Наплясавшись до одурения, кормчий незаметно вышел из круга и, тяжело дыша, наблюдал за своей паствой из темного угла. «Получилось, — думал он в полном восторге. — Все у меня получилось, как у Ивашки Сафронова! Теперь я Царь и Бог для них!». Васька ликовал. Что значит богатство и благополучие по сравнению с тем удовольствием, которое дает господство над людьми? Пусть он властвует над небольшой кучкой кастрированных калек, но это полное счастье, которое не сравнимо ни с чем.
Занимаясь расследованием по делу банды налетчиков, Степан Калачев понял, что пошел по ложному следу. Выдвигаемые версии лопались одна за другой, как мыльные пузыри, и он не представлял, что делать дальше.
Следователи Урала и Средней Азии, где успела поорудовать неуловимая банда, не смогли напасть на её след, но материалов накопили достаточно. Протоколы осмотров мест преступлений, допросов свидетелей и потерпевших — подробные, аккуратные и объективные. Показания о каждой бандитской вылазке под определенной датой. В них — малозначительные нюансы. Степан понимал, что нужно принимать во внимание все, и корпел над делами даже ночью. Наконец ему удалось набросать мало-мальски приемлемый план.
Когда он решил вдумчиво поразмышлять над его пунктами, супруга позвала его ужинать:
— Обожди, не дергай меня, Глаша! — взмолился он. — Дай покончить с делами!
Жена вышла из кухни и воинственно подбоченилась. Она изменилась в лице, а это свидетельствовало, что Глаша закипает от праведного гнева.
— Послушай, — заговорил Степан примирительно, — ты пока с детьми ужинай. Мою долю оставь на столе.
Жена подошла ближе и со всей серьезностью сказала:
— Работа работой, но и о еде помнить надо. Я постелю тебе на кухне на полу, чтобы ночью нас не булгачил.
Степан закончил корпеть над делами и планами по ним к полуночи. Осмотрев еще раз свои выписки, он пришел к неутешительному выводу: топтание на одном месте!
— Нет, если я прямо сейчас не лягу спать, то к утру одурею, — прошептал Степан, потягиваясь и зевая. — Только на свежую башку можно искать ключ к разгадке неуловимых!
Он перешел из-за стола на кухню и, не притронувшись к еде, улегся на матрац…
* * *
Пожар удалось притушить в самом начале. Сыновья и соседи приносили с улицы воду, а Степан с Глашей заливали очаги пламени. Дыма в стенах дома накопилось столько, что нечем было дышать.
Калачев подошел к окну и попытался распахнуть его, но раму заело. Он с удивлением обнаружил, что стекло разбито.
— Чего ты там мешкаешь, открывай окно?! — прокричала раздраженно Глаша ему в спину.
Степан обернулся:
— С вами все в порядке?
— С нами все хорошо, а вот бумаги твои…
— Что с ними?! — всполошился Степан, вспомнив про уголовные дела, которые принес с работы.
— Сгореть не сгорели, а керосином и водой подпорчены, — ответила Глаша, с трудом откашлявшись.
— Но откуда в квартире керосин? — прокричал в темноту Степан.
— Наверное, те принесли, кто сжечь нас пытался… — Глаша закашлялась вновь и замолчала.
Степан поспешил вывести жену и сыновей на улицу. Он как мог успокаивал Глашу, прижимая к груди и гладя по голове. До него дошло, что произошло на самом деле: кому-то не понравилось, чем он занимается, и его пытались убить! К счастью, огонь не успел причинить большого ущерба, но с ремонтом повозиться-таки придется.
— Хорошо хоть все обошлось, — вздохнула Глаша и обняла мужа. — Спасибо, Господи, что живы остались. Только вот не найдут ли эти твари другого способа, чтобы убить нас?
* * *
Всходило солнце. Калачев шагал по улице в сторону Управления ОГПУ. Аромат распустившихся цветов пьянил голову.
Встретился мужик на лошади, который поприветствовал его взмахом руки. Калачев ответил кивком, хотя и не узнал всадника. «Может быть, — думал он, продолжая свой путь. — один из тех, кто улыбается мне сегодня слащаво, и есть тот злоумышленник, который собирался спалить минувшей ночью мою семью и дом…»
За несколько недель, во время которых Калачев расследовал дело по неуловимой банде, перед ним встало множество вопросов. Сначала он собирался действовать активно: устраивать облавы по злачным местам и воровским «малинам» Оренбурга, нацелить осведомителей. Банда же, как по волшебству, затаилась или, что вероятнее всего, «съехала на гастроли» в другой регион, и предполагаемые мероприятия пришлось отменить.
Работы было непочатый край: не такая уж это простая и скорая штуковина — вычислить и обезвредить чрезвычайно опасную дерзкую шайку. Время идет, начальство наседает, а Степану нечего доложить наверх. Хотя… Минувшей ночью его пытались убить путем поджога квартиры! А это значит, что бандиты прознали, чем он занимается, и занервничали. Хорошо это или плохо — тоже покажет время, а пока он должен срочно придумать, что можно было бы доложить на утреннем совещании. Надо выиграть еще хотя бы сутки! А там, может быть, и появится что-то, чем он смог бы козырнуть.
Однако сегодня Степану не везло. Начальник следственного отдела так расчихвостил его перед собравшимися, что он даже покраснел, только не понял, от чего — от «признания вины» или с досады.
— Не стыди меня, Дмитрий Андреевич, — бубнил Степан, опустив голову. — Сам ведь знаешь, сколько у меня работы. Оперативники шуршат дни и ночи, а результатов — кот наплакал. Затаилась банда, никаких действий.
— Терпеть не могу пустых отговорок, товарищ Калачев! — наехал на него начальник Управления. — Ты в ОГПУ на отличном счету как работник, с которого всем остальным следует брать пример! А сейчас смотреть на тебя тошно. Мы тебя назначили на это дело, чтобы ты профессионально все провернул, а ты, извиняюсь, товарищи, ни тпру, ни ну! Мне что об этом докладывать в Москву прикажешь? От меня там результатов ждут — ты понимаешь это? Посадить бы тебя на мое место, разгильдяй!
— Мне нечего вам сказать, товарищи, раз вы не хотите замечать моих усилий, — рассердившись, выпалил Степан. — Я дома ночами работаю, а минувшей ночью… — он задумался, решая, говорить о нападении или нет, — мне «красного петуха» в квартиру бандиты запустили… Кое-как с огнем управились.
В большом кабинете вдруг стало очень тихо.
— Это меняет дело, — миролюбиво заговорил начальник Управления. — Прямо сейчас, после совещания, напишешь докладную о происшедшем, но… — он обвел хмурым взглядом присутствующих, — предупреждаю: не будет итогов за неделю, я тебя, товарищ следователь Калачев, собственными руками задавлю!
* * *
Калачев никак не мог сосредоточиться. Перед ним лежала ручка, чистый лист бумаги, но воспоминание о разносе все еще не давало ему покоя. Степан не таил обиды и даже решил, что начальник и Горовой в какой-то степени правы. Надо торопиться, хотя оперативная работа в ОГПУ — это не фронт, где выстроил бойцов, поставил перед ними задачу, объявил приказ — и вперед, в атаку. Тут… никто не может дать даже доброго совета, не говоря уже о ценной подсказке, а уж требовать и обвинять огульно в нерадивости — каждый мастак!
В кабинет вошел Горовой:
— Ну? Чего возишься? Начальник мне поручил искать твоих поджигателей.
— Можешь не напрягаться, Андреевич, — усмехнулся Степан. — Меня пытались сжечь те, кого я безуспешно вычисляю уже месяц.
— А ты случаем не для отмазки эту херню придумал? — спросил Горовой, пристально вглядываясь в лицо подчиненного. — Ну, чтобы отвлечь гнев начальства от своей персоны?
— Тогда прямо сейчас сходи ко мне в гости, — пожал плечами Степан. — Только не попадись под горячую руку моей супруги. Она баба боевая, сам знаешь. Не проснись Глаша вовремя…
— Ну ладно, верю, верю, успокойся, — вздохнул Горовой. — Тебе неделю дали, не запамятовал еще?
— Такое не запамятуешь, — нахмурился Степан. — Втолковали доходчиво и на всю катушку.
— Что предпринять мыслишь, поделись?
— Мысли есть, — развел руками Калачев. — но они все запоздалые. Как я тебе уже говорил, Андреевич, у меня имеются основания считать, что бандой верховодит тот человек, который руководил и «людоедами». Когда шашлычника и его подельника Саляха расстреляли, тот неизвестный благополучно ушел от ответственности. Даже расстрельный приговор не развязал иранцу язык.
— А ты бы развязал, если бы он был жив? — поинтересовался Горовой.
— Гарантировать не берусь, — пожал плечами Степан, — но очень сильно постарался бы.
— Тогда вот что, — встав, сказал начальник, — быстро дописывай докладную и бегом ко мне… Вместе пойдем к начальнику Управления.
— Нет уж, уволь! — воспротивился Степан. — Мне достаточно того, как он меня утром отчихвостил!
Выслушав его, Горовой направился к выходу, но, взявшись за дверную ручку, обернулся.
