Он привлек ее к себе. Их покрытые пеной тела скользили друг о друга. Губы сомкнулись. Все тело Леа напряглось, плоть Франсуа стала еще тверже.
Прекратившаяся было бомбежка, возобновилась. Но они не уходили в дом. Даже тогда, когда бомба упала совсем рядом, вызвав пожар, пламя которого осветило их тела. Желание словно бы охраняло их.
Она прошептала:
— Не хочу умирать, не испытав любви.
Франсуа укутал ее в банную простыню, взял на руки и внес в дом. Поднявшись по лестнице на второй этаж, вошел в одну из комнат и уложил в кровать, над которой висело распятие.
— Благословляю войну, отдавшую тебя мне, — сказал он, осторожно проникая в нее.
Страсть Леа была настолько сильна, что она не ощутила боли. В ней лишь нарастало желание раскрыться еще шире, чтобы он мог проникнуть в нее еще глубже. Наслаждение оказалось таким острым, что она закричала. Франсуа глядя, как извивается под ним ее тело, зажал ей рот. Она протяжно застонала, когда он вышел из нее, разлив семя по животу. Еще вся трепеща, она сразу же уснула.
Франсуа Тавернье больше не мог скрывать от себя, что влюблен в эту девчонку. Но любила ли она его? Он знал, что ему не следует принимать во внимание то, что сейчас произошло. В Леа он угадывал сильную чувственность. При существующих обстоятельствах она пошла бы на любовь с любым мужчиной, только бы тот не был слишком отталкивающим. Франсуа достаточно знал женщин, чтобы не сомневаться в этом. Лишь события да жажда жизни толкнули ее в его объятия. Его горечь была невыносима. Во сне она шевельнулась, прижалась к нему. В нем снова поднялось желание. Он вновь овладел ею, медленно проникнув в нее. Она со стоном проснулась. А удовольствие нарастало и нарастало, пока не захватило каждую клеточку его тела.
Солнце поднялось уже высоко, когда Леа разбудило звяканье ложки в кружке. Над ней наклонился свежевыбритый, с мокрыми волосами Франсуа, вновь натянувший грязные форменные брюки.
— Уже поздно, лентяйка. Вам пора вставать. Я обнаружил чай и печенье и приготовил для вас настоящий завтрак.
Что делала она, обнаженная, в этой постели с мужчиной, который не был Лораном? Ей разом припомнилось все, и она зарделась, как мак.
— Не краснейте. Это было чудесно. Я принес сюда чемодан. Вроде бы ваш. Оставляю вас, чтобы вы могли одеться и позавтракать.
Что она натворила? Изменила Лорану, вела себя, как сука в течку. Если бы она еще не испытывала такого удовольствия! При одном воспоминании по ее телу пробежала дрожь. Так вот что такое любовь, так вот что такое это пламя, обжигающее каждую частицу тела, это чудо, заставляющее забыть обо всем, даже о войне? Перед глазами у нее пронеслись ужасы, пережитые накануне, мертвая Жозетта. А Камилла? Камилла, которую ей доверил Лоран?
Леа рывком вскочила, опять вспыхнув при виде измятой, в пятнах крови простыни. Она сорвала ее и бросила в шкаф. От голода ей свело живот, напомнив, что вот уже много часов, как она ничего не ела. Даже не одевшись, накинулась она на печенье и чай, заваренный любовником. Она выглянула в окно с распахнутыми ставнями. Во дворе Франсуа Тавернье переливал бензин из канистр, которые шофер предусмотрительно поставил в багажник, в бак машины. Под нежным взглядом, сидевшей в плетеном кресле бабушки дети со смехом гонялись друг за другом. Ее волосы были тщательно уложены. Рядом с ней сидела тоже улыбавшаяся Камилла. Мадам Леменестрель выносила из дома к машине свертки. Стояла великолепная погода. В то воскресенье, 16 июня 1940 года, во дворике орлеанского дома царила атмосфера предотпускных сборов.
Вдалеке, наверное, на другом берегу Луары, завыла сирена. И очень скоро появились самолеты.
— Поторопитесь, бомбят мосты. Мы не сможем переправиться, если их заденет, — сказал Франсуа.
Не стесняясь наготы, Леа распахнула чемодан, откуда извлекла трусики, синее холщовое платье и лодочки из белой кожи.
— Ну, теперь вы можете его забрать, — захлопнув крышку чемодана, сказала она.
Больше не обращая на него внимания, оделась. Побелевший от гнева Франсуа, застыв, смотрел. Внезапно он схватил ее за руку и рванул к себе.
— Не терплю, когда со мной разговаривают подобным тоном.
— Отпустите меня.
— Не раньше, чем скажу вам: наступит день, и вы, глупая голова, сами будете молить Меня о любви…
— Никогда.
Продвинулись ли они вперед после того, как выехали из дома? Вокруг продолжалось смятение.
— Поспешим, немцы приближаются. Мосты сейчас взорвут.
Как и накануне, стояла ужасающая жара. Наконец они выбрались на набережную Барентен. Охранявшие мост маршала Жоффра саперы тщетно пытались обуздать мятущуюся толпу и были готовы вообще закрыть доступ на заминированный мост, если поступит приказ о взрыве. Но их было так мало, что сдержать этот людской поток они практически не могли. Для того чтобы проехать через мост, требовалось около получаса.
Снова вернулись самолеты, заставив одних прижаться к земле, а других, напротив, рвануться вперед, чтобы выгадать несколько метров, расталкивая, отпихивая, топча тех, кто стоял впереди. Бомбы упали в воду, обдав грязью двенадцать пролетов моста и всех, кто его загромождал. Снаряд угодил в набережную. Часть мостовой обрушилась в Луару. Потоком камней и песка унесло машины, велосипеды, пешеходов. Истинное падение в ад. Трижды пролетали самолеты, так и не задев Королевского моста и моста маршала Жоффра, расстреляв, тем не менее, из пулеметов тех, кто там находился. Чтобы спастись от пуль, какая-то женщина вскочила на парапет и бросилась вниз. В том месте воды почти не было… Остановилась машина, водитель которой был убит на месте. Дюжина молодчиков с пронзительными криками подняла автомобиль и сбросила в Луару вместе с пассажирами. Затоптанные сотнями ног, умирали раненые. Люди скользили в мерзкой грязи. Наконец самолеты скрылись.
— Не останавливайтесь, — сказал Франсуа Леа. — Я попробую разыскать их командира.
— Вы же не бросите нас одних?
Не ответив, Франсуа Тавернье вышел и пробился к караульным.
— Маршан!
— Тавернье!
— Что ты делаешь в этом аду?
— Слишком долго и горько рассказывать. Правда ли, что мосты будут взорваны?
— Уже давно это следовало бы сделать. Вчера немцы уже были в Питивье и Этампе. Сейчас они вряд ли далеко от Орлеана. Но я не получил достаточно взрывчатки. К тому же мне пришлось ее разделить на два моста. Если бы я мог предвидеть, не стал бы выбрасывать семьсот пятьдесят килограммов на железнодорожный мост.
— Лейтенант, лейтенант! — закричал молодой солдат, стоявший с биноклем в руках на грузовике с пулеметом. — Мне кажется, я видел немецкий броневик на набережной Шателе.
— Боже мой! — воскликнул Маршан, залезая на автомашину и вырывая у солдата бинокль.
— Дело дрянь. Они рвутся к мосту Георга V. Дайте сигнал взрывать. Быстрее, быстрее, черт возьми! Боши уже на мосту.
Альбер Маршан наблюдал в бинокль за приближением трех пулеметных самоходок, застрявших среди беженцев. Немцы обстреляли дюжину солдат охраны моста. Они уже достигли его середины. Неожиданно послышалась серия взрывов, а затем гигантский грохот: один из пролетов северной части моста обрушился в воду, увлекая за собой всех, кто на нем находился. Было 15 часов 30 минут.
Когда дым рассеялся, Маршан, не отрывавшийся от бинокля, закричал:
— Боже мой! Они все-таки прошли. Теперь движутся к Сюлли.
В растерянности соскочил он с автомашины.
— Никого не пропускайте. Мост Жоффра сейчас будет взорван.
— Но, лейтенант, все эти люди не успеют его перейти.
— Вижу, старина. Но у меня нет выбора. Займите свои места и стреляйте без колебаний.
Шестнадцать солдат двинулись вперед, отталкивая пешеходов.
— Назад, назад. Мост сейчас взорвут.
Толпа, только что видевшая, как обрушился пролет Королевского моста, застыла; кое-кто передавал дальше полученный приказ отойти.
— Значит, тем более надо поспешить, — заорал какой-то громила, бросившись на строй солдат. Раздался выстрел: мужчина упал.
Люди были потрясены: французские солдаты стреляли в соотечественников. Но сзади толпа напирала все сильнее. Вскоре первые ряды оказались смяты. Сбив двух стариков, упавших на землю между солдатами и толпой, выскочила вперед небольшая автомашина. Раздавив одного из упавших, рванула дальше. Это явилось как бы сигналом, толпа пошла, хлопнули один, два, три выстрела, которые никого не задели. А потом солдаты растворились в людской массе.
Сразу же после взрыва Королевского моста Тавернье бросился разыскивать автомашину, везущую то, что было для него самым дорогим. На набережной Барентен ее уже не было. Работая локтями и кулаками, он выбрался на мост. Машина находилась там, двигаясь со скоростью никуда не торопящегося человека. Увидев его, Леа зашлась от радости.
— Слава Богу! Вот и вы! Я уж было подумала, что вы нас покинули.
