— И где мне придется строить крепость? — догадываясь о задании, спросил Олег.
— Я говорил с купцами, которые ходят этим путем. Они указывают на Тимиревское селение. Стоит на очень выгодном месте, на крутом холме, вокруг дубовые леса, прекрасный строительный материал для крепости. Весной отправишься на место. А пока подбирай мастеров, заготавливай гвозди, скобы и все что надо. Дело нешуточное, хлопот будет много.
— Жаль погиб Корш. Он стал бы мне незаменимым помощником.
— Что поделаешь!
— Его брат стал князем.
— Каков из себя?
— Видел несколько раз. Издали. Пока ничего толком сказать не могу.
Прощаясь, Олег спросил:
— О Вадиме ничего не слышно?
— Пока нет. Ушел в другие леса. Но вот интересное сведение мне поступило. Будто в Новгороде у него сторонники стали собираться для каких-то разговоров. Надо бы заняться ими…
Вадим, после того как его спугнул со своим отрядом Олег, обосновался недалеко от реки Волхов. Место выбрал не зря: недалеко проходили водный и грунтовой пути из Ладоги на Новгород.
Сначала были построены шалаши. Ставились жерди, вверху их связывали мочалом и закрывали еловыми лапами, которые спасали от дождей. Посреди шалаша зажигали костер, вокруг него ложились на ночь; ночью ворочались, согревая то один, то второй бок.
Однако наступили холода, начались морозы. Заспится человек, а под утро с внешней стороны то одежда при мерзнет, то волосы. Кое-кто простудился, стали болеть. Вадим понимал, что надо срочно менять жилье.
Первой мыслью было идти к селянам. Но выясни лось, что деревушек вокруг немного, в каждой из них по пять-десять домов, а в починках и того по одной-две избы. Избушки маленькие, состояли, как правило, из одной комнаты, семьи большие, и без пришлых ступить некуда; спали в них не только на скамьях, печи, но и на полатях и полу.
Собрал отряд, спросил мнение как быть. Тут же некоторые предложили на зиму разойтись по домам, а весной собраться снова на этом месте. Вадим не возражал. Ушло большинство. Осталось двадцать с небольшим человек, кому деваться было некуда. Решили на зиму рыть землянки. В отряде, оказалось, пять топоров и три лопаты. Маловато для такого дела. Тогда Вадим послал в Новгород к купцу Будимиру ходока, чтобы тот доставил им необходимые приспособления, а также еды. Велел подробно рассказать о положении в отряде, разузнать, что творится в городе.
Ходок вернулся через десять дней на подводе со всем необходимым. Рассказал, что в Новгороде вокруг купца сбилось до ста человек, готовых в любую минуту выступить против Рюрика, только ждали знака от Вадима. Теперь, говорит купец, из-за безделья может наступить разброд, а еще хуже, как бы слух о заговорщиках не достиг князя, тогда всем не сдобровать и все задуманное может порушиться, и он боится, что навсегда. Зря, дескать, Вадим позволил своим бойцам разойтись по домам.
Вадим и сам понимал, что поспешил распустить отряд. Но приходили вести из города сначала неутешительные, мало удавалось привлечь людей, сообщали о двадцати, тридцати участниках тайного общества, а тут сразу — сто!.. Знать бы неделю раньше, повел людей на крепость, ударил изнутри и снаружи, не устоял бы Рюрик. А сейчас поздно, разбрелись его люди, разве соберешь… Видно, придется отложить до лета.
Для землянок выбрали небольшой холм с сосновыми деревьями. Разбились по четыре человека, принялись за рытье ям. Вадим, истосковавшись по работе, без устали кидал землю, точно заведенный. Лопата в его крепких руках казалась игрушкой.
Потом стали валить небольшие деревья, очищать от веток, рубить на части, укладывать стены, потолок. Навесили двери, соорудили лежанки. Посредине землянок разложили костры, дым пошел в дверь. Он разъедал глаза, от него кашляли, но все были довольны: прогорали березовые дрова, дверь закрывалась, внутри было тепло, а порой и жарко. Зимовать можно!
Вадим от нечего делать ходил по окрестным селениям, беседовал с жителями об их житье-бытье. Кто-то из них промышлял в лесу, кто-то ковырял сохой землю, иные занимались бортничеством; жили не богато, но и не бедствовали.
— Вот приготовили меха и мед для полюдья, — говорил крепкий сорокалетний мужик с окладистой бородой и живыми голубыми глазами; нос с широкими ноздрями был несколько великоват, он вертел им, словно принюхивался ко всему окружающему. Звали его Хлыстом. — Дань посильная, мы ее веками платим. Еще прадед платил князьям новгородским. Сколько их за нашу жизнь сменилось! Помнится, дед мой пытался перечислить: и Владимир Древний, и Столпосвят, и Избор, и Бравлин Первый, и Бравлин Второй, и Буривой, и Гостомысл… Потом пошли посадники, а теперь, говорят, уселся Рюрик, внук князя Гостомысла. Из-за границы вроде приехал. Но — ничего! Из-за границы, так из-за границы. Все равно, наших славянских кровей… Жить можно. От недругов нас защищают. Жаловаться нечего, спокойно живем.
— Да вот говорят, что этот Рюрик на вольности новгородские пытается посягать, — осторожно сказал Вадим…
— На наши вольности никто не покушался, — возразил мужик. — Мы как жили, так и живем. Может, в Новгороде, какие перемены произошли?
— В том то и дело, что Рюрик хочет ущемить права вече и усилить княжескую власть…
— Во-он оно чего!
Мужик на минуту замолчал, а потом проговорил раздумчиво:
— Слышал я об этом вече. Там все больше бояре и купцы богатые заправляют. Что хотят, то и воротят. А простой народ у них в загоне. Так какое это народовластие? Прикрываются этим словечком, это верно. Болтовней занимаются. Вот, наверно, князь и решил навести порядок.
— Так, значит, ты бы одобрил такие действия?
— А почему бы и нет? Главное, порядок должен быть и стране. А то у нас народовластие во всевластие кучки богачей превращается. А богачи, как клещи, завсегда в народ впиваются, чтобы побольше крови высосать. Недаром они все пузатые и на лицо гладкие! Ты-то не из них? — он хитро поглядел на Вадима. — Если князь их ущемил, то правильно сделал. Авось народу полегче станет!
Вадим заходил в один дом, в другой и везде слышал те же разговоры, что и от носастого мужика. В душе он был согласен с ними. Будучи посадником, он, пожалуй, лучше всех видел, как разгорается борьба между знатными родами Новгорода за власть, за влияние на посадника, а теперь — на князя. Как ожесточенно сражаются богатые люди за свои привилегии, за то, чтобы различными путями, лично или через посредников, получить льготы и привилегии от правителей и как можно толще набить себе карман; что народовластие давно стало прикрытием, обманом народа и способом наибольшего обогащения кучки ненасытных живоглотов. Но, понимая это, Вадим в то же время знал, что уже не сможет отступить от своего пути, что он связал с этой борьбой свою жизнь, что за ним идут люди и отступать ему поздно, да и некуда.
Обосновываясь в этих лесах, он надеялся, что привлечет в свой отряд сначала жителей окрестных деревень, а потом через ходоков и добровольных помощников объединит недовольных мужиков из дальних местностей, а затем двинет всю эту большую массу народа на Новгород… Теперь он понял, что эти надежды не оправдались, что надеяться на селян ему не приходится и все внимание следует обратить на город.
В декабре от селян пришло известие, что Рюрик прибыл в Ладогу для сбора дани. Вадим когда-то сам ездил ежегодно в полюдье и хорошо знал этот путь: из Новгорода он шел в Ладогу, потом в Белоозеро и Ростов. К приезду правителя страны местные князья собирали в определенных местах шкурки куниц, бобров, чернобурых лисиц, невериц-белок, мед, воск, за ними приезжали сборщики дани — вирники, емцы, сороки и данники. Кроме этого во все время полюдья они должны были кормить и поить княжеских дружинников и сопровождавших их лиц — конюхов, ездовых, кашеваров, ремесленников, чинивших седла и сбрую, и различных слуг.
Вадима интересовали амбары для склада и сортировки дани, сусеки для запасенного зерна, испеченного хлеба, масла. Можно было, конечно, напасть на них и ограбить, но тогда вывезенное добро не засчитывалось бы как дань и местному населению во второй раз пришлось бы собирать товары и продукты для новгородского правителя, и тем самым он восстановил бы всех селян против себя. Дань надо было отнять у слуг Рюрика. Для наблюдения за их передвижениями он ежедневно посылал своих людей, которые дежурили на дорогах, ночевали у селян, толкались среди жителей Ладоги.
Наконец пришло известие, что двое отроков в сопровождении десятка дружинников направляются в те места, где зимовал его отряд. Тотчас Вадим поднял своих людей и устроил засаду. Только что прошел снегопад, скрыв бугры и завалы, хлопья снега лежали на ветвях деревьев, и лес как бы просветлел и не казался таким суровым и мрачным.
Вот из-за поворота показалась вереница саней, между ними верхом ехали дружинники. С шумом и треском упали деревья спереди и сзади обоза, и из леса выскочили вооруженные люди. Началась яростная схватка. Вскоре трое дружинников были убиты, остальные разбежались. Обоз был приведен на место стоянки отряда.
