Короткий бой вспыхнул, как жгут сухой соломы, и сразу угас.
Князья съехались счастливые, весёлые. Поздравляли друг друга с победой, обнимались, целовались.
— Вот это победа! — гремел раскатисто Всеволод, снимая шлем и рукавом шёлковой рубахи, что выбилась из-под кольчуги, вытирая потное лицо. — Я рад за племянника Владимира, он стал настоящим воином. Да и Святослав проявил себя храбрым витязем. Я вижу — княжеские мечи обагрены кровью ворогов! Это славно!
Он обнял юных князей сильными ручищами и прижал их к груди. Те счастливо улыбались.
К ним подъехал Янь. Подтолкнул к Игорю связанного пленника.
— Хан Обовлы, княже. Ехал на Путивльскую землю, чтобы пограбить: взять полон, скотину. Сам сознался… Что делать с ним, княже? Голову снять или выкуп взять?
Князья стояли перед ханом, молча смотрели на его согнутую в почтительном поклоне спину.
— Распрямись! — негромко приказал Игорь. — Ты же хан, а готов ползать, как червяк…
Тот поднялся. Однако подобострастная улыбка не сходила с его лица. В коричневых глазках затаился страх. Тихо спросил:
— Ты казнишь меня, княже?
— Если тебя в бою не зацепила стрела и не коснулся меч, то нет — живи! Твоё счастье, что встретили тебя с пустыми руками, когда только шёл на Русь. Но попадись ты мне с добычей, а руки твои были бы в крови наших людей, то, клянусь небом, я сам снёс бы твою голову! А так — живи! Заплатишь выкуп — отпущу на все четыре стороны!
— Благодарю, княже! — Обовлы поклонился. — Тогда отпусти одного пленённого, моего доверенного, чтобы я мог, не теряя времени, послать домой за деньгами… Во сколько оцениваешь мою голову?
— Думаю, больше ста гривен она не стоит.
— Сто гривен! — воскликнул поражённый хан. — Да весь мой род, если его ободрать, как липу, столько не наскребёт! Лучше руби голову!
Почувствовав себя в относительной безопасности, поняв, что смерть обошла его стороной, он осмелел и начал торговаться.
Но Игорь сурово отрезал:
— Знаю, что ты голодранец! И сто гривен для тебя слишком много. Но пятьдесят найдёшь! Это моё последнее слово!.. А доверенного можешь послать хоть сегодня…
3
Мать рвалась домой, на Сейм, и Ждан, только что прибыв с Поля в Киев, снова начал готовиться в дорогу. Теперь он стал богатеем: имел шесть половецких коней. Трёх оседлал для матери, Любавы и для себя, а на других нагрузил много всякого добра, на которое Славута и Самуил не поскупились жита и пшеницы, чтоб осенью было чем засеять нивку, ножей, серпов, сошников, топоров, сухарей, солонины.
Выступили в субботу, с восходом солнца. Ждан ехал домой со страхом. Боялся, что от их жилища ничего не осталось, кроме пепелища поросшего бурьяном, но ещё большее опасение вызывала возможность встречи с князем Игорем. Как-то он его встретит?
Мало ли что выпустил из темницы. Выпустил вопреки своему желанию, по просьбе княгини. А сам? Не схватит ли снова, не запрячет ли в ещё более мрачную клеть в Путивле?
Ни матери, ни Любаве об этих сомнениях не говорил. Зачем тревожить их сердца? Им, бедолагам, и так нелегко. Дорога трудная, непривычная верховая езда вконец измучила женщин. Любава-то молодая, выдюжит, а мать старенькая, едва в седле держится.
За дневной переход до Вербовки, оставив в стороне Путивль, Ждан свернул с дороги, облюбовал тихую долину с небольшим журчащим ручейком и свежей зелёной травой, отпустил поводья.
— Отдохнём здесь.
Мать наклонилась к луке седла, бессильно сползла с коня и сразу легла на постеленную Жданом кошму. Любава присела возле неё, сняла платок, рукавом вытерла пот с лица.
— Может водицы принести, мамочка?
— Принеси, доченька.
Тяжёлая дорога их сблизила. Не было ещё у них ни общего жилища, ни общего добра, что часто разъединяют не только невестку со свекровью, но и мать с дочкой. У них была только общая любовь к Ждану и желание видеть его счастливым. А такая любовь, если к ней не примешается слепая ревность, быстро сближает женщин — старую и молодую.
Пока Ждан стреноживал коней, Любава принесла из ручья холодной воды, нарезала хлеба и сала.
— Ешьте, мамочка, пейте. А неволю половецкую не вспоминайте.
Подошёл Ждан, присел возле них.
Мать приподнялась на руке, съела кусочек хлеба с салом, запила водой. На её утомлённом, осунувшемся лице появилось подобие горькой улыбки.
— Спасибо, доченька… А неволю до смерти не забыть, нет на свете ничего тяжелее, чем неволя на чужбине да у лютых ворогов, разве что смерть, голод или хвороба неизлечимая…
У Ждана от этих слов сжалось сердце. Ему, молодому, сильному было тяжело. А каково же ей? Потерять мужа, детей, кров…
Ну, теперь он никому не позволит обидеть мать. Построит хатку возле Сейма, вспашет кусок земли и засеет житом-пшеницей, разведёт скотину, птицу — и заживут они втроём тихо и любо…
Он жевал чёрствый хлеб с салом, а мечты уносили его в будущее, и оно казалось ему ясным и счастливым. Только бы всё сбылось!
Из раздумий его вывел приглушенный крик Любавы. Он поднял голову и глянул в ту сторону, куда указывали расширенные от ужаса глаза девушки. Там, на горе, где проходила дорога, на фоне синего неба темнели фигуры нескольких всадников.
— Половцы! — помертвелыми губами прошептала Любава.
Ждан вскочил на ноги, приложил руку козырьком над глазами. Нет, на половцев не похожи. Красные щиты за спинами, мечи на боку. Свои! Северяне!
Всадники тоже заметили их и начали спускаться в долину.
— Не бойтесь, это наши люди! — успокаивал женщин Ждан, хотя у самого сердце билось тревожно. Ведь он хорошо знал, что каждая встреча с незнакомыми людьми таила в себе опасность.
Незнакомцы быстро приближались. Ждан встрепенулся: впереди ехал Янь!
Янь тоже удивился не меньше.
— Ждан! Вот не думал! Откуда ты тут взялся?
— А ты?
— Ну, мы с князем Игорем малость потрепали половцев в степи и возвращаемся домой, — не без гордости ответил Янь. — Я сам своими руками хана Обовлы взял в полон!
— Вот как! Выходит, и князь Игорь ходил в поход?
— Ходил. С князьями Всеволодом, Святославом и Владимиром… А почему это тебя так удивляет?
— Да потому, что я тоже из похода. Был аж на Самаре с князьями…
Ему хотелось спросить, почему Игорь не присоединился к Святославу и Рюрику, но вовремя прикусил язык. Не его это дело. Пусть князья сами выясняют свои отношения. Его дело — молчать и ни единым словом не обмолвиться, что он полонил самого хана Кобяка.
— О! — воскликнул Янь. — Ты должен рассказать про тот поход князю! Вот и он сам сюда едет…
Из-за горы показалось войско. Стяг за стягом спускались в долину к ручью. Там воины поили коней и пускали их пастись.
Подъехали князья Игорь и Владимир.
Ждан смиренно поклонился.
Игорь окинул его быстрым взглядом, удивлённо поднял брови.
— Ты?
— Я, княже.
— А кто эти женщины? С тобою?
— Старшая — моя мать, которую я выручил из половецкой неволи, а младшая — это Любава… Из Глебова… Та самая девушка…
— А-а, — как-то неопределённо произнёс князь, будто не мог уразуметь, какое имеет отношение она к тому, что случилось в Глебове, хотя по его лицу было видно, он всё сразу вспомнил: и ссору с Владимиром Переяславским, и резню в Глебове, и дальнейшую историю со своим конюшим. Вспомнил и насупился.
Хитрый и наблюдательный Янь понял, почему наступила заминка в разговоре и поспешил на помощь:
— Ждан только что с Самары, с Орели, княже, ходил с князьями в поход на приднепровских половцев…
В глазах Игоря вспыхнула заинтересованность.
— Вот как! С чем же князья вернулись?
В душе Ждан поблагодарил Яня. Он облегчённо вздохнул и начал рассказывать про битвы на Орели, про победу и пленение Кобяка, многих ханов и значительной части войска.
Сначала по лицу Игоря промелькнула тень досады. Видимо, эта весть немало уязвила его. Теперь скромная победа за Мерлом над ханом Обовлы в сравнении с победой Святослава и Рюрика показалась ещё скромнее.
Однако он постарался прогнать эту неприятную мысль… Как бы там ни было, а всё войско Обовлы в полоне, вместе со своим ханом, и главное, половцам не удалось разорить и погубить северские села и хутора.
Когда Ждан закончил, Игорь гордо сказал:
— Победа князей велика, но мы тоже с победой! Не с пустыми руками домой возвращаемся!
— Я знаю, Янь уже успел поведать о твоей победе… Я поздравляю тебя, княже, и рад за всю нашу северщину, что на этот раз, благодаря твоей, княже, мудрости и храбрости, а также благодаря другим северским князьям и воинам, её миновала злая беда, — с чувством произнёс Ждан.
К Игорю вернулось хорошее настроение.
— Что же теперь собираешься делать? Куда путь держишь? Может, вернёшься ко мне? Мне всегда нужны смелые и испытанные люди.
