что мореходы умеют читать на небосводе стороны света.
– Это ж кто тебе поведал? – протянул Михаил, поглаживая бороду. – То правда. Он там, видишь? Самая яркая. Вона там… а хотя, – князь отмахнулся с усмешкой, – к чёрту. Тебе уж это не успеет пригодиться.
Фёдор сорвался в горькой усмешке.
– Миша, прошу, я дам тебе присягу, слову – вера, – пылко и горячо просил Басманов.
Он заметно задыхался.
– Федюш, Федюш, – молвил Михаил и поднял руку, будто бы пытаясь успокоить. – Давай, дыши главное. Всё славно.
Басманов изо всех сил пытался унять своё сбитое дыхание. Насилу смиряя всё внутри, Фёдор призвал всю свою волю, чтобы не поддаваться тому исступлённому жуткому страху.
– А теперь, голубчик мой, скажи-ка мне, – продолжил Михаил, подавшись вперёд. – От тебе два расклада – первый таков: я от доброты душевной да от неча делать, так, между делом забредаю к твоему немцу погостить… Ты вообще слушаешь?
Фёдор часто-часто закивал головой. На лице князя заиграла жестокая улыбка.
– Али оно что, – молвил Луговский, поглаживая бороду, – кто-то, ну, скажем, из давнишних твоих дружков, скажем, заплатил мне, чтобы добить тебя. От какой расклад тебе боле по душе?
Басманов стиснул зубы, мотая головой.
– Миш, прошу, пощади, – бормотал Фёдор сквозь сбитое прерывистое дыхание. – Сам ты видел, что мне честь дороже жизни. Я присягну тебе, княже, и ввек не нарадуешься, коли пощадишь меня.
– Да я рад был бы, право, Федюш! – молвил князь, кладя руку себе на грудь. – Что ты мне по сердцу пришёлся – я понял, как токмо увидал тебя. Да я б и взял тебя на службу, василёк ты мой. Да нету тебе веры никакой, понимаешь?
Фёдор свёл брови и мотнул головой, истинно не улавливая речи князя.
– От давай, удиви меня, – молвил князь, прихватив Фёдора за шиворот и одним рывком сажая на край лодки да всё ж придерживая.
Дыхание Фёдора замерло. Плеск чёрных волн беспощадно шептался там, внизу, тая вечную холодную бездну под собой.
– Ты же нынче любую чушь готов сказать, дабы уцелеть? – с коротким кивком вопрошал Луговский. – От, поди, и клятву дашь. Да токмо, голубчик, не верю я тебе. Улизнёшь же – я и моргнуть не поспею. Так что… один исход нынче. И всё же… Всё же попробуй разуверить меня. Убеди, что ты истинно отрекаешься от старых клятв.
Фёдор зажмурился, слушая, как бешеный стук затмевает всё собой. Сердце отчаянно билось, гоня горячую живую кровь. В этот отчаянный миг пришло прозренье. Фёдор глубоко вздохнул, наконец уняв и дрожь, и смятенье. Князь был весь внимание. Басманов медленно улыбнулся, подняв лицо к звёздам.
Резко опустив взгляд, Фёдор со жгучим презрением харкнул в лицо Михаила и в следующее же мгновение выпал за борт. Холодная вода всецело объяла его. С резким хриплым выдохом Фёдор вынырнул. Едва ли он мог бы плыть со связанными руками али тем паче с каменной ношей на ноге.
То была мель прямо посреди широкой реки. Фёдор стоял на песчаном дне, переводя сумасшедшее дыхание. Вода стекала с него, обдавая целительной благой прохладой.
Его громкий надрывный смех небось был слышен на берегу.
– Есть и третий расклад, – молвил Басманов, обернувшись через плечо на лодку.
Михаил развёл руками, премного прося продолжить.
– Ты вздумал вернуться в царскую милость, – неслабо дивясь собственным словам, молвил Фёдор.
Дно под его ногами будто бы заверяло в правоте его, покуда Михаил с улыбкой внимал смелой догадке Басманова.
– Уж коли мне не вырвут языка, я замолвлю за тебя словечко, – закивал Фёдор, вновь обращая взгляд к звёздам.
– Было бы чудно, голубчик, – добродушно улыбнулся Михаил, воротя Фёдора в лодку да вновь налягнув на вёсла, – будет чудно.
* * *
Фёдор сошёл в порту Москвы-реки тихим утром. Солнца ещё не было на горизонте. Пара рыбаков чернели горбатыми тенями, ожидая свой скромный улов. Басманов явился в иноземном облачении, какое носил в замке Генриха. В ином раскладе привлёк бы ненужное внимание, но не сейчас. Редкие ранние крестьяне едва ль глядели на пришельца. Но всяко много шума поднялось. И той причиной были вовсе не люди. Сердце Фёдора замерло, как он заслышал тот крик.
– Неужто? – Басманов вставил два пальца в рот и громко-громко присвистнул, зазывая ненаглядную любимицу свою.
Данка промчалась по безлюдным улицам к своему хозяину. Фёдор бегло оглядел её схуднувшие бока и растрепанную гриву. Вскинув голову к небу, Басманов и не мог сдержать ни горячих слёз, ни пылкого биения сердца своего.
«Добрая душа твоя, Юрка, добрая…»
– Надобно будет тебя заплести, хорошая моя! – шептал Фёдор, ласково наглаживая свою красавицу.
Лошадь отвечала ржанием, и Басманов согласно кивал её упрёкам.
– Нынче всё образумится, Данка, всё образумится, – шептал Фёдор.
* * *
– Проспись уже, пьянь! – злостно огрызнулся Малюта.
– Да говорю ж! – божился Васька Грязной. – Своими глазами его видел!
– Бредишь, собака! – Скуратов оттолкнул Грязного, да с такою силой, что Васька не устоял на ногах.
Рухнувши на пол, опричник взвыл от боли – башка трещала от выпитого, да с удара всё зазвенело пуще прежнего. Малюта же спешно пошёл прочь, не дожидаясь, как оправится Грязной. Вдруг Скуратова точно ударила молния, и он стал на месте. Миг раздумий, и он круто сменил направление.
* * *
В Московском Кремле всё стихло. Иоанн восседал на троне, а мысли его сковались безмерной скорбью. Холодный царский взор не шевельнулся, когда на порог явились доложить.
– Светлый государь, посол чужеземный принять просит, – лишь слабый отзвук той речи коснулся уставшего рассудка Иоанна.
Царь медленно поднял взгляд, беспросветно тёмный и тяжёлый.
– Раз просит, то жизнь ему, видать, не дорога, – молвил владыка, едва оскалившись. – А пущай, пущай…
Эти слова глухо сошли с уст Иоанна, и когда царе поднял взор, его лицо искривилось в насмешке над своим бессилием. Царь не мог отвести взор от призрака, что явился нынче к нему. Иоанн закатил глаза и с рыком оскалился.
– Как же ты задрал меня, – процедил царь, мотая головой.
Фёдор едва поднял брови, пребывая в смятении. Право, он не знал, что и ответить. Меж тем же владыка продолжил.
– А что на сей раз без отца? – вопрошал Иоанн, сложив руки пред собой. – Поди, старик до сих пор злится на меня?
Фёдор глубоко вздохнул да мотнул головой.
– Нет, – ответил Басманов, – он отпустил тебе всё.
Иоанн засмеялся, едва ли сохраняя хоть тень разума на своём лике.
– Как был брехливой шавкой, так и остался, – со жгучей злостью процедил Иоанн.
Фёдор глубоко вздохнул, переводя дух. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы держаться пред своим
