ли грязи под ногтями, во рту или в ноздрях, – продолжает повитуха Ши. – Это позволило бы предположить, что ее удерживали на дне пруда. Но не нашли ничего подобного.
Однако с моего места руки и рот Тетушки кажутся измазанными грязью. Интересно, заметили ли другие это несоответствие?
– Вы не упомянули о еще каком‑то важном факте, не так ли? – спрашивает магистрат Фу.
Повитуха Ши медленно кивает.
– Тело расположили так, чтобы присутствующим не была видна вмятина на левой стороне головы: она ударилась головой при падении.
Хотя я хочу почтить память Целомудренной тетушки, изучая мельчайшие детали и задавая вопросы, легкий прилив энергии от чая улетучился. Я снова чувствую головокружение и лихорадку. К тому же пришло время кормить дочь, и у меня болит грудь… Эх, тетушка… Я благодарна, что не увидела этих повреждений, когда нашла ее.
– По вашему мнению, госпожа Ян стала жертвой насилия? – спрашивает магистрат Фу.
– В подобных случаях, – ровным голосом отвечает повитуха Ши, – мы с дознавателем всегда обращаем внимание на выражение лица. Мы не заметили страха. Госпожа Ян выглядит умиротворенной.
Мой взгляд неохотно возвращается к Целомудренной тетушке. Бабушка учила меня смотреть на лица пациента, но она также говорила, что вопросов анатомии и смерти следует избегать.
– Вы можете подтвердить, что она была девственницей? – спрашивает магистрат Фу.
Я не понимаю, какое отношение это имеет к смерти тетушки, но повитуха Ши отвечает:
– Я провела надлежащий осмотр. Родовые врата не пострадали.
Подумать только, тетя-пряха всю жизнь оберегала врата, чтобы уже после смерти их целостность нарушил палец повитухи Ши… Не только я расстроена. Две женщины, сидящие позади меня, падают в обморок, и слуги несут их во внутренние покои. Магистрат не обращает на это внимания.
– Для ясности. Туда не вставлялся нож, который мог бы проникнуть в жизненно важные органы?
Повитуха Ши качает головой.
– Мне нужен словесный ответ, – напоминает ей магистрат.
– Нет. Насколько я могу судить, ни один посторонний предмет или человеческий орган не проникал в ее родовые врата.
– Значит, мы можем предположить, что она не совершила самоубийство, чтобы сохранить лицо или защитить тайного любовника, – заявляет магистрат.
Эти домыслы меня ужасают. Почему господин Ян не пресекает эту линию допроса?
– Верно, – отвечает повитуха Ши. – И вряд ли ее кто‑то держал под водой.
Магистрат Фу не расспрашивает повитуху Ши о травме головы тетушки, хотя, как сам говорил, это повреждение кажется важным фактом. Он отпускает повитуху и вызывает меня в качестве следующего свидетеля. Я поднимаюсь, и перед глазами все плывет.
Когда приступ головокружения проходит, я медленно бреду по проходу и сажусь на место. Выгляжу я, наверное, ужасно, но, возможно, все считают, что этого и следовало ожидать, ведь я женщина – от природы хрупкое создание, не привыкшее находиться в публичном месте, да еще и ослабевшее после родовых мук.
Магистрат спрашивает, при каких обстоятельствах я нашла тело. Я отвечаю кратко и по существу.
– Вышла во двор и нашла.
Я ожидаю, что он начнет подробно расспрашивать меня, как лежало тело и что еще я могла видеть, но он движется в совсем другом направлении.
– Мне сказали, что вы были близки с госпожой Ян.
– Да.
– И вы знаете, как устроена Благоуханная услада?
– Я недавно вышла замуж, поэтому чего‑то могу не знать.
– Но вы изучали правила поведения для женщин?
– Меня воспитывали в соответствии с конфуцианскими канонами.
– Я правильно понимаю, что госпожа Ян ничего не знала о внешнем мире? – спрашивает он.
– Целомудренная тетушка всю жизнь прожила в этих стенах, никогда не покидая их пределы.
– Стала бы она бродить по территории в одиночестве поздно ночью?
– Нет.
– Но, видимо, все‑таки стала. – Он делает паузу, обдумывая несоответствие. – Позвольте перефразировать вопрос. Упала бы она на тропинке, знакомой с детства, пусть даже и ночью?
– Тетушка выросла возле этих прудов – они есть и в этом дворе, и в других местах, много их в основном саду Благоуханной услады. Но любая женщина с ножками-лотосами неустойчива.
– Пруд неглубокий. Мужчина просто встал бы и ушел, но она была женщиной. Возможно, она испугалась и запаниковала.
Я помню спокойствие тетушки, когда мои роды пошли не по плану.
– Она была не из тех, кто паникует. Но, не исключено, она потеряла сознание, когда ударилась головой.
Магистрат потянул за хвостики бороду.
– А не хотела ли она умереть? – произносит он, похоже желая охватить все возможные объяснения. – В конце концов, женщине трудно жить с осознанием, что она не исполнила свой женский долг.
– Если вы предполагаете, что она покончила с собой, потому что была старой девой, вы ошибаетесь. – Мой резкий тон вызывает ворчание мужчин. Я бросаю взгляд на мужа. Он унижен моей дерзостью и смотрит в землю. Мне следует воздержаться от продолжения, но я не могу остановиться. – Тетушка навестила меня накануне своей смерти. Мы договорились встретиться на следующее утро. И она хотела мне кое-что рассказать после того, как закончится месяц после родов…
– То есть вы считаете, что это был несчастный случай?
– Я всего лишь женщина. Не мне делать выводы, – говорю я, надеясь загладить свою вину перед мужем и его семьей за то, что покинула комнату, осквернила себя поисками Целомудренной тетушки и опозорила весь род, подняв крик, услышанный за пределами усадьбы.
Магистрат Фу отпускает меня. Я встаю, ощущая, как кровь хлюпает в прокладке. Я замираю. Это не должно происходить так быстро после рождения Юэлань. Заметив, что все смотрят на меня, я устремляюсь по проходу к своему месту, но не сажусь, а иду дальше, надеясь, что успею добраться до своих покоев раньше, чем кровь пропитает подол платья. За спиной я слышу слова магистрата Фу:
– Поскольку других свидетелей нет, я приступаю к вынесению решения.
Я заставляю себя идти дальше. Дохожу до галереи и опираюсь на балюстраду.
– Я считаю, что Ян Фэнши поскользнулась, ударилась головой и провела последние минуты без сознания, нахлебавшись воды. Поэтому я квалифицирую это как случайную смерть. Если обстоятельства изменятся и появятся новые доказательства, семья может назначить повторное дознание.
Похороны устраивают очень быстро. Поскольку Целомудренная тетушка была незамужней женщиной – никчемной ветвью на семейном древе, – обряды просты, их проводят через день после дознания. Месяц еще не прошел, и я не могу принять в них участие, но даже если бы сложилось иначе, я бы не рискнула, потому что слишком больна. Я должна попытаться обдумать симптомы, поискать какую‑нибудь инфекцию, но после дополнительного напряжения, вызванного дознанием, мои мысли путаются.
Наконец кто‑то – Маковка? – заметил мое состояние. В комнате появились слуги, они вносят стул
