Журавского на проблемы Севера, обнаружив знание отчетов, первых публикаций участников экспедиции.
— Чем я поражен? — по привычке педагога спросил самого себя князь. — Смелой обоснованностью, убежденностью, логикой. Молодец! Нечто зрело во мне, когда я наведывался в Печорский край. Кой-какие мысли подсказывал профессор Воейков. Однако ж вы пошли значительно дальше и шире — молодец! Я вас обязательно сведу с Александром Ивановичем. Рассчитывайте, дерзновенный юноша, на мою помощь и поддержку.
Андрей, взбодренный успехами небывало плодотворной экспедиции, поддержкой Чернышева и Голицына, решил еще раз попытаться защитить свою дипломную работу «Новые воззрения на природу Европейского Севера». Он отнес на кафедру ботанические сборы альпийской растительности с западных склонов Северного Урала, дополнив дипломный проект новым разделом. Однако на этот раз дипломную работу не приняли даже к обсуждению.
— Фантазер, право же фантазер! — выговаривал ему декан. — Вы увидели альпийские луга там, где ученые двух академий — Российской и Датской — обнаружили только карликовые растения арктической зоны. В полном ли вы рассудке, коли замахиваетесь на пересмотр физико-географической карты, составленной столпами отечественной науки!
Журавский написал жалобу на имя министра просвещения.
На запрос министра ректор университета ответил кратко: «Не способен к естественным наукам». Журавский попытался добиться права на окончание учебы экстерном, но и в этом ему было отказано.
Утешил старик Заленский, говоря с улыбкой, щуря хитроватые глаза:
— Радуйся, радуйся, Андрюша: ни один гений не закончил университета, посредственные же штанотёры доживают до академиков. Ты и академиков засадил за такую работу, что лбы трещат. Шутка ли: с голой полярной пустыни хлынул такой материал! Музеи составляют меж собой расписание на встречу с Журавским, ошеломившим новизной мысли о Севере.
— Мысли, как и люди, тоже стареют. Прав я, Владимир Владимирович?
— Вот ведь, шельмец, — смеялся Заленский, — кинет камушек в мой огород, и меня же, старика, спрашивает: угодил ли?
— Только тут и можно без боязни кинуть камушек. Скоро начнется обсуждение моих работ на научных советах — глыбы покатятся в мою сторону и, может быть, в пыль сотрут.
— Все может быть в твоей жизни, Андрей, — перешел на серьезный тон Заленский, — ибо смотришь ты на полвека, а то и на целый век вперед, но завтра, слава богу, судить тебя будут настоящие ученые.
* * *
18 декабря 1905 года на ежегодное совещание съехались члены Медальной комиссии, избранные собраниями действительных членов Российской Академии наук и Русского географического общества. Медальная комиссия должна была рассмотреть исследовательские работы истекшего года и присудить награды их соискателям. Представление к награждению Журавского и Шпарберга по поручению Минералогического общества составлял Федосий Николаевич Чернышев, он и докладывал:
— Милостивые государи, члены Медальной комиссии. Всем вам известно, насколько были скудны наши сведения о топографии и природе Большеземельской тундры, она была для нас буквально терра инкогнита. В тысяча девятьсот третьем году студент Андрей Журавский привез первые данные, заставившие нас по-иному взглянуть на облик тундры. На следующий год он явился инициатором большой научной экспедиции, за результаты которой Медальная комиссия нашла нужным наградить всех четырех участников малыми серебряными медалями. В этом году Андрей Журавский и Михаил Шпарберг предприняли шестимесячную экспедицию вокруг Большой Земли. Они доказали, что упомянутый миссионером хребет Адак-Тальбей является не отрогом Северного Урала, а самостоятельным поднятием, представляющим для геологов огромный интерес. Ими доставлен в Геологический комитет, в Географическое общество и в музеи Академии наук богатейший материал, собранный и описанный с высоким профессиональным мастерством; они составили первую топографическую карту восточной части Большеземельской тундры. Но самым главным открытием Андрея Журавского является то, что он первым прояснил геологическое строение, ясно обрисовав северо-западное простирание большеземельских дислоцированных осадков и их связь с дислокациями Тимана, Пай-Хоя, Вайгача и Новой Земли, а не Северного Урала, как это утверждалось до него. Только одно это, господа, достойно высокой награды, и Минералогическое общество полагало бы справедливым присудить Андрею Журавскому серебряную медаль имени Пржевальского, а Михаилу Шпарбергу — серебряную медаль имени Семенова.
Федосия Николаевича единодушно поддержали директора музеев, но выступивший Шокальский, заменивший на время болезни Семенова, внес иное предложение. Он сказал, что Петр Петрович, извиняясь за свое неприсутствие на заседании, очень просил пожаловать завтра к себе на квартиру уважаемых членов Медальной комиссии с выводами по экспедициям Андрея Журавского, так как значение их более обширно, чем это представлено Федосием Николаевичем.
— Не будете ли вы, господа, столь милостивы, чтобы вопрос о присуждении награды Андрею Журавскому оставить открытым до послезавтра, — попросил Юлий Михайлович...
* * *
...20 декабря 1905 года в большом зале Академии наук на чествование ученых, удостоенных наград за лучшие исследовательские работы, собрались академики, руководители научных обществ, именитые гости. Андрея Журавского представлял Юлий Михайлович Шокальский:
— Милостивые государи члены Академии и члены научных обществ, уважаемые гости, дамы и господа!
Андрей Владимирович Журавский заканчивает Петербургский университет, ему двадцать три года, и мы являемся свидетелями того, как высшая исследовательская награда нашего Отечества — большая золотая медаль имени Пржевальского — впервые присуждена столь молодому ученому. Отмечу, господа, что этой награды он удостаивается вне порядка постепенности награждения, всего четвертым в России и первым за последние десять лет.
По залу прокатился шум одобрения, восхищения, удивления и... зависти.
— Всю необычность награждения, — продолжал после паузы Юлий Михайлович, — надо расценивать необычностью его открытий: за четыре последовательных экспедиции он, по определению вице-президента Императорского географического общества, прояснил естественноисторическую сущность Печорского края. Образно говоря, Андрей Журавский этот край увидел живым, тогда как все его считали мертвым...
Андрей Журавский в ответном слове был краток:
— Господа, высокая награда не столько отражает степень моих заслуг, сколько обязывает меня отдать все свои силы на изучение Печорского края. Этот край уже сейчас смело может быть причислен к богатейшим в России, более того, он уникален. Нефть Тимана и каменный уголь Северного Урала в скором времени явятся основой горнодобывающей промышленности Европейского Русского Севера; Печора и Уса будут транспортными артериями, а их богатейшие поймы станут кормилицами будущего населения края. Такова в двух словах картина богатств этого уникального уезда России, выясненная при беглом взгляде. Тщательная правительственная разведка умножит их во сто крат, но для этого жизненно необходимо открыть в этом крае научную станцию — форпост Российской Академии наук в Приполярье. С этим, господа, медлить нельзя — потенциальные богатства уникального края
