Корпуса были разными: одни получше — для спецумирающих и иностранцев, другие похуже — просто для умирающих. Иерархия, существующая в жизни, повторялась в этом городе кандидатов в царство теней, а затем снова повторялась на кладбище, где хотя и царили полное единодушие и свобода, но всё же не было даже намёка на равенство, на братство людей.
Машина шла уже долго-долго по этому городу, водитель по каким-то непонятным признакам отличал одну улицу от другой.
К. ехал, и ему в голову приходили тривиально-грустные идеи: у въезда в этот раковый город должна быть та же надпись, что и у врат ада: «Оставь надежды всяк сюда входящий». И К. с радостно-подлым превосходством здорового человека, но вместе с тем с искренним сожалением и сочувствием, смотрел на друга, изредка подбадривая его неискренними оптимистическими прогнозами.
Наконец они приехали и прошли в приёмный покой. Началась длинная процедура оформления. И вместо того чтобы тут же броситься облегчать страдания пациента, сначала дежурная сестра, а потом дежурный врач начали заполнять бесчисленные бумаги. К. особенно поразила трата времени на составление подробного акта, в котором перечислялись вещи, в которых прибыл больной и которые подлежали сдаче на хранение в кладовые больницы. Глубокой ночью оформление закончилось, и К. попрощался со своим другом, которого повели в глубь корпуса. На прощание К. сказал больному несколько ободряющих фраз, а сам между тем думал с жалостью к несчастному и низменным ликованием, что его миновала чаша сия: «Нет, отсюда не возвращаются».
Когда К. вышел из приёмного покоя, дверь за ним наглухo захлопнулась. Машина, на которой они приехали, видимо давно уже шла за очередной жертвой бесплатного здравоохранения, и К. очутился на пустынной улице ночного ракового города и быстро, наперекор позёмке, зашагал в том направлении, из которого вечность тому назад их примчала машина. Однако вскоре он очутился на перекрёстке и остановился в недоумении, не зная, какую из улиц выбрать. Он поднял глаза к небу и стал искать тот его край, на котором было больше отсветов от огней живого города. Со всех сторон небо было одинаково тёмным, но он всё-таки предположил, что нужно идти направо, — там, кажется, небо было светлее, и машина, как ему помнилось, по дороге сюда всё время делала левые повороты. Он зашагал менее уверенно, чем раньше, но быстро, замечая между тем, что все двери в раковых корпусах наглухо закрыты и вокруг нет ни живой души и спросить дорогу не у кого.
Через несколько минут быстрой ходьбы К. опять стоял на перекрёстке и снова выбирал направление дальнейшего движения, не имея на то никаких ориентиров. К. был растерян. Он нерешительно пошёл снова направо, всё более и более тяготясь одиночеством и неопределённостью своего положения. Он бесконечно долго шёл, не сбавляя скорости, никуда не сворачивая на перекрёстках, и по прошествии целой вечности вышел, как ему показалось, к тому же корпусу, от которого он начал движение. Его охватила тоска и тревога. Он стал стучать в дверь, из которой вышел в этот безнадёжный поход. Однако никто не отвечал, да и он сам плохо слышал свои удары в дверь. Тишина была громче звуков, производимых его кулаками. К. в отчаянии опустил кулаки, всё его существо охватила страшная тоска. Но он решил собраться с силами и вновь двинулся в путь. На этот раз он, выйдя к первому перекрёстку, повернул налево, потом вообще решил действовать по другой логике: он искал номера корпусов и двигался по нисходящей, и хотя он был всё ещё всего лишь около 53-го корпуса и впереди было ещё много домов и улиц, у К. появилась надежда. Он попробовал постучать наугад в двери одного, а потом другого, а потом третьего корпуса.
Прошла целая вечность его движения, и К. приближался уже к первому корпусу, совершенно логично полагая, что первый корпус должен быть расположен у входа на территорию больницы.
Когда К., обессиленный и озябший, наконец очутился у первого корпуса, он действительно увидел ворота и почувствовал облегчение и радость.
К. вышел из ворот и зашагал по улице. Однако вскоре он с ужасом обнаружил, что ворота вели с территории одного больничного комплекса на территорию другого. При этом номера корпусов в этом комплексе, по той же самой логике которую К. предположил ранее, от ворот вглубь стали нарастать. Прошло ещё некоторое время, а К. всё ещё продолжал двигаться вперёд, теперь уже не имея ни ориентиров, ни надежд, ни логики движения. Вдруг он очутился у корпуса, на котором тоже была надпись, уже знакомая ему: «Приёмный покой».
Страх, отчаяние, одиночество, холод так стиснули сердце бедного К., что он тихо и медленно осел на ступеньки у наглухо закрытых дверей приёмного покоя. Последние мысли, которые промелькнули в его голове, были: «Оставь надежды всяк сюда входящий», «Тот, кто сюда попал, не возвращается…»
* * *
Валентин Распутин пожаловался: «У нас идёт почти откровенная проповедь секса».
* * *
Во время телемоста одна советская женщина, отвечая на вопрос как советские люди относятся к сексу, сказала: «У нас секса нет!»
* * *
У нас спать есть с кем, а просыпаться не с кем.
* * *
— Какая разница между мужчиной и Парижем?
— Париж всегда Париж.
Стриптиз
— Стриптиз — эстетизированная эротика.
— Нет, девальвация секса.
* * *
Муж пришёл с работы и говорит жене:
— Разденься!
— Ты что, с ума сошёл?
— Разденься!
Жена разделась. Муж мрачно смотрит на неё, а потом говорит:
— Нам на политзанятиях сегодня объясняли, что стриптиз ужасная вещь. Таки да…
* * *
Американец спрашивает советского рабочего:
— Сколько ты получаешь?
— Сто пятьдесят, — отвечает тот и, замечая, что парторг делает ему страшные глаза, добавляет: — В неделю.
— А сколько у тебя комнат?
— Одна… на каждого человека.
— А какое у тебя хобби?
Растерянный рабочий смотрит на растерянного парторга и отвечает:
— Шестнадцать сантиметров… в диаметре.
* * *
К гинекологу пришла женщина и сказала:
— Махарадзе не хочет на мне жениться. Сделайте мне аборт.
На следующий день пришла ещё одна женщина и тоже сказала, что Махарадзе не хочет жениться. Потом ещё и ещё. А потом пришла женщина и пожаловалась, что у неё нет детей.
— А кто твой муж?
— Махарадзе.
Пригласил доктор Махарадзе и спросил:
— В чём дело? Многим вашим знакомым я сделал аборт, почему же у вашей жены нет детей?
Махарадзе ответил:
— Махарадзе в неволе не размножается!
* * *
— Хаим, я дала маху.
— Но ведь Мах уехал!
— Нет, ты не понял, я потеряла сто рублей.
— Лучше бы ты дала Маху!
* * *
Султан Ахмет шлёпнул в ладоши и сказал евнуху Али:
— Чёрненькую Земфиру!
Али побежал и привёл Земфиру. Через полчаса султан Ахмет сказал:
— Рыженькую Зульфию!
И Али бросился выполнять. Через двадцать минут султан потребовал беленькую, ещё через десять минут шатенку. Когда Али побежал за негритянкой, он упал и умер. Мораль такова: бегать за женщинами более вредно, чем спать с ними.
* * *
Телефонный звонок в женское общежитие:
— Катю можно?
— У нас всех можно.
* * *
Многие в XX веке женятся на женщинах старше себя. В Англии — во имя положения в обществе. В США — из-за денег. Во Франции — потому что они опытней. В СССР — потому что они могли видеть Ленина.
* * *
Когда жену застают с любовником, англичанин говорит: «Леди, покиньте, пожалуйста, мой дом»; француз: «Простите, я пришёл не вовремя»; русский: «Шлюха, пока ты здесь валяешься, в магазине селёдку дают!»
* * *
— Как тебе Джавахарлал Неру?
— Во-первых, не Неру, а Нюру, а во-вторых, с каких пор это называется джавахарлать?
* * *
На Аляске чукча зашёл в полицию и заявил, что пропала его жена. Шериф спросил:
— Каковы её приметы?
— А что такое приметы?
— Ну вот смотри, моя жена блондинка, большая грудь, высокая.
— А моя жена с кривыми ногами, маленькая, сухая. Слушай, давай лучше твою жену искать!
* * *
Любовник спрашивает у подруги:
— Ты хотела бы быть мужчиной?
— А ты?
* * *
Найдя в своей постели незнакомца, муж кричит:
— Что вы здесь делаете?
Жена говорит незнакомцу:
— Видишь, я же тебе говорила, что он дурак.
* * *
В такси садится голая женщина. Водитель везёт её и всё время оборачивается.
— Что, голой бабы не видел?
— Видел, но хочу понять, откуда ты деньги доставать будешь.
