Ознакомительная версия.
Кто-то назвал этих мальчиков «сталинскими кадетами», конечно, неофициально, ибо пролетарская власть была заносчива и унижаться до сравнения со старыми царскими заведениями не желала. О своих предшественниках ребята мало что знали, и отцы-командиры им не рассказывали, но в народе еще жива была память о ловких юношах в черных шинелях, так что теперь уличные мальчишки, увидев одетых в военную форму сверстников, принимались кричать старую дразнилку: «Кадет на палочку надет».
Школа, куда поступил Ваня, располагалась в старом здании на окраине Ленинграда. Район был рабочий, со своими традициями, на улицах властвовала заводская шпана. Спецы, как окрестила их народная молва, держались независимо, поначалу задирали нос и с местными не вздорили, но куда денешься? Тем более что многие воспитанники были из местных и привнесли в школу свои нравы.
Среди них выделялся Шурка Петров по прозвищу Шуруп. Трудно сказать, как он очутился в этом заведении, призванном проверить новые принципы советской военной педагогики. Он курил, разумеется, тайком, изощренно ругался, а на груди имел татуировку: «Года идуть, а щастья нету». Возможно, у него тоже был высокий ходатай, позвонивший насчет приема и заставивший комиссию закрыть глаза на пессимистическую наколку. Вечерами в туалете, выставив «махальщиков», он давал сольные концерты, аккомпанируя себе на гитаре. Песнями, которые распевала страна, про отважного капитана или про то, как легко на сердце от песни веселой, он пренебрегал, репертуар был свой. Шуруп приспосабливал блатные песни к новой обстановке, и получалось нечто вроде:
Фура набекрень, стянутый ремень,
Подметают клеши мостовую,
Финка на груди, счастье впереди,
Он ласкает каждый день другую.
Таких песен о странном типе в заломленной военной фуражке и в клешах у него было множество. Ребята, конечно, слушали — экзотика манила. Скоро, однако, многое переменилось, и не без помощи Вани.
У Шурупа, как у всякого атамана, были свои прихлебатели, через которых тот осуществлял власть. Они были сборщиками «дани» — булок, компотов и разной вкуснятины, которой снабжали юных артиллеристов сердобольные родители. Через них же происходило наказание ослушников. Помимо обычных кулаков применялись более изощренные методы, например, экзекуторы засовывали спящему между пальцами ног бумажку и поджигали ее. Бедняга начинал лихорадочно сучить ножками, будто велосипедист на финише. Наказание так и называлось: сделать велосипед.
Ваня давать дань отказался и вскоре получил в темном углу затрещину — в виде аванса. Меры более серьезного воздействия обещали применить в случае дальнейшего ослушания. Но Ваня не испугался и решил сам наказать Шурупа. Принес из класса радиотехники батарею, служащую для питания радиостанции боевой связи — РБС. В тот же вечер во время очередного концерта он с невинным видом стоял возле Шурупа и внимал очередной песне про страдания франта в заломленной фуражке:
Но пришел другой, с фиксой золотой,
И прижался жадными губами…
И она ушла, счастье унесла,
И любовь растаяла с мечтами.
Когда во время повторения куплета накал страстей достиг апогея, Ваня приложил два конца от батареи к певцу, отчего тот задергался и заревел благим матом. Оказалось, что казавшийся доселе грозным атаман может визжать, подобно поросенку, что вызвало смех у окружающих ребят. Конечно, давать отпор при народе Шуруп не решился, на что Ваня и рассчитывал. Но самое главное — этим визжанием он так подпортил свой авторитет, что более навязывать свою волю окружающим уже не решался.
С низвержением Шурупа бои местного значения закончились. Наступила пора для более серьезных сражений. Теперь главным врагом сделался старшина батареи Рогов. Это был высокий человек крепкого телосложения, казавшийся особенно внушительным по сравнению со своими подчиненными. Он носил пышные усы, предназначавшиеся, наверное, для того, чтобы скрыть нос внушительных размеров, но свое назначение они выполняли плохо. Рогов отличался большой придирчивостью и взыскивал с ослушников по полной мере, не принимая во внимание юный возраст подчиненных. К их несчастью, командир батареи капитан Головин был хорошим стрелком и часто отсутствовал из-за того, что привлекался на спортивные сборы. На это время вся полнота власти передавалась старшине, превращавшемуся в настоящее недреманное око и не прощавшему ребятам малейшей оплошности. Особую нетерпимость он проявлял к нарушителям строя, любое шевеление или посторонний звук выводили его из себя. Ваня, вычитавший в какой-то книжке об Африке, что носороги очень бурно реагируют на покачивающиеся перед ним фигуры, рассказал об этом ребятам, после чего Рогов в их обиходе стал зваться Носорогом.
Второй его слабостью была проверка чистоты ушей, рук и ногтей. Он придирчиво исследовал своих подчиненных по этой части и при малейшем намеке на грязь отправлял их в туалет. Здесь ему удалось одержать скорую и решительную победу. Хуже обстояло дело с носовыми платками. Пролетарское происхождение ребят, да и самого старшины, вовсю сопротивлялось внедрению этих буржуазных причиндалов, ибо до сей поры они очищали нос самым естественным способом. Однако Носорог, как и полагалось его породе, был упрям. Каждый утренний осмотр он начинал с проверки носовых платков и редко кого оставлял без замечания. В конце концов стороны пришли к взаимному соглашению: платки к удовольствию старшины стали блистать первозданной чистотой, а ребята продолжали выбивать носы, повинуясь врожденной вековой традиции.
Зато в деле подшивки подворотничков он одержал сокрушительную победу, без дураков. Неумехам приходилось пришивать их по нескольку раз, добиваясь, чтобы белая ткань выступала за край ворота ровно на три миллиметра. Хитрецам тоже не удавалось его провести: после прихода из увольнения он заставлял их снимать гимнастерку и исследовал подворотнички на предмет швов. Если была видна женская рука, отпарывал и заставлял пришивать заново. Старшина не успокоился, пока не были достигнуты выдающиеся результаты, и если бы проводилось мировое первенство по подшивке подворотничков, то их взвод наверняка занял бы призовое место.
Учебный процесс несколько сдерживал деятельность Носорога, зато во время лагерных сборов для нее никаких преград не существовало. Сборы проходили в течение полутора месяцев. Ребята выезжали в район Красногвардейска, как называлась тогда Гатчина, где знакомились с артиллерийским и стрелковым вооружением, инженерным оборудованием местности, совершали марши, обучались плаванию, делали физические упражнения. Носорог с присущей ему выдумкой дополнял лагерную программу. Ее главным и наиболее трудоемким пунктом являлось корчевание пней, которых в окрестностях лагерной стоянки оказалось так много, что хватало в избытке на всех нарушителей дисциплины.
К десятому классу Ваня вытянулся и с привычного места на левом фланге перешел в середину строя. С ребятами он ладил, особенно тесные, дружеские отношения сложились с Сашей Сорокиным, высоким и красивым парнем. Тот был уверен в благосклонности судьбы и успешности своей военной карьеры, видя себя не менее чем маршалом, и уже сейчас готовил себя к этой роли. Утверждая, что главным отличительным признаком высокого военного чина являются блестящие сапоги, Саша то и дело надраивал их неизменно присутствующей бархоткой. Ваня пытался с ним спорить, ибо сам особой аккуратностью не отличался. Он упирал на то, что полководец должен воспитывать в себе характер и постоянно учиться, а Саша в противовес приводил пример Ворошилова и Буденного, которые, как известно, не могли похвастать образованностью. Впрочем, их споры никогда не становились ожесточенными, Саша был находчивым парнем и возникшую напряженность умел разрядить шуткой.
К ним в компанию все время набивался Гриша Петухов, маленький, неказистый, обмундированный явно не по размеру: длинная гимнастерка пузырилась на спине, а средняя часть бридж, скрывающая Гришино хозяйство, простиралась чуть ли не до колен. Он несколько раз порывался обратиться к старшине с просьбой заменить обмундирование, но Саша его отговаривал и совершенно серьезно уверял, что в таком виде он представляет главную угрозу для мирового империализма.
Главным достоинством Гриши был голос — негромкий, но необыкновенно чистый и красивый, прямо-таки ангельский. Он знал все песни той поры и мог без особых уговоров воспроизвести каждую, успешно исполняя роль живого патефона. Благодаря своим способностям Гриша был бессменным батарейным запевалой и непременным участником художественной самодеятельности. К этим обязанностям он подходил творчески и все время разнообразил репертуар, отдавая предпочтение солдатской классике. Особой любовью пользовались знаменитые «Солдатушки, бравы ребятушки». Куплеты этой песни все время наращивались озорными, а иногда и не совсем приличными строчками. Среди них были как всем известные «Наши тетки — две бутылки водки», так и доморощенные «Наши братья — Рогова проклятья» или «Нам братаны — злые тараканы». Начальство уж и не знало, как бороться с этаким народным творчеством. Сам запевала начинал с классических строчек, не придерешься, а озорные пел весь строй, кого тут накажешь? В конце концов «Солдатушек» петь запретили, и Грише пришлось менять репертуар.
Ознакомительная версия.
