К тому времени, как флорентийская галера оказалась в Модоне, «Дориа» уже несколько дней как был там, и владелец парусника даже стал гостем венецианского бальи, несмотря на то, что был генуэзцем.
Порт в это время года оказался переполнен. Здесь обслуживали венецианские корабли, идущие из Константинополя, Сирии и из Кипра, заготавливали изюм, шелк и хлопок для следующих торговцев, предлагали провизию и свое гостеприимство многочисленным путешественникам, ― одна из последних венецианских колоний на занятой турками территории была полна беженцев. Также Модон представлял собой и надежную крепость. Правил здесь бальи Джованни Бембо, весьма достойный, благородный человек, способный по-царски принимать королей и лично общаться с соглядатаями, доносившими о последних маневрах турок. Почему бы ему и не иметь дело с Пагано Дориа? Тем более, на это имелись и свои причины: генуэзец поведал бальи почти все, что тот хотел узнать, и среди этих сведений имелись и правдивые. Он также разгрузил привезенный товар и загрузил новый; обменялся несколькими визитами и принял гостей у себя на борту. Ни разу жена не сопровождала его.
Когда «Чиаретти» с приветственным выстрелом из пушки под рев труб вошла в бухту Сапиенца, бальи уже был наслышан об этой галере. Она выглядела куда лучше, чем можно было предположить. С парусником галера обменялась безупречным морским приветствием. Как только судно бросило якорь, он принял их посланца с письмами от Медичи и в ответ послал на борт своего камерария, преподнес гостям вина и передал приглашение поужинать в его доме завтра вечером. Увы, все это было необходимо. Бальи решил, что, пожалуй, пригласит Дориа помочь ему. Просто поразительно, до чего опустились Медичи, если теперь назначают на консульские должности простолюдинов, ― пусть и ловких торговцев… Бедный мальчик, который собрался завоевать славу и богатство, ― всех их в этой игре ждет поражение…
С борта «Чиаретти» Юлиус пристально наблюдал за парусником. Конечно, этот дьявол Дориа был на борту. Он даже поклонился им, не скрывая радостной улыбки, и приподнял расшитую золотом широкополую шляпу. Николас не ответил на поклон.
― Этот ублюдок того и гляди лопнет от самодовольства, ― только и заметил он.
― По крайней мере, мы его настигли, ― заявил Юлиус. ― А Легрант говорит, что мы сможем его обойти, если быстро покинем гавань. Не знаю… Я бы лучше встретился с ним на берегу и поболтал о том, что было в Мессине. ― Больше всего стряпчий досадовал, что во Флоренции его спутники проявили такое малодушие. Конечно, учитывая, что Дориа ― генуэзский консул, едва ли стоило кидаться на него с кулаками посреди улицы… Но внутри Юлиус бурлил от негодования. Если бы не Дориа, тот монах никогда не опозорил бы его перед Медичи!
― Если мы встретимся с ним на берегу, ― возразил Николас, ― то мы должны сразить его любезностью. Не вступайте в ссоры: он только этого и ждет. Вообще, я был бы рад узнать заранее, какую гадость он нам приготовил. Ведь не зря же он нас дожидался… Смотрите, там, у причала стоит галера с Родоса. Надеюсь, мы получим свежие известия.
― Мы бы получили их и от Аччайоли, ― возразил Юлиус. ― От твоего пассажира с деревянной ногой. Ведь он же ― твой Оракул, не так ли? Он отправляет тебя в путь за Золотым Руном! Может, ты даже добьешься рыцарского звания… Хотя, нет, по праву, оно должно принадлежать мне. Ты ― Овен, а я ― Язон. Вот только нет у нас Медеи.
― Тоби, ― предложил Николас. ― Дай ему парик, и он живо сварит яду. А мы пошлем отраву на борт «Дориа».
Сия мысль значительно приободрила Юлиуса.
Это была уже их восьмая стоянка, и все формальности были известны заранее. Они получили приглашение бальи и с удовольствием выпили вино, а затем узнали, что одноногий оракул Аччайоли задержался на Патросе, однако постарается присоединиться к ним ко времени отплытия. Похоже, это известие раздосадовало одного лишь Николаса. Все остальные занимались привычными делами: мелкой починкой, закупкой провизии… Ко всему этому добавились особые меры безопасности. С того самого момента, как «Чиаретти» бросила якорь, ее тщательно охраняли. Никого из команды не отпустили на берег, ― покинуть галеру могли только старшие офицеры.
Однако, судя по всему, эти разумные предосторожности оказались бессмысленными. Если Дориа и затеял что-то недоброе, пока не было никаких следов злодеяний, хотя в пору оказалось полно его людей. Отправляясь по делам, Юлиус случайно встретился с Кракбеном, капитаном «Дориа», и они поздоровались без всякой неприязни, а чуть позже Николас столкнулся лицом к лицу и с самим владельцем парусника, который как раз садился в шлюпку.
Он этого ожидал, и все же холодок недобрых предчувствий пробежал по спине. Может, глупо было принимать Дориа всерьез? Может, для него все это соперничество ― лишь детская игра? Прежде Николас и сам бы получил от нее огромное удовольствие и использовал возможность проявить изобретательность. Однако теперь многое изменилось. Он рассчитывал, что Аччайоли сообщит венецианскому бальи все, что необходимо, о компании Шаретти, однако оказалось, что грека тут до сих пор нет, а все сведения бальи мог получить лишь от Пагано Дориа. Сама судьба дала в руки их противнику отличное оружие, и тот был превосходно защищен от всего, что может предпринять команда «Чиаретти». Легрант, которого то и дело подначивал Юлиус, высказал несколько коварных предложений о том, как насолить мессеру Пагано: к примеру, запустить на корабль крыс по якорной цепи… Николас тут же положил этому конец, и стряпчий огорченно насупился. Впрочем, он готов был и подождать…
И вот теперь Дориа снизу вверх смотрел на Николаса из шлюпки.
― Гончая морей! Если бы меня не задержали на Корфу, то до самого Черного моря мы не встретились. Но не беда, полагаю, я увижу сегодня вас за ужином?
Для Николаса это оказалось новостью, но он сумел скрыть удивление.
― Если только мы не отплывем раньше, ― заметил он. ― Не нуждаетесь ли вы в сыре? У нас его куда больше, чем нужно. Я могу прислать вам ящик.
― Как любезно с вашей стороны! ― воскликнул Дориа. ― Что мы можем предложить вам взамен, чтобы доставить удовольствие?
― Я подумаю, ― отозвался фламандец.
Когда он вернулся на борт, Годскалк спросил:
― Ты беспокоишься насчет ужина?
Вопрос был правильно поставлен. Лишь теперь бывший подмастерье осознал, насколько все это смехотворно и расхохотался.
― Конечно, нет. Тоби блеснет латынью, Юлиус ― греческим, Джон предъявит свои пушки, а вы ― Господа Бога… Разве мы не сумеем ослепить простого бальи?
― Ты поднялся очень высоко лишь благодаря своим мозгам, ― заметил на это Годскалк по-фламандски, с жестким немецким акцентом. ― Ты не должен сомневаться в своих способностях и в дальнейшем.
― Я и не сомневаюсь, ― подтвердил Николас ― Партия в карты и веселая песенка ― и они все меня полюбят. ― И все же добавил, на случай, если капеллан неверно понял его слова: ― Все будет в порядке. Но я знаю, что сам бы я сделал на месте Пагано Дориа.
Этот ужин подтвердил его правоту. Стражники, присланные бальи, проводили гостей к воротам дворца. Здание было весьма внушительным, ― что и требовалось Венеции. Оно было куда более старомодным чем, скажем, новый особняк Медичи в Милане, но очень напоминало его изобилием мрамора, позолоты и расписанных потолков. Зал, где их принял бальи, оказался просторным и теплым; ели они на семейном серебре. Канделябры оказались весьма изысканными, скатерти ― тончайшими, тарелки ― древними и драгоценными… хотя, возможно, выставлено было и не все самое лучшее. Также и сборище могло бы показаться довольно скромным: пять человек из компании Шаретти, сам бальи со своим капелланом, секретарем и капитанами галер, а также Пагано Дориа. Они расселись, слуги разлили вино и подали еду. Тоби, как ему и было велено, сидел рядом с Юлиусом и следил, чтобы тот вел себя достойно.
Бальи хотел, чтобы этот вечер прошел по возможности мирно. Опытный вельможа, он предпочитал легкую беседу за едой, а более серьезные переговоры вел позже. Кроме того, у него имелись некие новости, весьма неприятные для гостей, и он хотел отчасти смягчить удар. Решив, что это едва ли будет вежливо, он не стал спрашивать, что толкнуло Медичи к продвижению на Восток, а также думает ли папа римский послать флот на помощь Морее. Тем более что все эти вопросы он уже обсудил с Пагано Дориа…
Разумеется, были и темы, которые с генуэзцем затрагивать не следовало. Говоря о Трапезунде, к примеру, невозможно было не вспомнить о трениях между генуэзским банком святого Георгия и императором. Разумеется, повинны в том были обе стороны. Император взимал неположенные подати и давал приют бунтовщикам. Однажды генуэзцы, выведенные из себя, даже послали военные силы, чтобы захватить пленников. Добившись своего, они послали императору полный бочонок засоленных ушей и носов…
