Наступили рождественские праздники, Софья почти всякий день выезжала с матерью на балы. Старый князь не любил выездов и сидел дома, предоставив княгине и дочери полную свободу. Владимир Иванович сделал только исключение для Прозорова. Как-то Леонид Николаевич пригласил Гариных к себе запросто к чаю; князю неловко было отказаться, он поехал с женою и дочерью.
У Прозорова, кроме Гариных, никого не было; сам он и его старушка мать Анна Власьевна встретили «дорогих» гостей на верху лестницы. Дом Прозорова отделан был более чем роскошно; огромные залы были обставлены дорогою мебелью, стены обиты атласом и шёлковой материей, канделябры и люстры – из литой бронзы и серебра, бархатные персидские ковры, картины итальянской и фламандской школы в дорогих золочёных рамах, мраморные статуи. Леонид Николаевич любил художества и был хороший знаток в картинах; он сам хорошо рисовал, картины его заставляли удивляться Софью и Лидию Михайловну.
– Да вы художник, Леонид Николаевич, ваши картины прелестны. Какая кисть! – рассматривая в золотую лорнетку картины, говорила княгиня. – Сколько жизни и правды, какие пейзажи! Это с натуры?..
– Да, княгиня, это вид в моей саратовской усадьбе, я рисовал его с натуры.
– Неужели ваша усадьба обладает такими прелестными уголками? – спросила у Прозорова Софья, любуясь летним видом картины.
– Там, княжна, есть места ещё красивее и живописнее.
– Ведь это Швейцария, просто Швейцария! Наши Каменки тоже живописны, но не так.
– Хорошо вы устроились, Леонид Николаевич, очень хорошо! – пожимая руку Прозорова, промолвил князь Владимир Иванович.
– Вы добры ко мне, князь!
– У вас такой порядок, вы хороший хозяин.
– Не угодно ли взглянуть вам портретную? – предложил Прозоров Гариным и повёл их в высокую, в два света залу, стены которой увешаны были фамильными портретами Прозорова.
– Это ваш отец? – спросила Софья, останавливаясь перед изображением старика в генеральском мундире екатерининского времени; лицо старика напоминало Леонида Николаевича.
– Да, княжна, портрет моего отца. Вы находите со мною сходство, не правда ли?
– О да, большое.
– Эта дверь ведёт в зимний сад. В нём есть очень редкие тропические растения. Не хотите ли, княжна, взглянуть? Сад освещён.
Покуда князь и княгиня рассматривали портреты, Прозоров с Софьей направились в сад.
Этот сад заставил мысленно княжну перенестись под знойное небо тропических стран. Высокие пальмы, огромные кактусы, бананы, целые аллеи лавровых деревьев, цветущие розы и другие редкие цветы… Посреди сада огромный фонтан с золотыми рыбками и морскими животными, несколько мраморных статуй, искусственные гроты, мостики и китайская беседка – всё это освещено было множеством разноцветных фонариков, давало саду какой-то фантастический вид.
– Как здесь хорошо, как хорошо! – невольно восторгалась красавица. – Это рай!..
– В раю, княжна, много лучше! – самодовольно улыбнулся счастливый Прозоров.
– Прелесть как хорошо!
– Хорошо у меня, княжна, правда. Только, знаете, одного недостаёт.
– Чего же? – повернув свою красивую головку к Прозорову, быстро спросила Софья.
– Хозяйки, – тихо ответил тот.
– А ваша матушка?
– Она слишком стара для хозяйства. Княжна, если бы… если бы я мог надеяться, – запинаясь и краснея, говорил Леонид Николаевич. – Я так полюбил вас, княжна!
– Пойдёмте в портретную.
– Вы, княжна, не хотите сказать мне?
– Что? – срывая одну розу и ощипывая лепестки, спросила красавица.
– Могу ли я надеяться на ваше расположение? Я не говорю – на любовь: я должен заслужить.
– И заслужите.
– О, княжна, для этого я не пожалею своей жизни! Клянусь вам! – с чувством проговорил влюблённый Прозоров.
– Зачем клятва? Я… я верю вам. Верю в вашу любовь.
Счастливый Леонид Николаевич осыпал жаркими поцелуями руки красавицы.
– Вот вы где, – сказала вошедшая в сад Лидия Михайловна, пристально посматривая на дочь.
– Здесь так хорошо, мама! – обнимая и целуя мать, ответила раскрасневшаяся княжна.
– О да! Какие растения, какие цветы! Ну, Леонид Николаевич, вы образцовый хозяин.
– Вы ко мне слишком добры, ваше сиятельство! – почтительно целуя руку у княгини, тихо промолвил Прозоров.
Гарины сидели у Прозорова до полуночи; хлебосольный хозяин не отпустил «дорогих гостей без хлеба-соли». В большой столовой накрыт был роскошный ужин; серебряная и хрустальная сервировка украшена была живыми цветами и тропическими растениями; тонкие кушанья запивались дорогими винами. За ужином как хозяин, так и гости были необычно веселы и вели оживлённый разговор.
По приезде домой княгиня проводила дочь до её комнаты. Княжна со слезами радости рассказала матери о признании в любви Прозорова.
– Как, уже? Впрочем, надо было этого ожидать… Не волнуйся, Софи, скажи, чувствуешь ли ты симпатию к Леониду Николаевичу?
– Да, мама, я… я люблю его.
– Ну, благослови вас Господь! – Княгиня перекрестила дочь и вышла.
На другой день Прозоров сделал официальное предложение Софи; оно было принято: княжна стала невестою. Свадьбу решили отпраздновать на Красную горку в княжеской усадьбе Каменки.
Однажды князь Владимир Иванович, прогуливаясь по Тверской улице, неожиданно повстречался с Николаем Цыгановым. Во время Пултусского сражения Николай был ранен в бок и замертво отнесён в перевязочный пункт, где долго болел; но молодость и крепкое сложение спасли его от смерти – он выздоровел. К военной службе он был уже неспособен, вышел в «чистую» отставку с чином армейского прапорщика, ему дали денежное воспомоществование. Николай вернулся в Петербург, а оттуда поспешил в Москву. Его какая-то неведомая сила тянула в Каменки – он не забыл Софьи.
– Кого я вижу! Николай! – с удивлением посматривая на своего приёмыша, радостным голосом проговорил князь.
– Здравия желаю, ваше сиятельство! – немного растерявшись, ответил Цыганов; он не знал, что Гарины поселились в Москве, и не ожидал встречи со старым князем.
– Откуда ты?
– Прямо с войны я, ваше сиятельство, в чистой отставке: рана в бок сделала меня калекой.
– Молодчина, герой! Дай обнять. Поздравляю, по мундиру вижу – ты произведён в офицеры. Рад, братец, очень рад. Ну, а что Сергей, как?
– Князь Сергей Владимирович до дня моего отъезда из армии находился в вожделенном здравии и получил повышение.
– Какое? – радостным голосом спросил князь.
– Назначен в адъютанты к главнокомандующему, – ответил Цыганов.
– Да кто теперь у вас главнокомандующий? И не поймёшь: одни говорят – Каменский, другие – Беннигсен.
– Граф Каменский, согласно прошению, уволен, а назначен Беннигсен. Князь Сергей Владимирович состоит теперь главным адъютантом Беннигсена.
– Ну, слава Богу, рад за него. Пойдём, братец, ко мне, мы живём недалеко – на Поварской. Я дом купил – хотим пожить в Москве. Пойдём, кстати расскажешь княгине и Софье про Сергея.
– За счастье почту, ваше сиятельство!
Старый князь и отставной прапорщик направились к Поварской улице.
Через несколько минут они подошли к воротам дома. Князь провёл Николая прямо в гостиную.
– Вот вам и гость, прошу любить да жаловать! – весело проговорил князь, обращаясь к жене и дочери.
– Николай! – с удивлением проговорила княгиня Лидия Михайловна, осматривая с ног до головы молодого человека.
– Раненый офицер – произведён! Поздравьте – герой, французов рубил! Молодец!
– Давно ли вернулись? – спросила княжна, поднимая свои лучистые глаза на офицера.
– В Москве, княжна, только второй день.
– Что Серж? Расскажите, что вы про него знаете.
– С удовольствием, княжна.
Цыганов рассказал Гариным всё, что знал про молодого князя, про его боевые подвиги, и несколько преувеличил; он знал, что своим рассказом сделает удовольствие княгине и Софье.
Цыганов выглядывал не тем робким и покорным молодым человеком, каким он поехал на войну. Получив чин, он стал другим; его нельзя было узнать – ни робости, ни застенчивости в нём не стало теперь; он самостоятелен, ни от кого не зависим. Цыганов добился того, к чему так давно стремился; у него есть имя и положение. Офицерский мундир и крест св. Георгия украшают грудь некогда безродного подкидыша.
– Ты где же остановился? – спросил князь у Цыганова, когда он окончил свой рассказ о молодом Гарине.
– На постоялом дворе, ваше сиятельство.
– Ну, больше там ты не будешь: сегодня же, братец, приезжай ко мне в дом. Места хватит.
– Вы так добры ко мне, князь! Мне совестно, я могу вас стеснить.
– В таком большом доме! Полно, братец! Решено – ты будешь жить у нас.
– Разумеется, живите у нас, – как-то неохотно и лениво промолвила Лидия Михайловна.
– Я просто не найду слов, как благодарить ваше сиятельство!
