темнела фигура. На стенах бараков чадили факелы, распространяя по загону запах пихтовой смолы. В ярко-желтых пятнах света кружились бабочки.
Из караульного дома доносилось витиеватое пение флейты. То и дело в загон вываливались нетрезвые надсмотрщики. Мочились, горланили песни, сплевывали на глину мастику или шумно сморкались.
Часовой недовольно сопел, про себя проклиная жребий, из-за которого теперь придется до полуночи торчать у ворот. Вслух ругаться боялся: а вдруг Гелесибий услышит. Не видать тогда ему лишнего обола в награду за первую ночную стражу.
Хиосец таращился на барак Афродиты, представляя себе, как, сменившись, выпьет вина, после чего выберет себе фракийскую рабыню. А может, лидийку...
Он пока не решил, где будет ее насиловать. Прямо в бараке, на вонючем тюфяке, или в караульном доме. На глазах у товарищей это делать даже интересней.
Батт не стал терять время даром. Вскарабкавшись по торчавшим сучьям пинии, мягко спрыгнул за изгородью. Подкрался к сторожевой клети. Отвернувшийся от ворот часовой опирался на дротик. Луна освещала загон мертвенным светом.
Прыжок... Взмах тесака... От удара в живот хиосец согнулся пополам и захрипел. Схватив его за волосы, Батт резко дернул рукой назад. Полоснул лезвием по горлу, не дав жертве закричать.
Пока наксосец удерживал обмякшее тело на весу, Хрисонета вытащила из эмбад часового шнурки. Вдвоем они привязали труп за локоть и шею к жердям. Батт воткнул ему в спину дротик, уперев древко в землю.
Так хиосец и стоял: боком к караульному дому, лицом к мегарону Гелесибия, словно ждал, когда управляющий выйдет для проверки охранной службы.
Дверь караульного дома распахнулась. Двое надсмотрщиков нетвердой походкой направились к бараку Афродиты. Вскоре они выволокли в загон упиравшуюся фракийку.
Несчастную женщину толкнули лицом к стене. Один из насильников сразу приставил к шее рабыни нож, а второй заставил раздвинуть ноги. Затем задрал хитон и довольно запыхтел у нее за спиной.
Батт с ходу рубанул того, который держал нож. Тяжелый тесак с хрустом раздробил ключицу. Ноги надсмотрщика подкосились. Следующий удар распорол ему печень.
Хрисонета ткнула второго насильника шилом в кадык. Охнув, тот схватился за шею. А она продолжала неистово бить хиосцу под бороду, ставшую липкой от крови, пока он не упал.
Трупы надсмотрщиков мстители с помощью фракийки оттащили за барак Афродиты.
— Как тебя зовут? — шепотом спросила Хрисонета рабыню.
— Зира.
— Никому в бараке не рассказывай, — приказала долонка. — Если спросят, соври, что отпустили, потому что у тебя нечистые дни.
Та благодарно закивала.
Затем порывисто обняла Хрисонету:
— Да пребудет с тобой Залмоксис!
Повернувшись к бараку Гефеста, наксосец хрипло прокаркал.
— Это ты, Батт? — вполголоса спросил высунувшийся из двери Херил.
— Давайте! — ответил наксосец. — Быстро!
Три тени метнулись через загон.
Батт с Хрисонетой бросились следом.
— Стоять!
Мочившийся у входа в караульный дом надсмотрщик шарил по загону пьяными глазами. На землю падал свет из распахнутой двери. Доносились хохот, пьяные выкрики, неуверенная, прерывистая мелодия флейты. Но властный голос хиосца перекрыл шум оргии.
Хрисонета замерла. Потом вдруг быстро направилась к караульному дому. Батт в нерешительности остановился. Он не знал, что делать: спасать долонку или догонять беглецов.
Наксосец ворвался в сторожевую клеть и выхватил дротик из пирамиды. Метнул снаряд изо всей силы, чуть не вывихнув плечо. Очертив дугу, дротик вонзился надсмотрщику в грудь. Словно упавший с неба на жертву ястреб.
Медлить было нельзя, потому что в любой момент другие надсмотрщики могли выйти из караульного дома и натолкнуться на труп товарища. А это значило только одно — тревогу и погоню.
Батт с Хрисонетой отволокли убитого к бараку Афродиты. Усадили спиной к стене, чтобы хиосцы подумали, будто пьяный собутыльник не стоит на ногах. Затем бросились к воротам. Долонка сжимала в руке дротик.
— Куда теперь? — спросил Херил.
— К пристани!
— Нет, — вдруг вмешался Тимофей. — Я за Гелесибием. Эта мразь должна ответить... Кто со мной?
— Я! — выдохнул Геродот.
Тимофей выхватил из кольца факел. Друзья метнулись к мегарону. Геродот ударил камнем в створку. Когда дверь открылась, в проеме показалась фигура ойкета.
Галикарнасец не хотел бить, но другого выхода не было. Вряд ли раб откажется от сытой жизни прислуги ради попытки побега, которая может оказаться неудачной.
Охнув, ойкет с залитым кровью лицом осел на пол.
Мстители бросились в андрон. Освещенные факелом домашние боги недоуменно смотрели на них с полки над очагом. Дафна на фреске заломила в отчаянии руки. Казалось, даже преследующий нимфу Аполлон зло косится на нарушителей ночного покоя.
Обложенный подушками Гелесибий разметался во сне.
— Держи! — Тимофей сунул факел Геродоту.
Затем схватил подушку и всем телом обрушился на управляющего. Тот пытался сбросить саммеота, но тщетно. Тимофей давил подушкой, пока Гелесибий не уронил руки.
— Здесь оставим? — спросил Геродот.
— Еще чего! — отрезал саммеот. — В ров!
Подхватив мертвого Гелесибия под мышки, друзья потащили его из мегарона. Ноги хиосца волочились по холодному мрамору. Длинные кудри свисали до пола.
3
В ров управляющего скидывали вчетвером. Тимофей с Геродотом держали труп за руки, а Херил и Батт за ноги. Когда
