Через два дня она сдалась. Когда он обнял ее за плечи, она доверчиво склонила голову ему на грудь и замерла в трепетном ожидании. Тогда он стал ее страстно целовать в мягкие податливые губы, а потом ум ее в свою постель.
Звали ее Синякой, что по мерянски означало «ласточки». Замуж была отдана рано, в пятнадцать лет. С мужем прожила всего год. Тот ушел на войну, там и сгинул. Обычная история в период бесконечных межплеменных распрей и междоусобиц. Она возвратилась к своим родным, жила в ожидании нового супружества.
Олега поразила ее безропотная преданность, умение присутствовать рядом, не мешая ему. Он вспоминал Халльгерд, когда та к месту и не к месту лезла к нему с пустяковыми вопросами, надоедала просьбами, неоправданными обидами. Приходя домой, он ощущал постоянное беспокойство, ожидание чего-нибудь неприятного и всегда старался заняться чем-нибудь таким, что бы могло отвлечь от семейных невзгод, или уйти куда-нибудь под надуманным предлогом.
Сейчас все было наоборот. Узнав от Ведомысла о делах на строительстве крепости и отдав нужные распоряжения, он бежал в свой дом, чтоб лишний часок провести рядом с возлюбленной. Они или занимались каждый своим делом, или сидели рядом на крылечке дома, оглядывая заволжские просторы, иногда предавались воспоминаниям. Она рассказывала про свое детство, как бегали с подружками в лес по грибы и ягоды, как порой налетали на селение стаи волков, утаскивали то овец, то коз, а то являлся медведь, задирал корову или коня. Он описывал красоты скандинавской природы, горы и скалы, длинные извилистые фиорды, полную тяжелой работы рыбную ловлю в море. Это было далеко, будто приснилось во сне или поведано в сказках… А порой ему казалось, что все это происходило не с ним, а с кем-то другим и родился он не далеко за морем, а в этой суровой и необъятной по своим просторам стране…
После долгих скитаний Вадим выбрался к Новгороду, через верных людей дал знать о себе купцу Будимиру. Скоро ему сообщили, что в полночь на северной стороне крепостной стены его будут ждать свои люди. В кромешной тьме перебрался через ров и на ощупь нашел веревочную лестницу. По ней взобрался на стену. Там его подхватили сильные руки, и знакомый голос прошептал в ухо:
— С возвращением, посадник, в родной город!
Поселили его у древней старушки недалеко от Рюрикова дворца, и с этого момента началась усиленная деятельность по подготовке восстания. По ночам к нему приходили люди, приносили свежие вести, уходили с новыми заданиями. Круг заговорщиков рос день ото дня. Только неведомо было им, что и Рюрик не дремал. Его люди давно заметили подозрительную возню вокруг домов купца Будимира и торговца Кляма; скоро удалось подослать к ним верного человека по имени Чурила. Он мало знал, на его сведениях нельзя было провести массовые аресты, чтобы обезвредить всех преступников, поэтому Рюрик вынужден был ждать открытого выступления Вадима, чтобы разом накрыть всех заговорщиков. День восстания должен был сообщить Чурила.
Наконец Вадим назначил день выступления на 12 лыпеня (12 июля), когда празднуется День снопа-Велеса, когда Велес учил наших праотцов землю пахать, и злаки сеять, и жать, снопы свивая… В этот день весь народ выходил на улицы, начиналось большое гулянье, и в этой толпе легко можно было затеряться заговорщикам, не привлекая к себе внимания.
Ровно в полдень у домика, в котором скрывался Вадим, неожиданно собралась огромная толпа вооруженных людей. К ней вышел Вадим.
— Братья! — громовым голосом возвестил он. — Вынимайте оружие и пойдем на дворец Рюрика, чтобы изгнать из города князя, поработителя наших вольностей!
Толпа откликнулась громким криком и двинулась к центру города. Но, не пройдя и сотни шагов, наткнулась на плотный строй дружинников. Более того, из проулков и улиц справа и слева на них двинулись воины князя. Ряды восставших дрогнули и попятились назад, но и там путь им преградили норманны. Они были окружены со всех сторон.
— Предательство!.. Нас предали! — в панике закричали многие…
И тогда над толпой поднялась гигантская фигура Вадима и его громовой голос перекрыл шум и выкрики:
— Спокойно, братья! Пробиваемся к воротам!
Это была спасительная команда. Толпа в ожесточенной схватке прорвала заграждение из княжеских воинов и бросилась к центральной башне. Следом за ними, поражая мечами, пиками и стрелами, ринулось рюриково войско. Путь отступления заговорщиков был усеян трупами. Немногим удалось вырваться из города, большинство было или убито, или захвачено в плен. Весь израненный, был сбит с ног и повязан Вадим.
Целый год протекало спокойное, безмятежное житье Олега на Волге. Однажды (это было летом 864 года) от Рюрика приехал очередной посыльный. Он привез обоз кузнечных изделий для строительства крепости, а заодно накопившиеся за несколько месяцев новости.
— Попытался бывший посадник Вадим поднять восстание в Новгороде, — рассказывал он. — Но Рюрик оказался хитрее, подготовил дружину и разгромил мятеж в самом зародыше. Многих поубивали, некоторые бежали в Киев, а часть попалась в его руки, сидят в прорубах, подвалах и амбарах под крепкой стражей в ожидании княжеского суда. «Ивица! — молнией пронеслось в голове Олега. — Она может быть среди заговорщиков!» Спросил нетерпеливо:
— А женщины среди арестованных есть?
— А как же! Имеются и бабы, — ответил посыльный.
«Значит, и Ивица сидит в ожидании смертного приговора! Недаром она тогда стояла на охране стоянки Вадима! Увяз коготок, и вся птичка пропала! Надо во что бы то ни стало ее спасти! Надо немедленно скакать в Новгород!»
Он приказал седлать себе двух коней. Наскоро попрощался с Синякой, пообещав обязательно вернуться. «Упрошу, умолю Рюрика отпустить Ивицу! — горячечно думал он, пустив коней в бешеную скачку. — Не пойдет на уступку, освобожу силой! У меня в Новгороде много друзей. Помогут, посодействуют. В крайнем случае, сам подниму мятеж, взбунтую верных мне норманнов, но своего добьюсь! Главное, застать ее живой…»
Олег прискакал в Новгород через десять дней после кровавых событий. Тотчас проследовал к Рюрику, с порога выкрикнул:
— Где у тебя содержатся захваченные заговорщики?
Рюрик в это время сидел за столом и обедал вместе с женой и Халльгерд. Все недоуменно смотрели на пыльную фигуру Олега, его безумные глаза и молчали.
— Я тебя спрашиваю, живы ли пленные? Есть ли среди них женщины?
Рюрик неторопливо встал, тыльной стороной ладони вытер губы, в свою очередь задал вопрос:
— Какие женщины? Кого имеешь в виду?
— Ивицу! Я имею в виду Ивицу, женщину, которую я люблю!
Раздался женский вскрик, но Олег не обратил на него внимания. Он пожирал взглядом князя.
— При чем тут Ивица? И что это за женщина? Нет у нас никакой Ивицы, — пожал плечами Рюрик.
— Точно нет?
— Конечно.
— Хорошо помнишь?
— На память пока не жалуюсь.
Олег в изнеможении сел на скамейку, на какое-то время замер. К нему подошла Эфанда, обняла за плечи.
— Садись за стол, пообедай с нами, — пригласила она его.
Он непонимающе взглянул на нее, пустыми глазами посмотрел на сидящих за столом Рюрика и жену и, еле передвигая тяжелые ноги, побрел к выходу. Никто не проронил ни слова.
Когда он скрылся за дверью, Халльгерд вдруг кинула ложку на стол и выкрикнула надрывно:
— Проклятый! Проклятый! Опять за свое принялся! — и зашлась в истерическом плаче.
Через неделю на центральной площади Вадиму и его соратникам палачи отрубили голову, людей из числа горожан посадили на кол, а к норманнам, замешанным в мятеже, применили старинную скандинавскую казнь: каждому из них со спины вырезали ребра и через полученное отверстие вырвали легкие и сердце.
В год 6387 (879). Умер Рюрик и передал княжение свое Олегу — родичу своему, отдав ему в руки и сына Игоря, ибо был тот еще мал.
Повесть временных лет
Весной 879 года Рюрик вызвал к себе Олега. В последние годы Олег возводил каменные стены сначала в Ладоге, потом в Изборске. В Изборске дел оставалось немного, он уже укладывал вещи, чтобы возвратиться в Новгород. Но прискакал гонец и сказал, что князь стал совсем плох и просит быстрее приехать к нему во дворец.
До Олега доходили слухи о болезни Рюрика, но он не придавал им большого значения. Его самого иногда одолевали недомогания, он к этому привык.
Войдя в горницу князя, Олег был поражен переменами в его внешнем облике. Перед ним лежал скелет, обтянутый кожей. Болезнь высосала из него все соки. Рюрик жалко улыбнулся бескровными губами, его глаза, обведенные темно-синими, с желтизной кругами, болезненно заблестели, он произнес с трудом: