Леа чувствовала себя такой растерянной и смущенной, что не решилась заговорить с дядей о Матиасе.
За окном послышался шум автомобильного мотора, скрип гравия под колесами, затем хлопнули дверцы машины и раздались мужские голоса. От неожиданности Адриан и Леа замерли на месте.
— Посмотри, кто это. Скорее! Если гестапо — мы пропали.
Леа побежала в коридор и выглянула в окно, выходившее в сторону аллеи. Нет! Это невозможно! Что ему здесь понадобилось? Девушка открыла окно и крикнула, стараясь, чтобы голос ее звучал весело:
— Иду-иду!
Затем она бегом вернулась в детскую:
— Это не гестапо, но, может быть, ничуть не лучше.
— Я буду в комнате Люсьена, — вставая, бросил Адриан.
Прежде чем спуститься, Леа забежала к Камилле и коротко рассказала ей о происходящем.
Руфь пригласила приехавших в гостиную.
— Леа! Как я рад снова вас видеть!
— Рафаэль!.. Какой приятный сюрприз!
— Дорогая моя!.. Я знал, что вы будете счастливы вновь встретиться со старым другом.
Леа буквально кипела от гнева, но мужественно пыталась улыбаться. Ни в коем случае нельзя показать ему свой страх! Один из молодых людей рассматривал портрет ее матери, написанный Жаком-Эмилем Бланшем. Когда он обернулся, Леа так сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Она изо всех сил старалась побороть охвативший ее ужас.
Молодой человек, стоявший перед ней, был тем самым парнем, которого она заметила в Кадийяке и Сен-Макере. Леа с непринужденным видом подошла к нему.
— Здравствуйте, месье, вы — местный? Мне кажется, что я вас уже где-то встречала.
Было заметно, что это его задело.
— Возможно, мадемуазель: мои родственники живут в Лангоне.
— Вероятно, там я вас и видела — в мэрии или на рынке. Как вас зовут?
— Морис Фьо.
Леа отвернулась от него и, подойдя к Рафаэлю, схватила его за руку и потащила в сад.
— Пойдемте, я покажу вам Монтийяк. А вы тем временем расскажете, каким ветром вас сюда занесло.
— Вы знаете, что у меня возникли, некоторые проблемы с известными вам личностями. Парижский воздух стал вреден для меня, и я вынужден был уехать. Я вспомнил о прекрасном времени, проведенном в Бордо в 40-м году, о своих связях с местной прессой, о том, что Испания совсем недалеко отсюда. Короче говоря, я подумал: «А почему бы и не Бордо?» Должен признаться, что до вчерашнего дня я даже не думал о вас. Перед ужином я вместе с этими очаровательными мальчиками сидел в «Регенте» за стаканом вина, когда появился один из их товарищей. В разговоре кто-то упомянул ваше поместье. Я поинтересовался, не о владениях ли семьи Дельмасов идет речь, и мне ответили, что именно о них. Вот так я и узнал, что этот молодой человек был вашим другом детства и что вы находитесь в Монтийяке. Я выразил желание увидеться с вами, и ваш друг предложил отвезти меня. Так я оказался здесь.
— Вы приехали с Матиасом?
— Да. Он пошел поздороваться с родителями. Вас не стеснило то, что я принял его приглашение?
— Нисколько. Напротив, я должна поблагодарить его за то, что он доставил мне такое удовольствие.
— Какое прекрасное место! Если бы я здесь жил, то ни за что не уехал бы! Какая тишина!.. Какая гармония между землей и небом! Чувствую, что здесь я мог бы написать шедевр.
Облокотившись на перила террасы, Рафаэль Маль любовался необъятными просторами, расчерченными прямыми черными линиями виноградников.
— Можно подумать, что это рисунок, сделанный при помощи пера и линейки.
— Вы приехали слишком рано. Через две-три недели виноградники станут серебристыми, затем нежно-зелеными, потом зацветут… А вот и Лаура! Рафаэль, представляю вам мою младшую сестру.
— Здравствуйте, мадемуазель. Вот теперь я знаком со всеми прелестями Монтийяка.
Лаура прыснула со смеху, и это вызвало раздражение Леа.
— Камилла пошла с Матиасом, — сказала Лаура. — Я попросила Файяра открыть погреб, чтобы гости могли попробовать нашего вина.
— Пойдемте, отведаете знаменитое «Шато-Монтийяк», — весело сказала Леа, пытаясь скрыть тревогу, охватившую ее при упоминании о Матиасе.
Итак, он осмелился вернуться.
Трое молодых людей молча последовали за ними. В погребе они обнаружили Камиллу, Матиаса и его отца. Леа, как ни в чем не бывало, поцеловала Матиаса, сделав вид, что не заметила, каким напряженным стало его лицо, и сказала:
— Ты мог бы приехать повидаться с нами и раньше.
— Леа права, — подтвердила Камилла. — Матиас, я хотела поблагодарить вас за ваше участие в моем освобождении.
— Это не моя заслуга, я сделал слишком мало.
— Не говорите так! Если бы не вы, я, может быть, до сих пор была бы в форте «А».
— Вас освободили как раз в тот момент, когда начались улучшения. Сейчас в форте есть душ, — сказал один из друзей Матиаса.
— Очень интересно, — сухо произнесла Леа. — А как насчет парикмахерской и кинозала?
Молодой человек покраснел, а его приятели усмехнулись. Рафаэль поспешил сменить тему:
— Дети мои, давайте попробуем это вино.
Файяр перевернул стаканы, стоявшие кверху дном на покрытой белой бумагой доске, и церемонно разлил вино.
— Бутылке всего два года, но вы почувствуете, какой букет!
— Им восхищаются даже в Париже! — бросила Леа.
Файяр и глазом не моргнул.
После того, как была продегустирована третья бутылка, Леа подошла к Матиасу и тихо сказала:
— Выйдем. Я хочу с тобой поговорить.
Когда после холода и винного запаха, которым были пропитаны пол и стены погреба, они оказались на свежем воздухе, наполненном ароматом первой сирени, у Леа возникло желание побежать.
Она так и сделала. Матиас бросился за ней. Внезапно остановившись, она резко обернулась и, задыхаясь, спросила:
— Так ты не вернулся в Германию?
— Я передумал. Мне больше нравится здесь.
— Зачем ты привез сюда Маля и своих друзей? Я не хочу тебя больше видеть!
— Я хотел доставить тебе удовольствие. Он так хорошо к тебе относится.
Леа пожала плечами.
— А остальные? Они тоже ко мне хорошо относятся?
— У них машина, и они предложили нас подвезти.
— Они мне не симпатичны.
— Тем хуже для тебя. Меня они устраивают. И в твоих интересах придерживаться того же мнения.
— Что у тебя с ними общего?
— Мы вместе работаем.
Что он имел в виду? То, чего она так боялась, оказалось правдой. Матиас не мог с ними просто «работать», как он сказал!.. Тем не менее, сейчас нельзя поддаваться панике, нужно казаться спокойной и беззаботной, от этого зависит жизнь Люсьена и Адриана. Кто знает, а может быть, Рафаэль подослан парижским гестапо, чтобы попытаться найти Сару? Она взяла Матиаса за руку и, заговорщически улыбнувшись, как можно естественней спросила:
— Ну, рассказывай! Так чем ты занимаешься?
Он едва устоял перед желанием обнять ее, прижаться к телу, одна мысль о котором заставляла его дрожать. Но он не выдержал простодушного взгляда Леа и смущенно отвел глаза.
— Делами.
— Надеюсь, что не такими, как Рафаэль. Я была бы удивлена, если бы узнала, что тебя разыскивают за спекуляции на черном рынке, — сказала она, сдерживая улыбку.
— Не волнуйся за меня. У меня нет ничего общего с такими барыгами, как твой друг. Я выступаю посредником между бордоскими виноградарями и виноторговцами Мюнхена, Берлина и Гамбурга. Ты же знаешь, как немцы любят наши вина. Впрочем, большинство верхушки немецких офицеров, находящихся сейчас в Жиронде, еще до войны имело связи со здешними крупными землевладельцами. Я же налаживаю связи между мелкими производителями и немецкими торговцами.
— И как идут дела?
— Прекрасно. Дела есть дела. Война сейчас или нет, а люди продолжают любить хорошее вино.
— Матиас, я не позволю тебе продать ни одной бутылки вина из Монтийяка. Никогда!
Леа не сдержалась. Это вырвалось у нее непроизвольно. В одно мгновение они снова превратились во врагов. Оба бледные и взъерошенные, они стояли друг против друга, как два кота, готовых вот-вот сцепиться.
Боже! Как красива была эта девчонка в ярости, от которой у нее раздувались ноздри и высоко вздымалась грудь! Матиаса раздирали противоречивые желания: ударить ее и прижать к себе.
— Когда мы поженимся, я буду продавать вино тому, кому захочу, — задыхаясь, произнес Матиас.
Выбравшись из погреба, Рафаэль махал им рукой и, подпрыгивая на месте, кричал:
— Леа, какое чудесное вино! Но мне следует остановиться, а то я и так уже навеселе!
Милый Рафаэль! Она чуть было не кинулась обнимать его. Он подошел к ним.
— Я вам не верю, — лукаво сказала Леа. — Вы выпили слишком мало, чтобы вино могло ударить вам в голову.
— А зря, милая моя. Я старею! Вот вам пример: до войны я мог есть все, что угодно. И никаких последствий. А сейчас чуть более обильное блюдо, чуть более сытный ужин, и на тебе — у меня уже несколько лишних килограммов. Взгляните на мою фигуру!.. Я прекрасно знаю, что французы называют эти жировые складки издержками любви!.. Но тем не менее!.. После этого уже очень трудно обрести прежнюю форму.
