— А тот глупец в красном чапане, что ударил старика, нехорошо поступил, — произнес Караилан. — В таком деле, как наше, нельзя оставлять после себя следы. Все должно произойти незаметно. Теперь в караван-сарае нас, конечно, заподозрили. Не знаю еще в чем, но заподозрили. Приходится вырывать колючку, впившуюся в ногу, подцепив ее жалом скорпиона!
— Каковы теперь будут ваши приказания, господин мой?
— А вот каковы: обернувшись змеями, мы вползем в пески и там настигнем свою жертву, понял?
— То есть?
— То есть, — повторил Караилан, простивший своему любимцу его недогадливость. — То есть проедем через Кумлик и Оби Кайсар прямо в Андхуд. Там мы прикинемся чабанами и уж не отстанем от наших путников. Только наши голубчики доберутся до Халача, и мы тут же в песках Калифа покончим с ними. Да, говорят, у зодчего молоденькая дочь. Так ей дадим не яд, а снотворное. Начнем сражение не кинжалами, а способом Мехтарбади Ялдаи Самарканди — ядом. И запомни раз и навсегда, отныне мы мургабские чабаны.
Так вдвоем скакали они через пески, холмы и степи еще три дня и три ночи, делая лишь короткие привалы. И вот наконец город Андхуд. В пути Караилан сообщил своему приспешнику о том, что среди этого ученого люда немало политических преступников. Больно умны стали. И есть тайный указ его величества — в самые ближайшие годы покончить с ними. Ибо это прямая угроза царской власти.
— А среди царевичей, — продолжал он, — самый мудрый, бесспорно, Ибрагим Султан. И хотя считается, что все мы состоим на службе у Мухаммада Аргуна, на самом-то деле подчиняемся мы лично его величеству и царевичу. Со всех прочих вельмож, полководцев и придворных мы не спускаем нашего бдительного ока. Л если кто осмелится вести речи или препятствовать политике государя, смотри — вот эта железная пятерня сомкнется на его горле. Близок час, когда мы очистим Хорасан от всех этих вонючих мавлян и ученых, сомневающихся в канонах шариата. Вот тогда-то дела пойдут на лад, не останется ни сторонников сарбадаров, ни хуруфитов! И сейчас, и всегда мы есть и будем опора его величества. Мы — его карающий меч.
Спутник согласно кивал.
В караван-сарае Андхуда им сообщили, что три арбы действительно были здесь, но два дня назад отправились в дорогу. Неутомимые преследователи снова вскочили на коней. Пробыв в пути еще день и ночь, они наконец увидели вдалеке, около степного колодца, коней. Арбы стояли в тени.
Подъехав к колодцу, путники спешились. Поклонившись зодчему, сидевшему за немудреной трапезой, они представились чабанами из Карки и объяснили, что ездили в Андхуд за припасами и вот теперь возвращаются восвояси. Зодчий ласково пригласил их к трапезе, усадив рядом с собой. Однако и Бадия и Заврак сразу насторожились. Если эти чабаны держат путь в Карки, то как же они попали сюда? Ведь обычно люди предпочитают большую дорогу, где тоже есть колодцы, а эта стоянка, о которой знал лишь арбакеш Харунбек, находится далеко в степи.
Чабаны вытащили из хурджунов черствые лепешки, сушеный сыр и разложили на скатерти. Разговор как-то не клеился. Караилан огляделся и, заметив Масуму-бека, возившуюся у котла, сказал:
— В помощь старой женщине хорошо бы иметь невестку или дочь. Вашей почтенной супруге, верно, тяжеловато приходится.
— Верно, братец, дорога совсем вымотала нас, — сказал зодчий. — Старушка моя готовит шурпу, мясо уже сварилось.
Караилан не видел Бадию, она стояла позади него и, кроме того, была в одежде юноши. Таков был его первый промах, хотя Караилан славился своей наблюдательностью и зоркостью.
— Сынок, — обратился он к Бадие, — в горле у нас совсем пересохло, не принесешь ли паи немного воды?
Бадия схватила маленький медный кувшин и подошла к котлу. Спокойно и осторожно она вытащила из кармана снотворное, насыпала в кувшин, налила сверху колодезной воды и подала чабану. Караилан пил с жадностью и протянул кувшин своему спутнику, который допил воду до конца. И через несколько минут сон сморил их, сидящих. Бадия и Зульфикар тут же обыскали чабанов: извлекли кинжалы, яд в маленьких пузыречках, личное снаряжение, в хурджунах же обнаружили луки и стрелы, накладные усы и бороды, разные одежды.
— Отец, — шепнула Бадия, — это не чабаны.
Зульфикар и Заврак подтвердили ее слова.
Арбакеш Харунбек и Гаввас Мухаммад от удивления не могли выдавить из себя ни слова. Харунбека встревожили слова мнимого чабана о том, что «хорошо бы иметь молодую невестку или дочь», более того, вызвали у него подозрение.
— Эти люди гонятся за нами, — сказала Бадия.
— Если так, то их мог послать один только Абдулазиз Аксихати, — заметил Заврак. — Иначе откуда бы им знать, что мы здесь!
— Не надо так говорить, — прервал зодчий. — Абдулазиз — честный человек. Эти люди посланы не им.
— Что же делать? — Бадия вопросительно взглянула на отца.
— Долго ли продлится действие снотворного? — в свою очередь спросил отец.
— Проспят до утра, — ответила Бадия, — снотворного я не пожалела.
— Тогда нужно скорее уезжать отсюда, — проговорил зодчий, — К тому времени, когда они проснутся, мы будем уже в Карки! К тому же нас семеро, а их только двое. Ничего они не смогут нам сделать!
Масума-бека быстро перелила шурпу из котла в большой медный кувшин и, поставив его на арбу, взобралась сама. Спешно погасили огни, запрягли лошадей. Страх невольно прокрадывался в душу.
А вдруг у этих людей есть соратники и они следуют за ними? По совету Харунбека отъезжающие прихватили иноходцев двух неизвестных чабанов, а хурджуны, кинжалы и прочее снаряжение погрузили к себе на арбу.
Арбы уже должны были вот-вот тронуться, но Бадия и Зульфикар, стоявшие над заснувшими лжечабанами, тревожно переглядывались. Все уже погрузились на арбы.
— Ну, что будем делать? — Бадия снова вопросительно взглянула на Зульфикара и на арбакеша.
— Они нас преследуют — это ясно, — сказал Харун-бек. — Вовсе это не чабаны.
Харунбек подошел поближе к спавшему человеку: бледное лицо, бородка клинышком. Мгновение стоял он, разглядывая его.
— Уж больно он похож на палача Караилана, — раздумчиво проговорил он. — Но тот — верный исполнитель воли царевича. Зачем ему преследовать беззащитных людей? Удивительное дело. Ему поручают лишь крупные дела, это охотник за ценной дичью. Если этот мерзавец действительно Караилан, то именно он повинен в смерти Низамеддина. Садитесь-ка на арбу, Бадия-бека! А господину Завраку Нишапури скажите, чтобы он взял лопату с крайней арбы и пришел сюда!
— Откуда вы знаете, что я Бадия? — гневно спросила девушка Харунбека.
Харунбек промолчал.
— Ну, говорите же!
— Побеседуем об этом лучше в пути, — сказал Харунбек. — Сейчас не время, да не место! Ждать мы не можем. А вас я знаю давно.
— Сон это или явь? — воскликнула Бадия. — Что происходит? Зульфикар-ага, я ровно ничего не понимаю.
— Во всяком случае, я не враг вам, — медленно проговорил арбакеш. — И не хватайтесь то и дело за кинжал!
— Отец мой жалеет и скорпионов и змей — это его беда, — сказала Бадия и отошла к арбе. Она села рядом с отцом.
Взяв в руки дамасскую саблю Низамеддина, Харунбек дважды воткнул ее в грудь Караилана. То же он сделал и с его спутником. Действовал он с каким-то странным спокойствием. Зульфикар и Заврак помогли ему забросать трупы песком.
— Если это действительно Караилан, то он уже давно гоняется за мною, — объяснил Харунбек своим спутникам. — Лишь бы на самом деле это был Караилан, а не какой-нибудь глупец разбойник. Я рад, что голова змеи, ползущей за господином зодчим, размозжена моими руками…
— Ведь вы же сами не визирь, не зодчий, почему же он преследует вас, да еще давно, по вашим словам? — спросил Зульфикар.
— Расскажу потом, — неохотно отозвался арбакеш.
Они бегом догнали арбы и уселись на свои места.
Бадия внимательно рассматривала арбакеша. Оказывается, он знает, что вовсе она не юноша, и к тому же без страха, собственной рукой расправился со злодеями. Ей чудилось, будто она видит перед собой не простого человека, а богатыря, подобного неутомимым в битве и отважным Джалаллиддину Мангуберди и Тимуру Малику, которые громили врага, брали приступом крепости. Она догадывалась, что на душе у этого человека есть какая-то тайна и он ревниво хранит ее. Сидя рядом с отцом, Бадия время от времени исподтишка поглядывала на Харунбека.
И снова перед путниками простирались степи да пустыни. То, что произошло у степного колодца, камнем лежало у каждого на сердце. Все молча сидели в раздумье.
— Не из Майманы ли вы? — спросил зодчий у Харунбека.
— Да, устад, из Майманы.
— А в караван-сарае вы сказали, что из Бало Мургаба.
— Отчасти и из Бало Мургаба… Там у меня братья, родственники. Жил я и в Бухаре, и в Шахрисябзе, и в Самарканде, и в Балхе, и в Калласаркоре, Оби Кайсаре, Давлатабаде. При случае и называю эти места.
