Ярослав в отчаянии направился прочь, но ноги сами вернули его на луг. Он был бессилен управлять собой. И тогда решил: будь что будет, но он не уйдет никуда, изопьет свою чашу до дна, пусть эта чаша будет для него очень горькой.
Он принялся ходить по лугу, то приближаясь, то удаляясь от места, где находилась Олава. Порой он так близко прогуливался возле нее, что она не могла его не заметить, но принцесса даже бровью не повела, будто его не было на лугу совсем. Он измучился, изболелся. Наконец, обессиленный, подошел к краешку озера, присел на песочек. Солнце садилось за темную гряду леса, от него по воде пролегала огненно-красная дрожащая полоса, рассекавшая озеро на две половины, с гортанными криками метались белые чайки. День истекал, рушились последние надежды. Народ начал расходиться, скоро уйдет и он, расставшись с мечтой, разбитый, опустошенный…
Внезапно почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Поднял голову: Олава!
– Бежим! Скорее!
Ярослав вскочил на ноги, оглянулся. Народ мирно гулял по лугу, на них никто не обращал внимания.
– Я отослала Веланда принести плащ, потому что стало холодно, – скороговоркой произнесла она, и в тоне ее послышались насмешливые и язвительные нотки. – Пусть побегает на здоровье!
Они метнулись к лесу. Наверно, они так бы и убежали, не замеченные никем, но Олава вдруг остановилась и, взмахнув руками, закричала громко, озорно:
– Прощайте, подруженьки!
На лугу забегали, заметались, но было уже поздно. Из леса навстречу беглецам дружинник Ярослава выводил оседланных коней. Они с ходу вскочили на них и скрылись в темной гуще деревьев.
…Наутро Ярослав явился в королевский дворец. Он был готов ко всему, не рассчитывал на милость правителя и не собирался просить пощады. Он решил про себя, что пусть будет так, как случится.
Его долго держали в прихожей. Наконец слуга пригласил в комнату короля. Шетконунг сидел в своей кровати, в длинной ночной рубашке, обложенный подушками, волосы растрепаны. Две жены, примостившись на полу, какой-то мазью натирали ему ноги. Он угрюмо, исподлобья взглянул на Ярослава, спросил суровым голосом:
– Ты что, князь, забыл, что находишься в другом государстве и тебе не позволено делать все, что заблагорассудится?
Не получив ответа, продолжал тем же строгим, жестким тоном:
– Или смерти захотелось, на тот свет не терпится отправиться? Разве тебе неведомо, что за кражу девушки у нас положена смертная казнь?
– Я не крал Олаву, – наконец разлепил спекшиеся губы Ярослав. – Я действовал согласно старинному обычаю. Это была не кража, а умыкание невесты. И, следуя тому же обычаю, я кладу к ногам твоим брудкауп, или по-нашему, по-русски – вено, и прошу руки твоей дочери.
И Ярослав разложил у ног короля принесенные с собой сокровища. Здесь были и пушнина, и золотые и серебряные изделия тончайшей работы, и меч, украшенный различными каменьями. Жены ахнули от восхищения, но король даже не взглянул на драгоценности и надолго задумался, подперев голову рукой. В комнате воцарилась тишина. Жены перестали натирать его ноги и замерли в неудобной позе. Молчал и Ярослав, покорно опустив голову.
Наконец Шетконунг шевельнулся, по лицу его пробежала тень, он произнес каким-то отрешенным голосом:
– Обычаи придуманы давно, и не нам их отменять. Им приходится только следовать…
В груди Ярослава прокатилась теплая волна радости. Король повторял слова, которые говорили они с Олавой: и король бессилен против обычаев, он не может, а скорее всего – не хочет их нарушать! Значит, не все потеряно!
Снова наступило долгое молчание. Вдруг король откинулся на стену, весело взглянул на своих жен и проговорил бодрым голосом:
– Да мне и самому не понравился этот норвежский принц. Щеголь и зазнайка! То об одном говорит, то на другое перескакивает. Плохой из него союзник. Продаст и предаст, когда ему выгодно. Не сейчас, так потом пришлось бы с ним разбегаться в разные стороны, я это сердцем чувствую. Одолеем мы данов и своими силами!
После этого он соскочил с кровати, прикрикнул на жен:
– Чего расселись, тетери? Не видите, супруг в нижнем белье стоит перед новгородским князем? Живее одевайте! А ты, князь, проходи, садись. Обсудим с тобой, как сыграть вашу свадьбу.
С этого момента началась лихорадочная подготовка к бракосочетанию. Был улажен конфликт с норвежским принцем. Согласно шведскому закону, когда «чувство женщины переменится», ему были возвращены обручальные дары и заплачено 3 марки пени; сверх того, для восстановления доброго имени жениха Олава в присутствии 12 мужчин подтвердила, что «она не знает никакого порока или недостатка за женихом и его родней». С тем Веланд и уехал к себе на родину.
Жених и невеста, согласно скандинавским обычаям, за все время должны были находиться в разных домах и не встречаться друг с другом. В день свадьбы Ярослав послал своих дружинников во дворец короля, чтобы взять под свою защиту и отвезти в церковь невесту – на случай, если кто-то попытается ее украсть. Теперь русские воины стали называться «дружиной невесты». На крыльце дворца их встретил король, приказал отобрать и спрятать под замок оружие. Дружка принял от отца Олавы приданое. После этого воины уселись за стол, их угощал сам король.
Немного попировав, дружинники повезли невесту в церковь, где ее ждал Ярослав. По настланным коврам прошли они к аналою, где священник совершил положенный обряд венчания. На выходе из храма молодоженов шумно приветствовала толпа, бросали в них зерна ячменя и монеты. Ярослав и Олава уселись на красочный возок и отправились во дворец, где началось шумное свадебное веселье.
За длинными столами, устланными льняными скатертями, сидели многочисленные гости, рядом с ними стояли открытые бочки с пивом, расставлены большие кувшины с заморским вином. Слуги тащили зажаренные на вертеле ноги быков, журавлей, нафаршированных необычными пикантными соусами, дельфинов, приправленных сладкой пшеничной кашей на молоке; за ними следовали искусно приготовленные павлины, лебеди, кролики, цапли, оленина – все это несли на серебряных блюдах.
Сначала король произнес здравицу в честь молодых и пустил по кругу большой рог с вином; каждый из присутствующих должен был выпить, а слуги постоянно доливали в него. Потом стали пить каждый из своего рога, затем женщины и мужчины должны были осушать один на двоих кубок. Если кто-то нарушал обычай пития, тому полагался «карательный кубок»; такой же кубок вручался и опоздавшим на свадьбу. И наконец, в разгар пиршества началось состязание «кто больше выпьет».
Сменяли друг друга арфисты и скрипачи и вместе с песнями постоянно звучала музыка. Иногда гости вскакивали и пускались в пляс. Плясали все, кроме короля, жениха и невесты. Сначала плясали Вики-ваку, когда женщины с мужчинами разделялись на группы и каждая группа по очереди исполняла свою песню, а припев пели хором. Потом под песню вертелись в пляске Хринброк, когда составлялся длинный круг под предводительством передового плясуна, подходили под поднятые руки последней пары и всех прочих пар и вертелись кругом, так что вся цепь пляшущих составляла искусно переплетшуюся толпу. И, конечно, свои удаль и мастерство показывали мужчины в пляске с мечами. Сначала они поднимали мечи в ножнах и повертывались три раза кругом; потом обнажали мечи и поднимали их кверху, с легкостью и достоинством в движениях обрушивали их друг на друга и в этой шутливой битве составляли шестиугольник, называемый розой. После этого вдруг опять расходились и взмахивали мечами, образуя на голове каждого четырехугольную розу. Движения такт от такта становились все живее и живее, под музыку и песни клинки скрещивались с клинками, и вдруг общий прыжок назад оканчивал пляску. Потом снова все усаживались за стол и продолжали пить.
Свадьба продолжалась целую неделю, а через десять дней Ярослав с женой и тысячью варягов отплыл в Новгород.
Мрачные думы одолевали великого князя Владимира. Не думал, что под старость придется пережить такое. Старший сын Святополк, надежда и опора, кого он метил себе в наследники, вдруг проявил неповиновение: отказался принять христианство и стал выводить Туровское княжество из подчинения Киева. Тем самым он рушил все созданное не только Владимиром, но и предыдущими князьями – разваливал единую Русь. Отлучил Владимир своего сына от Туровского княжества, бросил в темницу, а потом сослал в Вышгород, лишив права на занятие великокняжеского престола. Проделал он это, и будто частицу сердца вырвал у себя. Ныло с тех пор в груди, постоянно напоминая о незаживающей душевной ране.
Теперь взоры его были обращены на Ярослава, второго по старшинству сына. Был он умен и рассудочен, со всей искренностью воспринял истинную веру, настойчиво и последовательно продвигал ее среди населения северного края. Успокоился немного князь, есть ему надежная смена у руля государства.
