– Позволь мне объяснить, – продолжает он. – В подобных ситуациях родня девушки может прислать кучу денег или подарить еще му земли, чтобы обезопасить ее. Но у нашей семьи есть кое-что еще лучше – связи. Я напомнил твоему свекру, что мой отец, мой сын и я были представлены императору благодаря нашим успехам на императорских экзаменах.
Меня пробирает дрожь. Если господин Ян похож на жену, он не воспримет предположение, что он не так важен, как…
Дедушка смотрит на пруд. Под павильоном собрались карпы, они смотрят на нас, разинув умоляющие рты.
– Ты никогда не спрашивала меня о том, чем я занимался, когда работал в Управлении наказаний, – замечает дедушка после долгой паузы.
Мне бы такое и в голову не пришло, потому что весь мир знает, что это одна из самых влиятельных должностей в правительстве и одна из самых презираемых.
– Люди вроде меня при вынесении приговоров руководствуются Великим кодексом Мин, – объясняет он. – Мы решаем, какие пытки использовать, чтобы добиться правды; будет ли виновный в наказание нести военную службу; посадят ли его в колодки на площади и на какой срок; будет ли кто‑то сослан в далекую провинцию, или его страдания быстро закончатся обезглавливанием.
Я слушаю и чувствую его страдания.
– Мы с бабушкой учили тебя балансу жизни через инь и ян – темное и светлое, смерть и жизнь. Всё, что я делал, хотя и было необходимо для функционирования и процветания общества, происходило из тьмы…
– Поэтому ты стал врачом?
Он кивает.
– Практиковаться с бабушкой – это полная противоположность той деятельности. Медицина помогает людям быть в гармонии с космосом.
Снова повисает тишина. Я слышу щебетание птиц, журчание ручья, протекающего через сад, воду, каскадом падающую на грот, а из-за стены доносятся приглушенные звуки внешнего мира.
Глаза дедушки встретились с моими.
– Мы не знаем, насколько хорошо твой муж справится с экзаменами первого уровня, а потом ему придется учиться еще много лет, прежде чем он будет достаточно подготовлен, чтобы рискнуть сдать экзамены и стать цзиньши, как твой отец и я. Не все награды приходят по заслугам, Юньсянь. Некоторым помогают наследственные титулы. Некоторые продвигаются благодаря связям. Я сказал господину Яну, что помогу его сыну…
– Маожэнь справится сам!
– Многие люди стремятся к высоким целям, но лишь немногие достигают их, – констатирует дедушка. – Не каждый человек достаточно талантлив, чтобы носить шапочку и отличительную нашивку, сообщающие каждому встречному о его способностях. Не каждый человек – даже если он сдаст императорские экзамены – сможет увековечить себя, оставив след в истории нашей цивилизации. Твой муж – достойный человек, но вряд ли он Дракон по духу. Его отец готов пойти на некоторые уступки сейчас, чтобы гарантировать будущее сыну.
От этих слов в мой желудок словно гулко падает мешок с камнями. Если Маожэнь такой никчемный, почему отец согласился сватать меня за него? И почему дедушка и бабушка согласились на это? Но не мне задавать подобные вопросы.
– Ну-у-у-у… – Дед растягивает слог. – Я никогда не любил повитух и им подобных, как ты знаешь, но я не могу позволить тебе остаться без компаньонки. Мэйлин, которую нанял доктор Ван, будет приходить к тебе каждый день, пока ты полностью не поправишься. После этого я предложил ей периодически осматривать тебя, чтобы она могла докладывать бабушке и мне. Кроме того, раз в месяц я буду посылать паланкин, чтобы доставлять тебя в Особняк Золотого света. Я сказал господину Яну, что тебе должны позволить продолжать обучение с бабушкой. И последнее: мне обещали, что женщины во внутренних покоях будут к тебе добрее.
– Дедушка, спасибо!
Простого «спасибо!» явно мало, учитывая подарки, которые он мне преподнес, но дедушка отмахивается, словно это и правда пустяки. Мы проводим вместе еще некоторое время, потягивая чай и наблюдая за золотыми и серебристыми карпами, которые плавают в тени. Наконец он поднимается.
– Если тебе не гарантируют то, о чем я договорился, скажи Мэйлин. Если они не впустят ее… – Его черты смягчаются. Я пытаюсь совладать со своими эмоциями. – Если не впустят ее, отправь большеногую служанку, которой ты можешь доверять, ко мне. – Из кармана он достает несколько серебряных монет, кладет их мне на ладонь и сжимает мои пальцы. – Заплати, сколько она попросит.
Как и было обещано, сначала Мэйлин приходит ко мне каждый день, принося рецепты от моей бабушки, а когда я полностью восстанавливаюсь, навещает меня раз в месяц, но иногда нам удается поговорить, когда она появляется в усадьбе по делу. Сегодня мы сидим в Павильоне отшельника, где можем поговорить наедине. Чем больше времени я провожу в саду, тем больше открываю для себя нового: как свет отражается в водоемах, как бабочки порхают над цветами. Я слушаю трели птиц, которые поют о своих путешествиях, и непрекращающийся стрекот цикад. Все это успокаивающе действует на мою девочку, убаюкивая ее, и она засыпает у меня на руках, что только усиливает умиротворяющую атмосферу.
Мэйлин приносит письма от бабушки, дедушки, брата, госпожи Хуан и госпожи Чжао. Я тоже написала свои, но подруга не хочет их передавать. Теперь, когда я снова почти стала прежней собой, у меня хватает смелости спросить:
– Ты все еще обижена, что я не написала тебе? Я же говорила, что госпожа Ко забирала мои письма.
Она переводит взгляд в дальний угол сада.
– Не переживай о былом.
– Но что‑то все равно беспокоит тебя.
Я жду, когда она заговорит. Этого не происходит, и я спрашиваю:
– Разве ты не рада, что мы проводим время вместе? – Я слегка улыбаюсь: – Сейчас мы видимся чаще, чем в юности.
– Но это не то же самое.
– Мы не устраиваем соревнования листочков, если ты об этом. Но мы все еще можем довериться друг другу.
– Можем, – говорит она, но я не слышу в ее голосе радости.
– Мэйлин?
– Этот год изменил нас обеих. Ты стала прекрасной благородной госпожой, а я по-прежнему всего лишь повитуха. Это все равно что просить свинью и тигра ужиться вместе.
– Я так не считаю. Мы обе родились в год Металлической Змеи, – напоминаю я.
– Мы разные.
– Да, бабушка и твоя мама однажды обсуждали различия, но они согласились, что в самых важных вещах мы одинаковы…
– В самых важных вещах, – повторяет она. – Теперь ты богата.
– А ты по-прежнему можешь ездить, куда хочешь и когда хочешь.
– Ты приехала сюда со всем, что когда‑то принадлежало твоей матери, – ее золотом и нефритом, – продолжает она. – Пусть твоим приданым распоряжаются мать и свекор, но эти вещи принадлежат тебе. – Она жестом показывает на окружающее нас великолепие. – Но погода и человеческая жизнь непредсказуемы. Некоторые семьи поднимаются вверх. Некоторые семьи приходят в упадок. Может наступить момент, когда твое имущество пойдет на спасение от бедности этих людей.
Я замечаю, как она говорит «этих людей», а не «твою семью».
– То, что ты говоришь, нечестно и неправильно. Сначала сообщаешь, что я не такая, как все, потому что семья моего мужа богата. Затем добавляешь, что я всегда отличалась, потому что у меня хорошее приданое. А в конце намекаешь, что семья Ян может потерять свое положение и состояние. Я не понимаю…
– Да, не понимаешь, – отвечает она, ее голос дрожит от волнения. – Я прихожу к тебе с самого рождения дочери, и ни разу ты не спросила о моей матери. Или о моем муже. Неужели тебе не интересно? Где я живу? В отдельном доме или в комнатах над чайной лавкой мужа? Как, по-твоему, выживает моя мать, если никто не берет ее на работу?
– О, Мэйлин. Я была эгоисткой…
Она грустно улыбается.
– Ты не слышишь меня даже сейчас. Дело не в твоих эмоциях. Я работающая женщина. Мне всегда приходилось выживать самой. Я знаю, сколько стоит еда, дрова, ткань, жилье…
Я поднимаю руку, чтобы остановить это перечисление.
– Что случилось и чем я могу помочь?
Она закрывает лицо руками и плачет, а потом начинает рассказывать мне о своей жизни. Ее муж с трудом удерживает лавку на плаву. Они действительно живут в комнатах прямо над ней. Ее мама, которую больше не нанимают в богатые семьи, переехала к ним.
