовал себя на корабле, как дома, но во многом невежество еще мешало ему. Основные принципы мореплавания казались простыми, ― все дело в противоборствующих силах, углах и напряжении… В общем, чистейшая математика. С погодой, однако, все было не так просто, ― хотя Джон Легрант, похоже, контролировал и это. В море даже материальные предметы ― дерево, канаты, паруса, ― меняли самую свою сущность, и с ними нужно было осваиваться заново… Внезапно волны сделались сильнее, вода потемнела, и небо затянуло тучами, однако шкипер, прикинув силу надвигающейся бури, решил остаться в море и не искать убежища. Легрант уже успел завоевать уважение Асторре и всей команды. В подобных обстоятельствах Николас лишь молча наблюдал и не вмешивался в происходящее.
Оставалось еще одна неосвоенная территория. Проплывая мимо Эльбы и Корсики и оставляя по левому борту побережье Италии, бывший подмастерье осознал, сколь ограничены его познания. Он разбирался в политических интригах Италии: без этого невозможно ни торговать, ни владеть наемным войском, ни перевозить депеши. Он знал, где земли республики Флоренции граничат с Сиеной, и где те в свою очередь встречаются с землями папы. Оказавшись близ гавани Чивиттавеккья, он даже вытащил сопротивляющегося лекаря из кровати, чтобы показать ему холмы на горизонте, ― те самые холмы, где в прошлом году именно Тоби сделал открытие, обеспечившее возможность нынешнего путешествия. Именно там, под землей, лежали величайшие залежи квасцов, и Венеция платила щедро компании Шаретти за молчание. Конечно, рано или поздно кто-то другой придет к тем же выводам и отыщет месторождение, но к тому времени, возможно, Николас сумеет заработать на чем-то еще.
До сей поры его познания этим и ограничивались. Почти то же самое он чувствовал, когда они миновали Рим и южные границы папских земель, граничившие с неаполитанским королевством, где в прошлом году Асторре со своим отрядом воевал на стороне короля Ферранты против Иоанна Калабрийского, которого поддерживали французы. Николас думал, что ему известно все о побережье Италии, хотя никогда прежде и не видел эти места. Затем он уловил обрывки разговора между Тоби, обучавшимся в Павии, и капелланом Годскалком.
Когда Николас прислуживал Юлиусу и Феликсу в Лувене, он слегка начал понимать латынь. Для живого цепкого ума грамматика этого языка оказалась несложной. Но Годскалк и Тоби цитировали какие-то стихи, вспоминали легенды и говорили о великих цивилизациях так, словно те и по сей день оставались значимой силой. Бывшему подмастерью же и в голову не приходило задаться вопросом, кто в былые времена владел этими землями, какие ошибки допускали те люди и каких достигали успехов. Для него было достаточно и современности, со всеми ее чудесами и проблемами.
Однако он не стал бы пренебрежительно относиться ни к чему из услышанного, ибо был для этого слишком умен. Он просто отложил это в памяти и пообещал себе, что как следует обдумает все на досуге.
Миновав Неаполь, они вооружились, готовые к встрече с пиратами, хотя зимой опасность была куда меньше. Тем не менее, имелись еще и генуэзские корсары, таившиеся в здешних водах и готовые грабить и убивать по приказу своих хозяев французов.
«Чиаретти» миновала эти места без приключений. Пагано Дориа сказал правду: если у него и были какие-то враждебные намерения по отношению к компании Шаретти, это оставалось его личным делом. Никаких приказов непосредственно из Генуи он не получал.
Во многих гаванях, куда они заходили, уже успел побывать «Дориа». На Сицилии они узнали, что разрыв составляет всего десять дней. Парусник задержался в Мессине, закупая зерно и выгружая каталонский сахар, а также связки сыров. Они сделали и кое-что еще, ― как пожаловался Юлиус, когда вернулся на борт, весь встрепанный и раскрасневшийся: в порту не осталось ни воды на продажу, ни кур, ни говядины… ни даже сухих лепешек и рыбы в бочонках. Другой покупатель, не скупившийся на золото, подчистил все запасы.
Шел дождь. Николас в тяжелом промасленном плаще с капюшоном поверх фетровой шапочки поинтересовался:
― А где список?
― Они заломили цену втрое против обычного, ― заявил Юлиус. ― И еще нам придется ждать.
― Хочешь держать пари? ― спросил его фламандец.
Он вернулся через три часа, а за ним ― целая вереница носильщиков, которые волокли все необходимое. Цены оказались вдвое ниже. Юлиус был удивлен и обижен одновременно.
― Это все благодаря тебе, ― заявил ему бывший подмастерье. На Сицилии как раз открывали бочонки с вином нового урожая, и Николас был щедр, как сам Вакх.
― Что я сделал? ― не понял стряпчий.
― Ты сражался на стороне Ферранте в Неаполе. Вице-король Палермо знает об отряде Шаретти, равно как и его агент в Мессине. Вода, мясо и куры…
Юлиус побагровел.
― Откуда они узнали?
Фламандец ответил с ухмылкой:
― Письма от монны Алессандры. Разве не помнишь? Брат Лоренцо обучался в Палермо.
― Она написала для тебя рекомендательные письма? ― Тоби не верил своим ушам.
― Ну, для тебя она бы их точно писать не стала, ― Николас опять засмеялся. ― И кроме того, мы получили все сыры Дориа.
― Сыры?
― Да, он их продал своему агенту в Мессине, и тому пришлось отдать их нам, по особому распоряжению вице-короля. За полцены. А сыр кстати неплохой… В общем, в Мессине Дориа не повезло. Вы слышали, что он женился, пока был здесь?
― Вот это неожиданность, ― заметил лекарь.
― Ну почему же. Девушка с собачкой… Она была на галере.
― Та, что под вуалью? ― уточнил Юлиус.
― Ну, теперь вуаль она сняла. Совсем еще ребенок, лет двенадцать-тринадцать, по словам агента.
― Мне это не слишком по душе, ― заявил Годскалк.
― По крайней мере, они женаты, ― отозвался стряпчий.
― Все равно. ― Священник покосился на Юлиуса, затем на Николаса, который покачал головой, и наконец с широкой усмешкой допил вино.
― А как насчет дальнейшего пути? ― поинтересовался нотариус. ― У тебя что, есть письма к каждому торговцу продовольствием? Они могут не знать брата Лоренцо Строцци, а вот с семейством Дориа общались на протяжении многих столетий. Ни воды, ни провизии… Нам придется жить на сухарях.
― Не только, ― подбодрил его Николас. ― У нас еще будет сыр.
За время плавания из Мессины, по водам спокойного Ионийского моря, Юлиус порой возвращался к этому вопросу, но тревога слегка отступила.
Экипаж превратился в настоящую команду, кок выучился готовить любимые блюда Асторре, наемники, крепкие бывалые парни, без труда освоились с ролью гребцов, а кроме того, нашли общий язык с моряками и с удовольствием учили портовые ругательства. За едой старшие члены компании Шаретти все вместе говорили по-гречески, а Николас порой просил африканца Лоппе давать ему уроки арабского. Также с помощью Лоппе он неплохо научился плавать. Когда же как-то за ужином его спутники вновь заговорили о «Дориа», он спокойно ответил:
― Не думаю, что парусник захочет терять время и останавливаться там же, где мы. Наши пути могут пересечься только в крупных портах, к примеру, в Модоне. Ему нужно будет разгрузиться там.
― Тогда давайте пройдем мимо, ― предложил Тоби. ― Купим припасы где-нибудь еще и двинем прямиком в Галлиполи.
― Невозможно, ― возразил Николас. ― Там нас ждет пассажир.
А им-то казалось, что они посвящены во все его дела… Ни о каком пассажире никто до сих пор и слыхом не слыхивал. Юлиус рассердился.
― Разве я вам не говорил? ― деланно изумился фламандец. ― Помните грека с деревянной ногой? Никколаи Джорджо де Аччайоли? Джон с ним незнаком. ― И он любезно пояснил Легранту, не обращая внимания на остальных: ― Мы зовем его греком, но на самом деле он из флорентийского рода, который прежде правил в Афинах. Он прибыл в Брюгге, чтобы собрать деньги для выкупа своего брата. Не будь его, мы бы никогда не пустились в это путешествие.
