– Они вынесли мебель! – кричал я, бегая по комнате, стуча ногами в пол, крича в подпол истязавшим меня: – Мерзавцы! Мерзавцы!..
И потерял сознание…
Очнулся я в просторной комнате со множеством зеркал.
Я лежал на кровати…
Бросился к двери. Она была заперта. Я принялся колотить в нее.
Вошел тот же жандарм и сказал:
– Его превосходительство милостиво приказали вас оставить пока здесь… Чтобы вам ненароком не попасть в сумасшедший дом. Ибо вы находитесь в самых расстроенных чувствах. Поправляйтесь. – Он помолчал. – И обдумайте случившееся. Его превосходительство ждет вас через три дня. Вашей тетке уже сообщили, что вы выехали срочно навестить свое имение…
– Это что же, меня три дня не выпустят?
– Совершенно точно, – подтвердил жандарм. – Это вам – переодеться. – И он положил передо мной… полосатую тюремную одежду!
И вышел. Дверь заперли. Я понял: арестовали…
Никогда не забуду вновь охвативший меня страх. Безумный страх и полную беспомощность. Первый раз я столкнулся с насилием. Впервые я понял: с человеком можно сделать все.
Все три дня меня довольно сносно кормили. Жандармы, приносившие мне еду, со мной не разговаривали.
Через три дня, прошедшие будто сотня лет, дверь отворилась и жандарм внес мою отглаженную, вычищенную одежду и мой ремень!
– Вас ждут, милостивый государь.
На этот раз жандарм сам проводил меня до кабинета полковника Кириллова.
Тот все так же сидел, погруженный в бумаги.
– Итак, думаю, вы урок усвоили… Надеюсь, вы поняли, что это был урок, сударь? Как видите, сегодня я с вами предельно откровенен. Вас действительно высекли… Точнее, только высекли. Но можем упечь весьма далеко и весьма надолго. – Он походил по комнате. – Честно скажу, мне вы симпатичны. Я за вами давно слежу. Вы человек способный. Из знаменитой фамилии… И, чтобы доказать вам наше полное к вам доверие, я вам покажу весьма секретную бумагу.
И он положил передо мной пожелтевший лист.
Я сразу узнал почерк отца. Я уже с ужасом догадался, что там. Я не хотел читать… но прочел… прочел!
Это был донос отца, написанный накануне восстания. Он сообщал Государю о тайном обществе и перечислял его членов… чтобы назвать одного. Так он хотел получить ее. Несчастный, беспощадный человек!
Кириллов улыбнулся.
– Теперь вы поняли, почему, через много лет выйдя на свободу, оговоренный вашим отцом отправился к нему стреляться… Чем это кончилось – вы сами знаете. Судьба не всегда справедлива. Вы понимаете, что при этакой биографии – отец-доносчик, вас высекли – в приличном обществе вас вряд ли примут. Даже деньги и связи уважаемой тетушки не помогут. Но это все может остаться между нами. Только не думайте, что мы вам выкручиваем руки – избави Бог! Нам просто хочется, чтобы вы… при вашем происхождении, вашей внешности, вашей природной сообразительности заняли подобающее место в обществе, вместо того чтобы скитаться по подпольным квартирам и знаться с мерзавцами… Вместо этого любящая вас судьба познакомила вас с людьми, которым все можно… – Он повторил: – Нам можно все. Можно вас высечь, заставить сгнить в тюрьме, а можно и возвести вас на государственные высоты. Императоры в России меняются, а наше учреждение остается. Они умирают, а мы бессмертны…
Сколько раз потом я буду вспоминать эти слова!
– Ну а теперь наше предложение… Мы можем легально арестовать вас хоть сейчас! И никакая тетушка не поможет. Она несколько раз останавливала ваш арест. Но это было возможно только потому, что мы хотели побеседовать с вами с глазу на глаз… прежде чем вас арестовать… Или не арестовать. Кстати… – Он положил на стол письмо.
Это было письмо в Россию из-за границы – письмо мне от… Нечаева. В нем он подробно излагал историю нашего посещения кружка Ишутина, беседу с Бакуниным и посещение Маркса. В письмо была вложена прокламация, которую он просил меня распространить, «как мы об этом договорились».
– Это все ложь!.. Это у него теория такая – заставить правительство преследовать молодых людей! Он мне сам говорил, – надрывался я, – что только тюрьмой можно воспитать истинного революционера!
– А мы и не сомневаемся. Он разослал сотни таких писем. Он ведь деньги из бахметьевского фонда всё-таки получил. И на посылку подобных писем и прокламаций тратил. Так что воистину бумажный смерч пронесся над Россией… Человек он забавный. Надеюсь свидеться и поговорить с ним, но уже в Петропавловской крепости, в которой он будто бы сидел…
– Как это… будто бы?
– Никогда ни в какой крепости он не сидел. Никогда он не арестовывался. Это все выдумки, чтобы поражать воображение подобных вам молодых людей.
Я был потрясен. Усмехаясь, Кириллов продолжил:
– Хотя сидеть будет… надеюсь, с вашей помощью.
– Нет! Нет! – прокричал я.
– Тогда мы вас туда посадим, но уже с его помощью. Ведь мы обязаны реагировать на донос этого господина. – И тут он яростно закричал, подавляя меня внезапным криком: – Он – провокатор! Вы это понимаете? Скольких таких же молодых людей мы вынуждены сейчас арестовывать из-за него! Скольких он погубил и скольких ещё погубит. И вы смеете не хотеть помочь?! Он крепко лег на дно! Он чует! Мы не знаем, где он прячется. Мы даже не знаем, как он точно выглядит! У нас лишь словесные портреты. Но знаем, что у него кончаются бахметьевские деньги. И конечно, узнав, что вы в Женеве… он тотчас постарается связаться с вами! О чем вы немедля сообщите нам. Ну? Ну! Помочь Отечеству согласны?
– И тогда вы оставите меня в покое?
– Скорее всего да. Но решать будем мы, сударь…
Какой это был ужас! Я становился агентом полиции! Доносчиком, как мой несчастный отец!
Так говорил один голос. Но другой добросовестно возражал: «В конце концов, тебя выдал этот негодяй. Он убил человека, он совратил молодых людей и сбежал, оставив их на погибель. Он всего лишь вредное, очень опасное животное. Он не человек».
Кириллов поставил победную точку:
– И еще. Когда увидите негодяя, поглядите на его правую руку. На ней, как показали свидетели, глубокий рубец на пальце. Это несчастный студент Иванов, умирая, прокусил ему руку. Он трусливо его душил вместе с четырьмя молодыми идиотами, так похожими на вас прежнего.
Это злодейство позволило мне… согласиться!
Я приехал в Женеву. Остановился в прежнем отеле, много гулял по городу, обедал в прежнем ресторане – в городе. Только через неделю мне доставили его письмо.
«Милостивый государь! Лишь крайние обстоятельства заставляют меня вновь просить у вас помощи. Вы должны (должны!) прийти…» Далее был адрес кафе, где он назначил мне встречу.
Но я решил пока не сообщать Кириллову. Я пришел.
Нечаев отрастил усики. Он был в шляпе, сером щегольском пальто, с вечной орхидеей в петлице. Держал себя, будто ничего между нами не случилось. Рассказал, что был в Лондоне и Париже… Видел победу Парижской коммуны, но служить чужой революции не захотел. И потому отбыл из Парижа и без проводника («экономил деньги на революцию») перешел границу Швейцарии. Сказал, что, доведенный до отчаяния безденежьем, даже собирался организовать банду – грабить местных буржуа.
– Но старик пришел в ужас – запретил. Таковы все они, вонючие либералы, когда дело доходит до решительных шагов!
После чего я спросил его об убийстве Иванова.
– Читали слезливые газеты? Он собирался предать организацию. Всякий, кто нас предает… рано или поздно… – он провел рукой по горлу. – Так что и вам это следует запомнить. – И добавил подозрительно: – Кстати! Я думал, вы в России. Даже письмецо вам туда послал… – Он уставился на меня.
– Да нет, – равнодушно ответил я, – все это время я жил в Германии. Но сейчас собираюсь вернуться на родину.
Скажи он мне: «Не надо возвращаться!» – и я, пожалуй, все рассказал бы ему.
Но он промолчал, в глазах – насмешка.
– Что ж, счастливого пути! «Немытая Россия» наверняка ждет своего князя. – Он нехорошо улыбнулся и добавил: – Но перед отъездом, Ваше высочество, вы обязаны передать деньги на Революцию… – назвал серьезную сумму, и взгляд страшный, завораживающий.
Я обещал принести, но потребовал расписку в том, что это будет моя последняя услуга.
Он, усмехаясь, тотчас написал…
Когда он писал, я увидел его руку с очень глубоким рубцом на пальце… Я спросил его о нем.
– Ерунда, – бросил он, – злая собака, пришлось пристрелить. – И засмеялся.
Передав расписку, сказал:
– Где и во сколько будет встреча, вам сообщат завтра. Я теперь должен быть осторожен. Есть точное известие: в Швейцарию приехали ищейки русского правительства. Революционный Альянс постарается их пристрелить, как я ту собаку…
Поздно вечером ко мне в отель пришел молодой человек в штатском.
Это был некто Николич-Сербоградский, адъютант шефа жандармов графа Шувалова. Он сообщил мне известие: русское правительство представило полиции кантона свидетельства об убийстве Нечаевым студента Иванова. Теперь Нечаев являлся уже преступником уголовным (политических Швейцария не выдавала.) Президент Цюрихской кантональной полиции сегодня утром согласился помочь арестовать Нечаева и выделил восемь переодетых агентов полиции…
