— И в Ямболе, и в Чирпане, и в Казанлыке, — говорил по-турецки чей-то голос, — повсюду одно и то же… Стыд и срам!.. Собирать болгар в мютесарифствах и просить их о защите… — Голос умолк. Произношение было немного резким, гортанным, но турецкий был хорошим, правильным.
— У меня нет таких сведений, — послышался немного погодя голос Амурат-бея. — Я проверю, так ли это… Вероятно, это делается, чтобы защитить жен и детей мусульман…
— Жен и детей… — раздраженно отозвался первый голос. — Себя они хотят защитить, себя… — Голос умолк. Послышались тяжелые шаги по кабинету. — Нет, господин Амурат, это не управление! Чтобы держать людей в подчинении, действительно надо вселять страх… Но страх страху рознь. Нужно, чтобы это был такой страх, который проникает в душу незаметно и живет в ней постоянно, диктуя свою во по… Вам неизвестно это искусство. Если вы что-то делаете, то вызываете ужас. И этим все портите. Самих себя обрекаете на провал… Или же вызываете смех. В Стара-Загоре правитель нагрузил повозки шелком, диванами, разными ненужными предметами из мютесарифства, распорядился поджечь села, а весь скот в уезде оставил русским…
— Ваше превосходительство. — в голосе Амурат-бея слышалось едва сдерживаемое раздражение. — в уезды посланы наши офицеры, порядок будет восстановлен. Временные неурядицы возникают в любой войне…
— Эта война имеет для вас решающий характер, господин полковник. Надеюсь, вы в этом уже успели убедиться…
— Много решающих для Турции моментов имели место еще до этой войны, ваше превосходительство, — произнес прежним тоном Амурат-бей. — Константинопольская конференция, Лондонский протокол, которые вы могли бы предотвратить…
— Видите ли, господин Амурат, — произнес примирительно англичанин, — сейчас не время для этих разговоров. Необходимо действовать. Буду с вами откровенен. Не рассчитывайте на то, что мы и дальше будем вас тащить на своем горбу. Вчера наши корабли вошли в залив Бизика, чтобы защищать Дарданеллы, но они не войдут в Мраморное море, уверяю вас! Поэтому еще сейчас вы должны принять все необходимые меры. Именно вы! Прежде всего следует дать строгие указания уездным правителям в районах, которым угрожают русские. Каждый должен оставаться на своем месте до тех пор, пока в уезде имеется турецкое войско. Из прифронтовых районов необходимо вывести людей и скот, чтобы лишить неприятеля любой поддержки и продовольствия. Следует принять строжайшие меры по сохранению порядка, особенно возле железнодорожных линий. И так как мы взяли на себя определенные обязательства в этой войне и в связи с этим подвергаем себя известному риску, я, как представитель моего правительства, должен задать вам вопрос: выполните ли вы наши рекомендации или нет? Остальное — это наш частный с вами разговор… Наступило короткое молчание. Перестали раздаваться и шаги по кабинету.
— Ваши рекомендации будут выполнены, господин Блэнт, — сухо, но отчетливо произнес Амурат-бей.
Снова послышались шаги.
— Хорошо, — прозвучал довольный голос, — будем надеяться, что остальное сделает Сулейман-паша. Какие поступают от него сведения?
— Первые части прибудут в Тырново-Сеймен сегодня к полудню, — ответил Амурат-бей. — Вот план их перевозки по железной дороге. В Тырново-Сеймен достаточно и средств транспорта, и продовольствия…
Вновь наступило молчание. Вероятно, англичанин изучал план.
— Так… — снова послышался его голос. — Я уезжаю… И так как мы любим, чтобы везде была полная ясность, сообщаю вам, что еще сегодня я пошлю рапорт моему правительству относительно положения в Румелии. Что касается уточненных с вами мер, то я буду следить за их выполнением…
Они подошли с другой стороны к двери. Амурат-бей открыл ее. Грозев встал. На пороге появился высокий мужчина в сером дорожном костюме. Лицо его было покрыто легкой краской. Линии лба и подбородка выдавали силу воли и твердость характера. Редкие с сединой бакенбарды и волосы на прямой пробор довершали общее впечатление достоинства и самодовольства. По сравнению с ним Амурат-бей выглядел бледным и неуверенным.
У двери их ждал адъютант. Блэнт обернулся, протянул руку, попрощался и ровным шагом направился по коридору к выходу.
Амурат-бей только сейчас заметил Грозева.
— Вы ко мне, господин? — спросил он сухо.
— Да. Я отниму у вас совсем немного времени, — деловито ответил Грозев.
— Войдите! — Амурат-бей прошел в кабинет.
Это была угловая комната с окнами, выходящими на улицу, светлая и просторная. Над письменным столом висела карта Европейской Турции с немецкими надписями — вероятно, венское издание. В различных местах по эту сторону Дуная были нарисованы красные круги, означавшие, быть может, главные сосредоточения войск.
— Садитесь, — Амурат-бей указал Грозеву на кресло, а сам принялся собирать разбросанные по столу рулоны топографических карт. — Вероятно, вы обращаетесь ко мне в связи с какими-нибудь торговыми вопросами?
— Вы знаете, — произнес спокойно Грозев, — что как компания «Шнейдер», так и «Восточная режия» имеют в Румелии имущественные интересы. Отвечаю за них я. Создавшееся ныне положение требует, чтобы я установил личный контакт с центральным правлением «Восточной режии» в столице. Однако в связи с введенными ограничениями на поездки по железной дороге мне необходимо разрешение.
Амурат-бей слушал его молча, склонившись над разложенной на столе картой. Когда Грозев умолк, он взглянул на него и сказал:
— Разрешение будет вам немедленно выдано. Но, думаю, ваше беспокойство напрасно. Вам должно быть ясно, что успех русских носит временный характер. Турецкая армия в состоянии справиться с положением.
Выпрямившись, Амурат-бей продолжал:
— Независимо от этого, я подпишу вам разрешение, благодаря которому вы можете добраться до столицы и вступить в контакт с вашими людьми.
Амурат-бей позвонил в бронзовый колокольчик, стоявший на столе, и в дверях тут же вырос адъютант.
— Выдайте на имя этого господина разрешение на поездку по железной дороге до Константинополя, — распорядился Амурат-бей и, повернувшись к Грозеву, прибавил: — Можете выехать еще сегодня, — он взглянул на часы, — через два часа.
— Благодарю вас, — сказал Грозев и, взяв саквояж, направился к двери.
Амурат-бей сдержанно кивнул, затем снова устремил взгляд на лежащие на столе документы.
Поезд прибыл в Тырново-Сеймен после полуночи. Несмотря на поздний час, на перроне царило оживление. Перед зданием вокзала и дальше по всему темному полю горели костры солдатских биваков. Возле стен здания тоже расположились солдаты, они спали, накрывшись шинелями.
Под фонарем у входа стоял турецкий офицер. Грозев решил, что с ним можно заговорить. Приблизившись, он спросил по-французски:
— Извините, господин офицер, я журналист, где бы я здесь мог переночевать?
Офицер явно не знал французского. Подняв брови, он беспомощно огляделся вокруг и пробормотал по-турецки:
— Чего надо этому?…
Кивнув Грозеву, он вошел в здание вокзала.
Из глубины зала показался чиновник компании в короткой пелерине с фонарем в руке. Грозев повторил по-французски свой вопрос. Чиновник, черноглазый армянин, учтиво кивнув, сказал:
— Военный комендант отдаст необходимые распоряжения.
И вместе с другим вышел. Оба скрылись за углом. Грозев остался один. Над биваками поднимался светлый дым. Откуда-то доносилось конское ржание, скрип телег. В темноте громко пыхтел паровоз.
Это был турецкий лагерь Тырново-Сеймен. Отсюда Сулейман-паша собирался направить удар на север.
Грозев снова оглядел бескрайнюю равнину, и она показалась ему удивительно красивой с догорающими на ней кострами, с непонятными ночными звуками.
Из-за угла появился комендант — сонный турецкий поручик в расстегнутом мундире, без пояса. За ним шел чиновник.
Офицер не отличался особой деликатностью. Взяв у чиновника фонарь, он поднес его к лицу Грозева и, внимательно его оглядев, сказал на ломаном французском:
— Ваши документы…
Грозев вынул из кармана зеленый журналистский билет Жана Петри и протянул его офицеру.
— Читай! — офицер пихнул билет армянину и стал светить фонарем.
Чиновник прочитал вслух:
«Настоящее выдано господину Жан-Луи Клоду Петри в удостоверение того, что он является корреспондентом газеты «Курье де л'Орьан», проживает в Константинополе и Париже и имеет право передвижения по азиатской и европейской территории Оттоманской империи».
— Ясно! — Офицер взял документ и вернул его Грозеву. Потом, злобно усмехнувшись, сказал по-турецки армянину: — Ненормальный тип… Все газетчики сидят себе в Эдирне, пьют кофе и посылают депеши, а этот погнался неизвестно за чем… — Почесав в затылке, комендант добавил: — Скажи ему, что здесь есть один такой, как он. Вчера целый день сидел на вокзале, жуя сушеное мясо и сухари.
