– Не пора ли тебе жениться? – спросила она. – Уже ходят всякие слухи.
– Я подумаю.
– Ты думаешь о девушке, руки которой не сможешь добиться?
– Нет.
– Неужели тебе не подходит ни одна из тех, о которых тебе говорили?
– Они мне все подходят, но я не собираюсь жениться.
– Даже пророки брали себе жен.
– А ессеи не берут себе жен.
– Ессеи? – повторила ошеломленная Мария.
Марии все же удалось растолковать Иосифу, какая у них возникла проблема. Старик долго молчал, потом сказал:
– Если дерево принесет плоды зимой, птицы съедят их.
Марию охватило отчаяние.
– Садовник знает, – продолжал Иосиф, – в какое время года нужно сеять, чтобы собрать урожай. Но ветер сеет наугад.
Мария закрыла лицо покрывалом и вышла из комнаты. Иисус все слышал. На следующий день Иосиф умер.
Иисус часами сидел у изножья кровати, на которой лежало тело, такое легкое, что можно было подумать – оно сделано из перьев и ветра. Он размышлял о чести и гордости, о преданности и призвании. Садовник признал растение, посеянное ветром. Да, это так.
Подмастерье Самуил купил шесть фунтов мирры и столько же фунтов алоэ. Женщины обмыли тело, связали ноги тесемками, подвязали подбородок и положили усопшего на саван. Они сбрызнули ароматами то, что осталось от плотника, и приготовили для лица содовый раствор, который должен был поглощать трупные испарения. Наконец они завернули тело в саван, оставив лицо открытым, как того требовал обычай. И только после того, как женщины воскурили ладан, они впустили Марию и всех собравшихся в комнату, где находился покойник.
Отдать последние почести Иосифу пришли десятка два человек.
– Пусть молитвы всех сынов Израилевых будут услышаны Отцом нашим небесным, – читал Иисус.
Мария машинально повторяла за сыном слова кадиша. Ее глаза оставались сухими. Она давно воспринимала Иосифа скорее как отца, чем как супруга. И она облачилась в траур уже давно, а вовсе не теперь, для похоронной церемонии.
Когда все заупокойные молитвы были прочитаны, в тот самый момент, когда в комнату вошел раввин, Иисус положил на саван ермолку священника, кем и был, в сущности, Иосиф.
– Господь наш милосердный, – нараспев говорил Иисус, глядя раввину прямо в глаза, – ты глаз, который все видит, ухо, которое все слышит. Откликнись на мою мольбу о Твоем священнике Иосифе и пошли Михаила, предводителя Твоих ангелов, и Гавриила, посланца света, и легионы Твоих ангелов, чтобы они сопровождали душу Твоего служителя, моего отца, до тех пор пока она не прилетит к Тебе.
Мужчины положили тело на носилки. Иисус взялся за переднюю правую ручку, подмастерье Самуил – за переднюю левую ручку, а два ученика взялись за задние ручки. Они вышли из дома и пошли вдоль моря по дороге, ведущей к кладбищу. Самуил заранее выбрал склеп, где тело будет лежать до тех пор, пока не высохнет. Через два-три года они перенесут его в последнее пристанище – яму длиной шесть футов и глубиной три фута, где останки плотника окончательно рассыплются в прах.
Затем Иисус и все, кто прикасался к трупу, отправились в баню, чтобы совершить очистительное омовение, а из бани – в дом, который отныне принадлежал Иисусу. Там они преломили хлеб с родственниками и друзьями в печали об умершем. Раввин тоже пришел. Во время трапезы он напомнил, что, согласно обычаю, мастерская должна быть закрыта в течение тридцати дней.
– Все мы люди бедные, – возразил Иисус. – А те, кто работает со мной, еще больше нуждаются в хлебе насущном, чем я. Если я закрою мастерскую, им придется занимать деньги, чтобы прокормить жен и детей. Обогащение ростовщиков не позволит душе моего отца быстрее обрести покой на груди Своего Создателя. Завтра мы будем работать, как обычно. Мы будем держать тело в чистоте, не станем одеваться в лохмотья и не позволим вшам поселиться в наших волосах. Горе – это не зрелище для праздных зевак!
Раввин остолбенел.
– Открыть мастерскую завтра? Но это значит бросить вызов всем нашим обычаям! И никто не сделает вам новых заказов и не заберет готовые изделия, за исключением язычников! – в ярости вскричал он.
– В таком случае мы будем брать заказы у язычников. И скажем, что лучше брать заказы у язычников, чем позволять им выбирать наших священников. А теперь вы прочтете молитву или за вас это сделаю я?
Скрепя сердце раввин встал и прочитал сначала благодарственную молитву, а затем молитву за упокой души Иосифа. Когда он закончил, Иисус запел псалом:
«Дни человека, как трава; как цвет полевой, так он цветет.
Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.
Милость же Господня от века и до века к боящимся Его.
И правда Его на сынах сынов, хранящих завет Его и помнящих заповеди Его, чтобы исполнять их».
Подмастерье и ученики покачали головами, простились с Иисусом и ушли. Лишившись слушателей, раввин тоже покинул дом Иисуса.
– Люди и так злословят, поскольку не понимают, почему ты до сих пор остаешься холостым. Сегодня вечером они найдут еще одну причину для пересудов. А завтра начнут искать другую мастерскую, – сказала Мария.
Действительно, на следующий день никто не пришел к Иисусу.
Еще через день неподалеку собралась небольшая толпа зевак, решивших лично проверить слухи, будто Иисус, сын плотника Иосифа, не прекратил работать, как это предписано обычаями, Подмастерье Самуил ворчал, сетуя на то, что они не прервали работу, чтобы не потерять месячное жалованье, но теперь рискуют потерять работу навсегда. Он пошел относить готовое изделие заказчику, однако в том доме его встретили очень недружелюбно.
Вскоре пришел раввин и стал жаловаться, что Иисус, который, между прочим, родился не в Капернауме, сеет смуту среди местных жителей, поскольку не соблюдает установленных для всех правил.
– Существует только одно правило, которое необходимо соблюдать, – это Закон, – парировал Иисус. – Обычаи, о которых вы столь часто упоминаете, установлены людьми, а не всемогущим Господом. Если бы ваша паства неукоснительно соблюдала Закон и меньше думала об обычаях, мы не остались бы без работы.
– Кто вам позволил ссылаться на Закон, вам, кто не изучал его? – кричал возмущенный раввин.
– Любой человек может ссылаться на Закон, поскольку он существует для всех.
– Я надеялся, что вы раскаетесь, – сказал раввин и ушел, кипя от яростного негодования.
Иисус отправился в мастерскую, чтобы разъяснить сложившуюся ситуацию. Он объявил, что решил насовсем закрыть мастерскую после того, как выплатит всем жалованье.
– Это случилось по вине раввина! – запричитали ученики.
– Нет, – твердо сказал Иисус, покачав головой. – Если свирепствует чума и какой-нибудь человек заболевает, это не его вина. Раввин болен чумой.
В тот же день после полудня приехали Иуст, Симон, Иуда и Иаков в сопровождении Лидии и Лизии. Иисус повел их на могилу Иосифа, а затем домой, чтобы еще раз преломить хлеб в печали об умершем.
Они поговорили о пустяках, а потом Иуст спросил:
– Отец что-нибудь оставил нам?
– Он владел только мастерской. Если кому-нибудь из вас она нужна, пусть забирает ее, – ответил Иисус.
Они с удивлением посмотрели на него. Иисус объяснил, что у него возникли серьезные разногласия с жителями Капернаума. В течение нескольких минут все молчали. Затем Симон заметил, что отец, несомненно, поступил бы так же, как Иисус. Более того, он предложил Иисусу переехать в Вифлеем и поселиться вместе с ними.
Иисус покачал головой.
– Я не смогу спокойно жить в Иудее, откуда некогда бежал мой отец. Я не смогу жить так близко от Храма, священники которого жиреют на дарах, преподносимых Господу. Даже здесь, в Капернауме, подвалы синагоги забиты зерном в ожидании неурожайного года – ведь тогда раввин продаст его в десять раз дороже, к тому же насыпая неполные меры. Я уеду отсюда и буду ждать бурю.
– Бурю? – переспросил Иуст.
– Бурю, – подтвердил Иисус.
Чуть помедлив, он пояснил:
– Придет человек, и тогда разразится буря!
Они казались совершенно сбитыми с толку. Перед тем как лечь спать, они предложили, чтобы после отъезда Иисуса Мария перебралась к Лидии или к Лизии. Забота и прощение.
Ночь выдалась холодной и ясной. Звезды походили на слова, написанные серебром. Но никто не мог понять их смысл.
Глава XV
Встреча с кудесником
В утреннем свете маленький караван, состоящий из полдюжины мулов, увозя детей Иосифа и их мачеху, скрылся в дорожной пыли, а Иисус собрался было зашагать в противоположном направлении, но решил немного передохнуть. Иисус расположился под деревом недалеко от дома, где провел детство и юность, дома, по закрытым ставням которого скакали солнечные зайчики.
– Время рождаться и время умирать, – бормотал Иисус.
Но он был свободен, и смерть казалась ему далекой маленькой черной точкой.
«Время плакать, и время смеяться».
