Егор охотно переоделся и вернулся к костру.
— Погреюсь, — сказал он, подставляя огню ладони.
— Грейсь, а я пойду похраплю, — сказал парень.
— Давай, к утру я тя разбужу.
Когда тот ушёл, Егор легко свистнул. Скоро показалась чья-то фигура. Это был Камбила.
— Давай иди туда, — он показал на шалаш, где сам переодевался, — выбери одежонку.
Вскоре Камбила стоял перед Егором, готовый и дальше исполнять его приказы.
— Идём, — поднялся Егор.
В свете костра они подошли к дереву, на суке которого висела сбруя. Взяв по одной, Егор вернулся на стоянку, покидал в мешок кое-что из припасов, и они, что было сил, припустились к пасшимся лошадям. И два всадника огласили ночь бешеной скачкой.
Проскакав какое-то расстояние, Егор остановил своего коня, чтобы перевести дух.
— Ты чё? — подскочил к нему Камбила. — Надо уходить!
— Надо! — ответил Егор. — Но, если мы не собьём их с толка, они нас догонят.
Камбила понял правильность Егорова суждения.
— Лесом пойдём? — поинтересовался он.
Но Егор вместо ответа спросил:
— В какой стороне твои хоромы?
Камбила показал на юго-восток.
— Вот туда те и поскачат, а мы поедем туда, — и он показал на север.
Зима уже прочно вошла в свои права, когда на прусском стойбище появились Камбила и Егор, которые сделали огромную петлю. Отец Камбилы от радости даже не знал, что делать. Он еле сдерживал слёзы счастья. Хоть один сын остался жив.
Дивон рассказал, что их посетил большой отряд тевтонцев. Искали его, Гланда. О Руссингене ничего не сказали. Пока молчал о нём и Камбила. Не хотелось портить радость своего возвращения. Оно досталось ему очень дорогой ценой. Если бы не Егор, гнил бы он сейчас в одном из болот, которое затягивает к себе людей, как мышь краюху хлеба в нору. Да, он целиком и полностью обязан этому славному русскому парню.
Дивон как родоначальник своего племени имел право присваивать звания, не хуже русских князей. Проснувшись раньше обычного, Егор вышел во двор. Он был забит народом. Они, похоже, к чему-то готовились. «Уж не татары ли?» — почему-то подумал он. Возвращаясь в дом, он столкнулся с Камбилом и сказал ему о своём опасении. Тот в ответ только рассмеялся. Вскоре к нему подошли два рослых прусса и, взяв его за руки, повели во двор. Егор не сопротивлялся, потому что сзади шёл улыбающийся Камбила. Они привели его в лес на небольшую поляну с огромным деревом, рядом с которым стояла какая-то деревянная фигура в рост человека. Около неё стоял Дивон. На голове — чёрная повязка, на плечах — медвежья шкура. В руках какой-то деревянный жезл с человеческой головой. К нему подвели Егора. Дивон начал что-то быстро говорить и махать жезлом. Потом Егора трижды обвели вокруг дуба и этой странной фигуры. Потом Дивон ударил его по правому плечу, голове и левому плечу. Кто был тут, все захлопали и стали что-то петь, не понимавший ничего Егор посмотрел на Камбилу. Тот обнял его и сказал:
— Ты стал боярином!
Егор так растерялся, что не знал, что ему делать.
Чего Егор хотел, то и получил. Но... это его не радовало. Он видел, как его друг расцвёл, узнав, что его дорогая Айни ждала его. «А ждёт ли меня моя Айни — Марфа? — этот вопрос терзал душу молодого скитальца. — Домой! Только домой! Скорее к своей Марфе! Нет, она не хуже Айни. Она ждёт!» — почему-то был уверен Егор. Когда Камбила узнал, что Егор засобирался домой, он стал его упрашивать, чтобы тот остался.
— Скоро у меня будет свадьба, — говорил он.
— Вас будет венчать батюшка? — спросил Егор.
— Нет, — ответил Камбила, — дуб и огонь.
— Как это? — удивился русский христианин.
— А вот останься и увидишь.
Но нет, велика сила притяжения любимого сердца.
И вот Егор готов к отъезду. Двадцать молодцев будут провожать его до границы новгородской. А там уж сам добирайся. Земля-то чужая.
Перед расставанием Камбила сказал ему:
— Егор, если ты останешься, отец выделит тебе землю, даст людей. И ты станешь прусским боярином. Оставайся.
Егор взглянул на Камбилу. В его глазах он увидел желание не расставаться. В груди Егора что-то дёрнулось. Но тут перед глазами вдруг предстала Марфа в слезах от тоски.
— Нет! — ответил он твёрдо. — Я хочу домой!
Камбила понял, что все уговоры бесполезны.
— Тогда, — проговорил он, — прими от нас.
И подал ему тяжёлый кисет.
— Здесь, — сказал он, — двести золотых гривен. Эти деньги сделают тебя большим боярином.
Егор кивнул.
— Так вот, будь им! Желаю счастья и чтобы ваш Бог не оставлял тебя своей милостью.
Они обнялись.
— Ну, а тебе справить свадьбу, — хлопая его по спине, проговорил Егор, — и счастья вам на всю вашу жизнь.
Вскоре конский топот растаял в лесных дебрях.
По дороге на Новгород, поскрипывая полозьями, шёл большой купеческий обоз. Впереди сани с «подзатыльником». На нём, опираясь широкой спиной, возлежит купчина. Он в добротной медвежьей шубе, мохнатая шапка надвинута на глаза, пряча их от солнца, которое с каждым днём светит всё ярче. Того и гляди развезёт дороги, поэтому купчина, боясь застрять, часто торопит возницу, задавая тем самым темп всему обозу.
Купец этот, Станил Фоминич, возвращался из очередного путешествия. Таким удачным оно ещё не было. Неплохо, даже здорово, оплатили тевтонцы его изветливое[30] слово. Прав был батяня — дорогой это товар.
— Гони, гони! — тычет он в спину вознице. — Ничего, авось пронесёт, — радуется он, глядя, как мимо проплывают посеревшие по-весеннему леса, — скоро родные хоромы.
Он щупает, приподняв ягодицы, тяжёлую кису под собой, набитую гривнями, векшами, дирхамами. «На месте, родная, на месте, — в какой раз успокаивает он себя, — теперь-то довезу, — радуется он, — до дому рукой подать. Гони!
И вдруг что-то впереди затрещало и с грохотом повалилось на дорогу.
— Беда, купчина! — истошным голосом завопила возница. — Дорогу перекрыла огромная ель.
— Господи! — приподнявшись и прижав руки к груди, воскликнул купчина.
И увидел, как из леса выскочили какие-то неизвестные люди. Станил понял: подорожная вольница! Батяня много раз об этом рассказывал, учил, как главное добро спрятать. Оно должно быть разделено на две части: одну — спрятать и сберечь для себя, другую — для них. Разделить — то он разделил, но в санях не нашёл места, батяня не подсказал, куда деть то, что надо оставить для себя. Станилу ничего не оставалось, как выбросить в ближайшие кусты свою кису с деньгой. А другая, пожиже, осталась под ним. «Место только бы запомнить», — мелькнуло в голове. Да разве до этого, когда на тебя бегут озверевшие люди, яростно размахивая саблями. Тем временем его стража вступила в схватку. Но бандитов было много, и стражники начали разбегаться.
К Станилу подбежал крепкий малый, схватил за обшлага и сбросил купца в снег. Запустив руку в солому, извлёк кису.
— Есть! — заорал он, высоко поднимая найденную кису.
Дело дошло и до возов. Кое-кто из возниц стал сопротивляться. Их тут же кончали на месте. Купец хотел было ползком убраться в лес, но его настигли враз двое, содрали шубу, шапку, катанки. Потом один из них зачем-то вернулся и грохнул купца обухом по голове.
Очнулся купчина глубокой ночью. Продрогший до костей, с больной головой, дополз до дороги. От обоза остались только разбросанные тряпицы да мёртвые тела охраны и возниц. Мороз крепчал и, чтобы не замёрзнуть совсем, Станил снял одежду с мертвецов.
На небе ясно светил свидетель происшедшего, полный месяц, обливая серебряным светом молчаливый лес, безгласую дорогу. Немного согревшись, Станил стал отыскивать выброшенную им кису. Но больная голова почти не соображала, и он никак не мог вспомнить, куда зашвырнул своё богатство. От бессилия, что не может ни вспомнить, ни отыскать кису он, как бездомный пёс, принимался завывать. Но его вой тонул в дебрях окружающего леса.
С рассветом появился какой-то всадник. Увидев его, Станил бросился в молодой ельник. Догадка мелькнула в его голове: «Это вернулся бандит и хочет отыскать его деньгу». Всадник был хорошо вооружён. Как купчине хотелось проучить этого наглеца! Но бандиты забрали всё оружие, а нападать на него с палкой не решился. Да и бандит, судя по всему, был довольно здоровым парнем. С ним явно не совладеть.
Всадник, увидев следы разбойничьего налёта, остановился, слез с коня и крикнул, сложив ладони трубкой:
— Эй, есть кто живой?
Он даже сделал попытку посмотреть по кустам. Может, раненный там забился? Но купец опять о своём:
— Ищет! На-ка, выкуси, — прошептал Станил, забиваясь поглубже в ельник, — выйду, ты меня и прикончить.
Человек прошёлся взад и вперёд. «Ищет, собака», — подумал купец. Он подошёл так близко, что Станил увидел его лицо и даже отметил: «Бандит, а такой приятный».
Тот постоял, ещё раз оглядел место разбоя, подошёл к лошади, оседлал и поехал дальше. Когда он скрылся, Станил вышел на дорогу и показал вслед ему фигу:
