Он горделиво ответил:
— До вчерашнего дня я дал уже пять лекций, подготовил проекты двух важных манифестов и распространил десятки листовок. Правительство должно заключить меня года на два в тюрьму!
— А меня намного дольше!
Он легонько протянул руку и ласково положил на её смуглую ручку с нежной кожей. Да, он любил её, но работе он отдавался отнюдь не во имя любви. Разве не казалось иногда, что она сомневается в нём? Или она дразнит его, или испытывает опасения из-за его буржуазности, которая, по её мнению, укоренена в нём?.. Он верен своим принципам, так же как и любви к ней. И то, и другое было необходимо ему.
«Разве не счастье встретить на своём пути человека, который так хорошо тебя понимает, и которого ты так хорошо понимаешь? И между нами нет никаких уловок. Я преклоняюсь перед ней, когда она говорит: „Я долго переносила нищету“. Эти откровенные слова возвысили её над всеми остальными девушками и сделали частью меня самого. Но мы испытываем любовь, игнорируя тюрьму, которая нас обоих подстерегает. Мы можем пожениться и избежать всех этих тягот, довольствуясь зажиточной жизнью в своё удовольствие. Но это будет бездушная жизнь. Иногда мне кажется, что эти принципы лежат на нас как своего рода проклятие, постигшее нас по непреложному приговору судьбы. Это моя плоть и мой дух, словно только я ответственен за всё человечество разом…»
— Я люблю тебя…
— В связи с чем это?
— В связи со всем и ни с чем…
— Ты говоришь о борьбе, но твоё сердце поёт от удовольствия!
— Разделять обе эти вещи так же глупо, как нас с тобой!
— А разве любовь не означает удовольствие, стабильность и ненависть к тюрьме?
— А ты не слышала о пророке, который сражался и днём, и ночью, что, однако, не помешало ему девять раз жениться?!
Тут она щёлкнула пальцами и воскликнула:
— Это твой брат одолжил тебе свой язык. Какой такой пророк?
Ахмад засмеялся:
— Пророк мусульман!
— Дай-ка я расскажу тебе о Карле Марксе, который корпел над «Капиталом», пока его жена и дети голодали и унижались!
— В любом случае, у него была жена!
«Вода пруда похожа на жидкие изумруды, и этот нежный бриз веет украдкой над нами без спроса у июньской жары. Утки плещутся, вытягивая клюв, чтобы подобрать кусочки хлеба. Ты так счастлив, а мучающая тебя любимая слаще всего в мире. Мне кажется, лицо её покрылось румянцем. Кажется, она заставила себя на время забыть о политике и стала думать о…»
— Я надеялся, моя дорогая коллега, что в этом саду нам выпадет шанс поговорить о чем-то приятном!
— Более приятном, чем то, о чём мы уже беседовали?
— Я имею в виду нашу любовь!..
— Нашу любовь?..
— Да, и тебе это известно!
Ненадолго воцарилось молчание, затем она опустила глаза и спросила:
— Чего ты хочешь?
— Скажи, что мы хотим одного и того же!
Как будто только из желания слушаться его, она сказала:
— Да. Но всё же?
— Давай без увёрток!
Она как будто задумалась, и его очень огорчило то, что ожидание его было недолгим, так как она спросила:
— Раз всё ясно, зачем ты меня мучаешь?
Он выдохнул с глубоким облегчением:
— Как замечательна моя любовь!
Снова наступила пауза, похожая на интерлюдию между двумя песнями. Затем она произнесла:
— Меня беспокоит одна вещь…
— Да?
— Моя честь!
Он встревоженно сказал:
— Твоя честь и моя — одно и то же!
Она обиженно заметила:
— Тебе лучше известны традиции твоего круга! Тебе многое предстоит услышать о происхождении и семье…
— Это пустая болтовня. Ты считаешь меня ребёнком?
Она немного поколебалась и сказала:
— Нам угрожает только одно: «буржуазное мировоззрение»!
Он произнёс со страстью, что делало его похожим в этот момент на своего брата Абдуль Мунима:
— У меня нет ничего общего с этим!
— Ты осознаёшь, насколько серьёзны твои слова?… Я имела в виду всё то, что связывает мужчину и женщину в личном и общественном смысле…
— Я всё понимаю…
— Тебе тогда потребуется новый словарь для таких терминов, как любовь, брак, ревность, верность, прошлое…
— Да!..
Либо это могло что-то означать, либо не значило ничего. Сколько раз ему на ум приходили такие мысли, однако ситуация требовала от него исключительной мужественности. Это было только испытанием как врождённого, так и приобретённого мировоззрения, что весьма пугало его. Ему показалось, что он понимает, что она имеет в виду, хотя, возможно, было и то, что она просто проверяет его. Но даже поняв это, он не отступит. Боль охватила его, и в душу медленно закралась ревность. Но всё равно он не отступит…
— Я согласен с тем, что ты предлагаешь. Но позволь сказать тебе откровенно, что я надеялся получить девушку, имеющую чувства, а не просто аналитический склад ума!
Следя глазами за плавающей в пруду уткой, она спросила:
— Чтобы она сказала тебе, что любит тебя и выйдет за тебя замуж?!
— Да!
Она засмеялась:
— И ты считаешь, что я пустилась бы в обсуждение деталей, не будучи согласна в принципе?!
Он нежно сжал её ладонь, и она сказала:
— Ты всё и так знаешь, но несмотря на это, желаешь услышать?
— Мне не надоест это слышать!..
44
— Это касается репутации всей нашей семьи. В любом случае, это твой сын, потому ты волен в своём мнении!
Хадиджа говорила быстро, в тревоге переводя взгляд с одного лица на другое: с мужа Ибрахима, который сидел справа от неё, на сына Ахмада, расположившегося в противоположном углу гостиной, по ходу минуя Ясина, Камаля и Абдуль Мунима…
Подражая её тону, Ахмад шутливо сказал:
— Слушайте внимательно все: это касается репутации всей нашей семьи. В любом случае, я ваш сын!
Тоном горького упрёка она произнесла:
— Что за бедствие такое, сынок? Ты не согласен прислушаться ни к кому, даже к собственному отцу, отвергаешь все советы, даже если это для твоего же блага. Всегда прав один ты, а все остальные люди ошибаются. Ты забросил молитву, и тогда мы сказали: «Может быть, Господь наш выведет его на истинный путь». Ты отказался поступать на юридический факультет, как и твой брат, и мы сказали: «Его будущее в руках Аллаха». Ты заявил нам, что будешь журналистом, и мы ответили: «Будь хоть кучером!..»
Ахмад улыбнулся:
— А теперь я хочу жениться!
— Женись. Все мы будем только рады этому. Но для брака есть ряд условий…
— И кто устанавливает эти условия?
— Здравый смысл…
— Здравый смысл у меня есть…
— Разве время не доказало тебе ещё, что не следует полагаться только на свой собственный ум?!
— Вовсе нет. Советоваться можно во всём, кроме брака, который равнозначен еде!
— Еде!.. Ты ведь женишься не просто на девушке, ты жениться на всей её семье, и мы — твои родные — женимся вслед за тобой…
Ахмад громко рассмеялся и сказал:
— Вы все!.. Это уж слишком! Мой дядя Камаль не хочет жениться, а дядя Ясин хотел бы сам на ней жениться…
Все, кроме Хадиджи, рассмеялись. И до того, как улыбка спала с его лица, Ясин сказал:
— Если бы это разрешило проблему, то я вполне готов принести эту жертву.
Хадиджа воскликнула:
— Смейтесь, смейтесь. Ваш смех его только ещё больше воодушевит. Лучше выскажите своё мнение. Что вы думаете о том, кто хочет жениться на дочери типографского рабочего, который работает в том же журнале, что и она? Нам и так тяжело выносить то, что он работает журналистом, а теперь ещё и собирается породниться с людьми из этой среды! У тебя разве нет мнения на этот счёт, господин Ибрахим?
Ибрахим Шаукат только вскинул брови, будто хотел что-то сказать, но промолчал. Хадиджа продолжала:
— Если произойдёт такое несчастье, то в вечер свадьбы твой дом наполнится типографскими и складскими рабочими, сапожниками и Бог знает кем ещё!
Ахмад разгорячённо сказал:
— Не говорите так о моей семье!
— О Господь небесный! Разве ты станешь отрицать, что это всё её родственники?
