всех выстроили. С крыльца здания рядом с пулеметной вышкой спустилась группа офицеров в белых полушубках с портупеями. Впереди — сухощавый хромой полковник в папахе, опиравшийся на трость. Он внимательно осмотрел первую шеренгу, на миг задержав взгляд на Лосеве.
Пройдя к центру угрюмо стоявшей колонны, группа офицеров остановилась напротив. Полковник выступил вперёд.
— Вы прибыли в исправительно-трудовой лагерь «АЗ-18»! — произнёс он громким, чуть хрипловатым голосом. — Лагерь воровской! Если хотите здесь выжить, заставьте блатных работать! В противном случае подохните! Насколько знаю, все здесь фронтовики. Я тоже. До сорок третьего командовал полком.
Затем что-то сказал стоявшему сбоку майору (тот кивнул) и похромал к крыльцу.
— Нале-во! — заворочал шеей майор. — Шагом марш в зону!
Охранники распахнули вторые ворота, колонна стала втягиваться внутрь.
«Неужели Дынин? — думал шагавший в крайней шеренге Лосев. — Нет, такого не может быть».
Зимой сорок третьего в районе Касторной его рота штрафников в составе трёхсот бойцов получила приказ взять одну из господствующих высот и удерживать её до подхода основных сил. Таким оказался стрелковый полк Дынина, вместе с которым рота участвовала в освобождении Воронежа. Комполка оценил помощь Лосева, представив к награде, и предложил у себя должность комбата взамен выбывшего. Николай согласился.
Награду, орден Красной Звезды, вскоре получил, а вот назначение не состоялось. Зарубило вышестоящее командование.
— Знать не судьба, Николай — посетовал тогда комполка, пожав руку на прощание. — Даст Бог, свидимся.
И они расстались.
В зоне этап для начала сводили в баню, где заключенные смыли с себя пот и копоть, а затем отвели в столовую. Там впервые за время пути выдали горячую пищу. Потом, осоловевших и расслабленных, их подвели к одному из бараков в конце лагеря.
— Здесь будете жить. Устраивайтесь, — сказал представитель лагерной администрации, чернявый старший лейтенант в кубанке и хромовых сапогах. — Сегодня отдых.
После чего, развернувшись, пошагал обратно.
Барак был щитовой, с внутренней засыпкой, длиной метров пятьдесят, шириной десять. Крыша дощатая, поверх толь, в боковой стене прорезная дверь, у потолка ряд замерзших окошек. Пол внутри земляной, по бокам секции со шконками (так здесь назывались нары). Вдоль прохода — четыре холодных печки из железных бочек, у дальней торцевой стены — дощатый стол с лавками.
Стали размещаться по секциям уже устоявшимися в пути группами. Хлопнула обитая тряпьем дверь. Появился мордастый старшина с желтой кобурой на поясе.
— Кто тут Лосев?! — двинулся по проходу.
— Я, — обернулся от одной из шконок майор.
— Оставь вещи и пошли со мной.
— Хорошо.
Направились обратно.
— Что-то народу в вашем лагере маловато, — окинул глазами пустынную зону Лосев.
— Все на работе, — буркнул старшина.
— А вон те? — показал на группу дымивших папиросами заключенных у одного из бараков.
— Это блатняки, они не пашут, — старшина нахмурился. — Ладно, топай быстрее и задавай меньше вопросов.
Минут через десять подошли к бревенчатому зданию лагерной администрации. Дежурная смена пропустила на второй этаж.
— Жди здесь, — приказал старшина и скрылся за обитой войлоком дверью с табличкой «Начальник НТК». Через минуту вернулся: — Заходи.
В кабинете, под портретом Сталина в маршальском мундире, за массивным столом сидел тот же полковник в кителе с золотыми погонами и орденскими планками на груди.
— Заключенный Лосев. Статья 142 УК РСФСР, срок восемь лет, — представился Николай, сняв шапку.
— Вижу, что Лосев. Присаживайся, — начальник кивнул на стул за приставным столом.
— Вот уж не думал тут встретиться, Николай.
— Я тоже.
— За что получил срок?
Лосев рассказал.
— М-да, — пожевал губами. — Точно не знаешь, где потеряешь, где найдешь.
— А вы как здесь, Александр Васильевич?
— Лосев назвал начальника по имени-отчеству.
— Через месяц, как с тобой расстались, был тяжело ранен. Вместо левой ноги протез. На медицинской комиссии предложили перевод в систему НКВД. Дал согласие. Третий год обретаюсь тут. Был начальником лагеря под Магаданом, навёл там порядок. Недавно перевели сюда. Угощайся, — подвинул лежавшую на столе коробку «Казбека».
Лосев взял папиросу, размял. Дынин взял вторую. Чиркнул спичкой, закурили.
— Как тебе моя установка? — выдул носом дым.
— Заставить работать воров надо. Вопрос, каким образом? — Лосев пытливо взглянул на начальника.
— Силой, Николай. Забыл фронт?
— Там были фашисты.
— Эти ничем не лучше. Глубоко убежден.
— И в каких пределах применять силу?
— До конца.
— В смысле…
— Именно так. Кто не с нами, тот против нас, — ткнул папиросу в пепельницу. — Всю ответственность беру на себя. Никаких последствий для фронтовиков не будет. Кстати, не задумывался, почему на «Дальстрой» гонят воинские этапы?
— Была такая мысль.
— В таком случае делай выводы, — жёстко сказал полковник. — Так как? — уставился на собеседника.
— Будь по-вашему. Согласен, — ответил Лосев.
Потеплев глазами, Дынин поднял трубку стоявшего на столе телефона: «Зайди». И опустил на рычаг. Спустя короткое время открылась дверь, в кабинет вошёл майор с папкой в руках. Тот самый, что командовал в предзоннике.
— Мой заместитель по режиму Серебрянский, — представил начальник. — А это бывший сослуживец, — кивнул на Лосева. — Вместе брали Воронеж, командовал штрафной ротой. Давай, Юрий Иванович, присаживайся. Излагай конкретику.
— Значит так, — усевшись, заместитель открыл папку и разложил на столе план лагеря, аккуратно исполненный цветной тушью на листе ватмана.
В течение часа, дымя папиросами, оговорили все вопросы.
— Ну, как говорят, ни пуха ни пера. Надеемся на тебя, Николай, — пожал на прощание руку Дынин.
Обратно Лосев шёл под впечатлением разговора. Даже представить себе не мог, что может встретить здесь такого знакомого. Вот уж точно, пути Господни неисповедимы.
К вечеру из тайги в лагерь вернулись работяги, принеся каждый по чурке. Дневальные затопили печки, после ужина и личного времени состоялся отбой.
А когда в небе поплыла жёлтая луна, освещая призрачным светом землю, из дверей военного барака стали появляться группы. Каждая по пятнадцать-двадцать человек. Под телогрейками — рукоятки для кайл, топоры и короткие, остро заточенные пики. Впереди каждой — заключенный из местных. Тихо разошлись по сторонам.
