— Гарантировать не берусь, — пожал плечами Степан, — но очень сильно постарался бы.
— Тогда вот что, — встав, сказал начальник, — быстро дописывай докладную и бегом ко мне… Вместе пойдем к начальнику Управления.
— Нет уж, уволь! — воспротивился Степан. — Мне достаточно того, как он меня утром отчихвостил!
Выслушав его, Горовой направился к выходу, но, взявшись за дверную ручку, обернулся.
— Конечно, я могу сам попросить начальника организовать тебе встречу с шашлычником, но будет лучше, если ты лично объяснишь ему такую необходимость и скажешь, что от этой встречи во многом зависит успех в розыске банды.
Степан остолбенел, услышав такое.
— Ведь ты говорил, Андреевич, что преступники разоблачены и расстреляны?
— Говорил и сам был в этом уверен, — улыбнулся Горовой. — А теперь навел справки и заверяю, что над ними пока еще и суда не было. Так что, идешь со мной к начальнику или нет?
— Иду! — выкрикнул Степан радостно. — Сейчас напишу докладную по пожару и прямиком туда!
Прокофий Исаев был родом из казачьей семьи. Во время Первой мировой семья его переехала с Дона в город Бузулук Оренбургской губернии. Вскоре мать умерла, а отец тут же женился на горожанке. В годы Гражданской войны отец Прокофия был мобилизован в Красную армию — и больше его в Бузулуке никто не видел. Во время голода в двадцатых годах двое младших братишек Прокофия умерли. Только он сам и его сестренка Александра остались живы.
В 1925 году Прокофий, которого все называли Пронькой, познакомился с 22-летним Мишкой Московым, подбив его с голодухи на разбой.
— Слушай, жрать хочешь? — предложил Пронька Мишке, когда они случайно встретились на базаре.
— Конечно, кто же от жрачки откажется, — оживился Московой.
— Тогда поработать предстоит, чтобы жратву добыть, — подмигнул Пронька своему новому приятелю.
— Поработать? — у Мишки на лице отобразилась гримаса отвращения. — От работы кони дохнут, — сказал он, собираясь уходить. — А жрачку найти я и без работы сумею!
— А ты мне нравишься, — хмыкнул Пронька. — Я дело предлагаю тебе пустячное. Ломанем ночью лавку одного буржуя недорезанного, а потом долго отдыхать будем, пока жратва и пойло не закончатся!
Все прошло удачно. Начинающие бандиты взломали продуктовую лавку и с размахом отпраздновали первый успех на криминальном поприще.
— Во фарт привалил, — пьяно икнув, пробубнил Мишка. — Делов-то всего ничего! Раз-два и в дамках!
— А ты не канителься, корешок, — развалившись на стуле, хохотнул Пронька. — Скоро мы таких дел наворочаем, что никому и не снилось!
— П-понимаю, — кивнул Мишка. — Магазинов и лавок в Бузулуке много! Ночь не поспал и…
— Какие магазины, дятел! — прикрикнул на него Пронька. — Мелко плаваешь, лягушонок. По Бузулуку куролесить начнем — быстро на киче окажемся. Тебе охота всю молодость в лагерях на баланде чалить?
— Базара нет, на воле лучше, — согласился Мишка.
— Тогда меня слушай, мазурик безмозглый, — сказал с нотками превосходства Пронька, закуривая папиросу. — Не воруй где живешь! Здесь мы должны тихо себя вести. Пусть нас везде ищут, но в Бузулук не заглядывают!
Подобрав еще несколько себе подобных, молодые бандиты рьяно взялись за дело. Начиная со второй половины 20-х годов Пронька с Мишкой, который взял себе кличку «Хохол», успешно «гастролировали» по городам Урала, Поволжья и Средней Азии. Совершая кражи и дерзкие грабежи в одном месте, они сразу же переезжали в другое, где с неменьшим успехом проделывали то же самое.
Вскоре Хохол женился на Пронькиной сестре Александре. Весной 1931 года сначала Мишка с женой, а следом за ним и Пронька с мачехой, переехали из Бузулука в Оренбург. Здесь «семейный бизнес» Исаева и Москового начал разрастаться.
* * *
Нагулявшись вдоволь по городу, Пронька и Хохол наткнулись в центре на кабак.
Заведение находилось в старинном здании. У входа, свисая с тонкой ржавой трубы, ослепительно горела электрическая лампочка без колпака. Внутри низкий серый потолок из широких досок; вдоль стен столы с табуретками. Все окрашено в желто-коричневый цвет, придававший помещению унылый вид и нагонявший тоску. Грязный, засаленный пол казался земляным и отталкивающим.
— Водяра и жратва в этой берлоге есть? — крикнул Хохол, скользя взглядом по столам и желая облюбовать подходящий для времяпровождения.
— Есть все, что пожелаете, товарищи, — буркнул хозяин.
Бандиты осмотрелись. В кабаке чревоугодничало пятеро посетителей.
У окна расположился пожилой, неряшливого вида мужик. Он подпирал кулаками подбородок и смотрел остекленевшими глазами куда-то в потолок. Перед ним сиротливо стояла недопитая чекушка, а рядом с ней лежала скомканная фуражка. Мужик что-то лениво пережевывал и мычал себе под нос.
Слева от него, за соседним столом, сидели трое молодых казахов и тихонько переговаривались.
Мужик вдруг отошел от спячки, вскочил, матерно выругался и, повернувшись, плюнул в степняков:
— Чтоб вас разорвало, утюги узкоглазые!
Казахи замолчали, переглянулись, но не стали затевать ссору.
Хохол ткнул Проньку в плечо.
— Видал, какой? — хихикнул он. — Не был бы старой развалиной, можно было к себе позвать.
— Да брось ты, — отмахнулся Пронька. — Это он, может, по пьянке понтуется, а по трезвяку небось валенок и тихоня.
Мужик тем временем взял со стола хлебную корку и швырнул ее в своих «врагов».
Официант, опасливо бегая глазками по сторонам, подошел и выставил перед Пронькой и Хохлом бутылку водки, пару рюмок и закуску.
— Может, свалить отсюда, — заметил Пронька встревоженно, — покуда кипеж не поднялся?
А задира все не успокаивался. Он подвалил к столику казахов, встал в позу кулачного бойца и, готовясь к драке, втянул голову в плечи. Мужик был коренаст, крепок, но едва держался на ногах. Желая окончательно разозлить степняков, он снова плюнул в их сторону и на этот раз попал в цветастый халат одного из них.
Казах медленно повернул голову в сторону своего обидчика и сжал кулаки. Задира радостно гыгыкнул в ожидании потасовки.
— Гляди, Пронька, один из чертей руку в карман засунул, — подавшись вперед, процедил сквозь зубы Хохол. — Чтоб я сдох, но у него там тесак[8] или волына[9]. Ежели что, я впрягусь за мужичка. Завалю казаха, чтоб неповадно было на православных копытом дергать!
— Да брось трындеть и накручиваться, — сказал спокойно Пронька, закуривая папиросу. — Понты все это, слово даю…
— Не-е-е, — зашептал Хохол, — чую, драчки не избежать. Мы не впряжемся за мужичка — в натуре покалечут его! Я того, кто клешню в кармане держит, первым завалю, а потом и второго. Кулаки чешутся, душа потехи просит!
Ситуация накалялась на глазах. Хохол быстро опрокинул в себя рюмку водки и едва уловимым движением вытянул из-за голенища сапога финку. Он был возбужден и уверен, что без ножа в предстоящей драке не обойтись. Задира был наготове и ждал нападения казахов. Мишка тоже сжался за столом, как пружина, готовясь ринуться вперед, как только противники сцепятся друг с другом. А вот казахи все медлили, воздерживаясь от решительных действий.
— Чего мешкаете, скотоводы вонючие! — не выдержав, закричал Хохол, желая подлить масла в огонь и ускорить драку. — Если бы на меня вот так вот плюнули, да я бы душу из такого козла вытряс!
Казахи покосились в его сторону. Выкрик Мишки оскорбил их, но они предпочли не реагировать на провокацию.
— Ну чего канителитесь, паскуды?! — завопил задира, уязвленный тем, что степняки предпочитают не связываться, невзирая на численный перевес. — Вы что, постоять за себя не горазды, бесы вонючие?
Почувствовав, что запахло жареным, казахи вскочили из-за стола и… поспешили к выходу из кабака.
— Эй, а платить кто будет? — ринулся к ним наперерез официант, но те оттолкнули его в сторону и выбежали на улицу.
— Чтоб вы передохли, паскуды! — орал им вслед хозяин, потрясая над головой кулаками. — Пусть себе в убыток, но больше ни одного степняка в кабак не впущу!
— Не хнычь, дядя, — рассмеялся Пронька. — Я заплачу тебе за гребаных скотоводов.
— Да?! — хозяин кабака едва не онемел от щедрости незнакомых посетителей, но быстро справился с волнением и засуетился: — Сейчас еще пивка принесу, раков свеженьких…
Пиво он притащил хорошее. И задире тоже. У того словно язык отнялся: дрожа от предвкушения, он вцепился в кружку и на одном дыхании опустошил ее до дна. Скоро его отяжелевшая голова уткнулась лбом в поднос с раками.
— Слава богу, все обошлось, — вздыхал суетившийся рядом хозяин кабака. — Думал: все, разнесут мое заведение, и ремонту после не оберешься!
