Между тем Юстиниан оставался в глубине священного дворца полумертвый от страху. Он уже все испробовал с народом: уступки и сопротивление, угрозы и силу; он обещал ему всепрощение я даже унижал свое царское достоинство, но все было тщетно, народ не удовлетворялся этим… Со стороны Халкеи он видит пламя, угрожающее его дворцу, со стороны ипподрома слышит крики и ругательства, слышит как народ угрожает убить его и в то же время превозносит его наместника, Ипатия. Инсургенты нападают на арсенал, завладевают оружием и вооружаются и теперь только бронзовые ворота отделяют Юстиниана от разъяренной, жаждущей его крови толпы мятежников. И кто же остается верным ему, на чью защиту он может рассчитывать? При нем осталась только какая-нибудь тысяча заслуженных воинов Велизария и две тысячи варваров; что же касается императорской гвардии, прислуги, кубикуляров и придворной стражи, то на их верность рассчитывать нельзя было никогда. Юстиниан, хотя и многократно умел одерживать победы при помощи своих генералов и войска, не обладал военной храбростью, мало того, у него не было и гражданского мужества. В своем воображении он видел уже, как его полумертвого от страха ведут на казнь, подобно какому-нибудь Интеллию, его бьют и издеваются над ним.
Он созывает совет из своих министров, приближенных, генералов и немногих сенаторов и патрициев, оставшихся ему верными; каждый из них должен высказать откровенно перед императором и императрицею свое мнение о том, что следует теперь предпринять для того, чтобы выйти из опасного положения, в котором находятся. Но самые сильные духом из них потеряли мужество и заразились паникою. Юстиниан не требовал, чтобы ему советовали, он требовал только, чтобы одобрили его решение бежать, этот единственный исход, который ему остался. Уже три дня около дворцового сада стоял на якоре корабль, нагруженный его драгоценностями и богатством. Юстиниан с императрицей сядут на корабль, а Велизарий со своими тремя тысячами солдат попытается подавить восстание. Таким образом императору удастся спасти свою жизнь, но престол для него будет потерян навеки. С другой стороны, с такою горстью солдат Велизарий мог надеяться подавить восстание только в том случае, если его люди были бы воодушевлены присутствием императора и прониклись сознанием, что должны спасти его или погибнуть. Тем не менее все призванные на совещание, не исключая даже Велизария и Мондона, одобрили проект Юстиниана.
Во время всего совещания Феодора хранила молчание. Но, раздраженная трусостью своего мужа и малодушием его офицеров, она с твердостью сказала:
– Если бы не оставалось другого способа спастись, как бегство, я не желала бы бежать. Не все ли мы можем ожидать ежедневно смерти с самого нашего рождения? Но тот, кто носил корону, не должен пережить ее потерю. Я молю Бога, чтобы не прожила ни одного дня, если потеряю царское достоинство. Пусть померкнет солнце с того момента, как меня перестанут величать императрицею! Если же ты, император, хочешь бежать, то все уже готово: корабль снаряжен и готов сняться с якоря по твоему приказанию и ты можешь уехать со всеми твоими богатствами; но опасайся как бы привязанность к жизни не довели тебя до унизительной ссылки и до постыдной кончины. Я же придерживаюсь древней поговорки, что царское достоинство есть наилучший саван".
Мужественные, красноречивые слова Феодоры вернули всем присутствующим прежнюю энергию и решимость. Велизарий снова узнает в себе прежнего великого полководца и он тут же составляет план действий. Мятежники заперлись в ипподроме, как в крепости, и вот Велизарий решил перерезать их там всех, чтобы цирк сделался могилою бунтовщиков. Коронование Ипатия ознаменуется кровью его новых подданных. Три тысячи верных людей, ветеранов Велизария и герулов Мондона оцепляют ипподром со всех сторон; одни завладевают выходами, между тем как другие по внутренним лестницам достигают проходов над скамейками и оттуда пускают вниз на партизанов Ипатия целый град стрел. Те в смятении бросаются к арене. Более ловкие из мятежников пытаются несколько раз идти на приступ, но их отбивают и снова теснят назад. Между тем толпа хочет спастись через выходные двери, но в этих узких проходах находятся герулы Мондона и, пользуясь своей позицией, безжалостно умерщвляют бунтовщиков: десять варваров могли из узких проходов перестрелять сотни мятежников. Первые ряды беглецов натыкаются на копья и около каждого выхода образуется стена из трупов. Обезумевшая толпа в беспорядке поворачивает назад к арене, но град стрел вскоре довершают дело, так как груда трупов отрезывает отступление оставшимся в живых и совершенно приковывает их к месту. Тогда солдаты устремляются на арену и копьями и мечами добивают несчастные жертвы, купающиеся в собственной крови.
Резня эта кончилась только позднею ночью. Разъярившиеся от вида крови варвары не оставили в живых ни одного человека. После этого побоища пришлось похоронить до тридцати тысяч жертв. Из всех бывших в ипподроме не уцелел никто, исключая Ипатия и его брата, которых солдаты пощадили для того, чтобы отдать во власть Юстиниана.
– Великий император, – воскликнули они, падая на колени перед Юстинианом, – ведь это мы предали тебе врагов твоих, ибо по нашему приказанию они собрались в гипподроме.
Но Юстиниан, овладевший снова полным спокойствием духа, ответил:
– Хорошо, но если вы имели такую власть над этими людьми, что они слушались вас, то вы должны были воспользоваться ею раньше, чем предавать огню мой город.
На следующий день Юстиниан отдал приказание предать смертной казни обоих племянников Анастасия.
VIII
Таким образом, только благодаря мужеству Феодоры Юстиниану удалось подавить восстание и с честью выйти из отчаянного положения, в котором он находился. Ей удалось успокоить и образумить Юстиниана и его приближенных и заставит их принять энергичные меры, соответствующие имеющимся обстоятельствам. Этим поступком она вполне справедливо завоевала себе то положение в государстве, которого, как императрица, быть может раньше и не заслуживала. Если даже верить Прокопию, что жизнь ее в молодости была более чем предосудительна, то нельзя не признать, что теперь бывшая канатная плясунья с чистою совестью могла пользоваться всею роскошью и почетом, присвоенными императрице Востока.– Но что значили все сокровища, вся пышность, окружавшие Феодору, что значило всеобщее поклонение в сравнении с ее самодержавным могуществом? Летом она жила в своем великолепном замке на азиатском берегу, была окружена золотом и драгоценными камнями, отдыхала в роскошных купальнях, выходила всегда в сопровождении приближенных и толпы, служителей. Феодору окружали почестями величайшие из государственных деятелей и иностранные послы; прежде чем заговорить с ней, они становились на колени и лобызали концы ее ног. В честь Феодоры было сооружено немало статуй, носивших ее имя, так, например, Феодориас, Феодора, Феодорополис и др. Когда она отправлялась к горячим источникам Бифина, ее сопровождала громадная свита из патрициев, сенаторов, градоначальников и эскорт из четырех тысяч солдат императорской гвардии, и во многих местах по дороге были устроены триумфальные арки и т. п. Но все это было ничтожно в сравнении с ее могуществом, как императрицы.
Юстиниан не скрывал, что советуется с императрицей обо всяком деле, напротив, даже доводил до всеобщего сведения в своих постановлениях и законах, причем называл Феодору: "преосвященной супругой, данной нам Богом". Павел Молчальник, в предисловии своей поэмы, посвященной святой Софии, напоминает Юстиниану, что покойная императрица была ему "верной сотрудницей". Прокопий, Эвагр, Зонар и большинство византийских летописцев говорят, что Феодора не была только супругою Юстиниана, но была самодержавной императрицей и власть ее ни в коем случае не была ограниченнее власти императора, даже скорее была – более: ἐι μὶ καίμᾶλλον. Эти свидетельства историков подтверждаются многими фактами, кроме того, после ее смерти произошло падение Империи. Следовательно, если даже не утверждать вместе с известным знатоком истории Византии, Brunet de Presles, будто Феодора была "сущностью постановлений императора", тем не менее нельзя не признать влияния этой женщины на многие деяния Юстиниана – законодателя, строителя и завоевателя.
* * *
Феодора не отличалась особым милосердием к мужчинам, но за то женщины испытали на себе ее замечательное попечение, милосердие, и говорят даже, что к женщинам она обнаруживала некоторую слабость. Это подтверждается многочисленными случаями, где она вмешивалась в брачные дела и старалась помирить разведшихся супругов. Так, например, она настояла на том, чтобы Артабан, губернатор одной из провинций в Африке, снова сошелся со своей женою; потом она отнеслась с участием к несчастным дочерям царя вандалов, Хильнерику, и была слишком снисходительною к Антонине, жене Велизария. Можно подумать, что по инициативе Феодоры были изданы Юстинианом некоторые законы, усиливающие права женщин, например: бракоразводные законы, ипотечные законы для женщин, законы, касающиеся незаконнорожденных детей, законы об насильно постриженных в монахини, закон о комедиантках; по последнему закону, девушкам-комедианткам разрешалось выйти замуж за обольстителя, или же они были в праве требовать четвертую часть его имущества.
