вообще ничего не произошло: по дороге, нимало не смущаясь присутствием несчастной покойницы, он вдруг взялся охотиться на кролика и радостно расхохотался, когда стрела его попала в цель.
Я крепилась изо всех сил и только при виде Красного шатра наконец-то расплакалась и побежала к маме. Лия взяла мое лицо в ладони и поцеловала. Рахиль обняла меня и уложила на постель. Зелфа спела колыбельную, где говорилось про обильные дожди и богатый урожай, а Билха растерла мне ноги, так что я вскоре заснула. Я проспала до следующего вечера, а к тому времени Рути уже похоронили. Несколько дней спустя мы уехали.
Мои отец и старшие братья, а также все работники Лавана отправились на дальние пастбища, чтобы отобрать пестрых животных, которые теперь принадлежали Иакову. Сам дед остался в лагере: он пересчитывал заполненные зерном и маслом сосуды и постоянно устраивал беспорядок, вытряхивая аккуратно сложенные вещи, дабы проверить, не прихватили ли мы с собой чего-нибудь лишнего, не оговоренного в соглашении.
- Это мое право! - злобно рявкал он, даже и не думая извиняться.
В конце концов, Лавану надоело следить за работой дочерей, и он решил отправиться в Харран «по делам».
Лия ухмыльнулась.
- Старика манят азартные игры, выпивка и возможность похвастаться перед другими лентяями тем, что он скоро наконец-то избавится от жадного зятя и неблагодарных дочерей, - сказала мне мама, когда мы готовили ему в дорогу еду.
Лаван взял с собой Беора, а Кемуэля оставил дома, устроив из этого целое представление.
- Он тут главный, и вы должны во всем его слушаться, - заявил старик женам и младшим сыновьям Иакова, которых собрал перед отъездом.
Как только его отец скрылся из виду, Кемуэль потребовал, чтобы Рахиль принесла ему крепкое вино.
- И не вздумайте посылать ко мне этих глупых служанок, - проревел он. - Пусть сестра сама принесет.
Рахиль не возражала, поскольку получила возможность подлить ему сонный отвар.
- Приятного угощения тебе, брат, - произнесла она сладким голосом, когда он опрокинул первую чашу вина. - Не хочешь ли еще?
Не прошло и часа после отъезда Лавана, как его сынок уже вовсю храпел. Всякий раз, когда Кемуэль просыпался, Рахиль появлялась перед ним с вином, обильно сдобренным сонным зельем, и сидела с братом, старательно поощряя грубые попытки флирта с его стороны и наполняя чашу так часто, что он в конце концов захрапел и проспал аж до следующего вечера.
Тем временем вернулись мужчины, которые перегнали стада Иакова на ближнее пастбище, так что последние часы в привычном поселении были наполнены блеянием, пылью и запахами животных. Впрочем, шумели и суетились не только овцы и козы, но и люди.
В обычные дни в шатрах оставались лишь женщины и дети. Разумеется, больной или слабый человек мог лежать в постели или сидеть на солнце, пока вокруг пряли шерсть, пекли хлеб и варили пиво, но любой при этом испытывал смущение и неловкость за свое вынужденное безделье. Однако теперь среди шатров бродила целая толпа здоровых мужчин, которые не находили, чем заняться.
- Сколько с ними мороки, - заметила моя мать.
- Да уж, наши сыновья постоянно голодные. Ну сколько можно есть? - недовольно проворчала Билха (которая, вообще-то, не имела привычки ворчать) после того, как уже во второй раз за утро отослала Рувима прочь с полной миской чечевицы с луком.
Билха и Лия были вынуждены постоянно отрываться от работы, чтобы накалить камни и испечь свежий хлеб.
Появление в лагере мужчин привело и к другим осложнениям. Обычно в шатрах всем заправляла Лия; она всегда знала, что нужно делать, но в присутствии супруга приказы раздавать не могла.
Теперь Иаков всё время был рядом, и ей приходилось то и дело спрашивать: «Муж мой, ты готов разобрать большой ткацкий станок и погрузить его в повозку?» А он выслушивал ее вопросы с таким видом, словно бы лучше знал, какое решение принять, и передавал поручения сыновьям. И так повторялось до бесконечности, пока наконец все не было собрано и уложено.
На протяжении нескольких последних недель, и особенно после того, как Лаван уехал в Харран, я старалась держаться поближе к тете Рахили. Я постоянно находила поводы увязаться за ней, бегала на посылках, охотно выполняла ее поручения, спрашивала совета. Я торчала в шатре Рахили до наступления темноты, даже засыпала на ее одеялах, а утром старалась подольше остаться под ее кровом, пропитанным сладким ароматом. И тетя догадывалась, что я наблюдаю за ней, как бы я ни старалась это скрыть.
В ночь перед уходом Рахиль поймала мой неотступный взгляд. Некоторое время тетя пристально смотрела мне в глаза, но потом я поняла, что одержала победу: она позволила мне следовать за собой. Мы вместе подошли к алтарю, перед которым ничком лежала Зелфа, нашептывая слова мольбы своим богам и богиням. Она посмотрела на нас, когда мы сели среди корней священного дерева, но я не уверена, что она по-настоящему увидела, кто пришел. Мы ждали, и Рахиль заплетала мне волосы, тихо рассказывая о целебных свойствах обычных трав: семена кориандра помогают при боли в животе, тмин используется для лечения ран. Тетушка давно уже решила, что я должна научиться всему, что сама она узнала от Инны.
Мы оставались у корней дерева, пока Зелфа не поднялась со вздохом и не ушла прочь. Мы сидели там до тех пор, пока не утихли звуки, доносившиеся из шатров, и не погасли последние светильники. Вот уже луна на небе (в ту ночь видна была только ее половинка) поднялась достаточно высоко. Сейчас до нас лишь время от времени доносилось блеяние овец. Рахиль встала, и я последовала за ней; мы бесшумно пошли к шатру Лавана. Теперь тетя вела себя так, словно не замечала меня, - вплоть до того момента, когда придержала передо мной полог шатра, в который я всегда боялась входить.
Внутри было темно, как в пересохшем колодце, и сам воздух показался мне зловонным и затхлым. Рахиль, которая не раз бывала здесь за последние два дня, подпаивая Кемуэля вином с сонным зельем, уверенно прошла мимо храпящего брата в угол шатра, где стояла грубая деревянная скамья, служившая Лавану алтарем для его божеств. Терафимы выстроились в два ряда. Рахиль без колебаний собрала их всех и сложила в складку одежды, как будто собирала лук. Когда последний из идолов ее отца был спрятан, она обернулась, прошла через шатер к выходу, даже не взглянув на Кемуэля, и знаком
